Драконодав

– Ладно, твоя милость, – засобирался мастер, – пойду, за косорукими этими глаз да глаз нужен, иначе металл загубят или ещё какую напасть учинят, неделю назад, чуть кузницу не спалили, а начнись тут пожар, взлетели бы на воздух, прямиком к ангелам.

– Опять поминаешь имя Господа всуе, – нахмурился подошедший Гонсало.

– Ухожу-ухожу, – исчез мастер.

– Наёмников собралось много, больше половины воевало на море, – доложился Гонсало, – есть добрые моряки, многие вынуждены были спасаться бегством из портов, их захватили англичане. Думаю можно набрать экипажа четыре для больших каракк, в принципе, даже без Барбароссы сможем побузить в Ла-Манше, там много кораблей не требуется. Обещали дюжину годных кораблей – хорошо, если полдюжины окажется, не сильно гнилых и имеющих команды.

– Тебе лучше знать, – нахмурился я, – в морском деле ничего не соображаю.

– Корабль как замок, – сказал Гонсало, – как построили, как отремонтировали, кто занимает, так корабль и воюет. Если капитан негодный и команда под стать, так любой корабль разваливается, воевать невозможно. Здесь ещё плавание недалёкое, а вот месяцами идти, сухари с червями глотать, да солонину, а попади в штиль – вообще через неделю с ума сойти. Вода протухнет и всё.

– А море действительно солёное? – спросил я, – такую воду нельзя пить?

– Скорее горькое, – ответил Гонсало, – пить-то можно, но недолго – помрёшь и всё, дождь надо собирать или рыбу выжимать и пить воду из неё.

Новый поход вышел тихим – никто даже поглядеть не пришёл. Даже жена, не пришла, Марселон заболел и даже Лорентин отливавший огромный колокол, не мог отойти. Поэтому отряды встали пораньше и медленно потопали по утренней росе, позавтракав кашей с грибами, да пивом. Обычно рыцарские отряды питаются сами, на жалование, потому многие совершенно негодны в походе или бою. Я ввёл правило обеспечивать армию одинаковым питанием, были в отряде кошевары, чтобы все ели одинаково, а не травились всякой дрянью случайно украденной или сваренной неумелой рукой. Приворовывали все, кошевары тоже, но повешенный на оглобле, ворюга и негодный повар быстро свели покражу солдатской еды до разумного минимума. Я сам питался из солдатского котла, поэтому точно знал задалась ли сегодня похлёбка или хорошо ли пожарили мясо. В отряде были охотники, они били дичь, чтобы разнообразить каши и придержать солонину, её нажрёмся Гонсало сказал в море до тошноты. Конечно, богатые наёмники и рыцари пили вино подороже солдатского, могли накрыть отдельно стол, однако питание отрядов было налажено хорошо, поэтому все ели примерно одинаково и хорошо.

Нужно было поспешать, флот давно простаивает, летнее время уходит, конечно, в Ла-Манше по словам Гонсало можно воевать и зимой, но весьма опасно из-за штормов и погода совершенно дрянная. Мы были с его светлостью на севере в порте Кале, где все странно коверкали слова, совершенно было непонятно порой, что говорят жители. Так скажу погодка там в отличие от Саржа премерзкая, в рубашке зимой выйти не получится, ветер и холодно, а англичане сказывают вовсе привыкли к ещё более жуткой погоде. В Кале мы познакомились с ганзейскими моряками, некоторые были из далёких восточных городов Новгорода и Пскова, если я правильно запомнил чудные названия, так моряки оттуда хвалили погоду севера королевства. Рассказывали, что зимы у них стоят снежные и морозы трескучие, реки замерзают и возы гружёные едут прямиком по льду, прямо как холодными зимами в Нидердландах. А дальше на северо-восток вовсе океан замёрзший стоит, едва оттаивая летом, корабли там делают с круглым дном, чтобы если льды затрут можно было корабль сберечь. Правда как льдины затирают корабли я не понял, зато понял, отчего меха самые дорогие оттуда – соболь и куница должны иметь такую шубейку не для красоты, а чтобы выжить. Много диковинного тогда я слыхал от моряков и про морских чертей и морских змеев, угощали нас пивом из мёда, вяленной и солёной рыбой, которая ужасно воняла, зато была самым вкусным лакомством с элем. Как они придумали вяленую рыбу с элем есть? Сильные и умные люди эти новогородцы или как их там, пили вусмерть, дрались отчаянно, девок любили, что те ходили потом с трудом, но довольные.

Чем южнее шли, тем жарче становилось, лафеты пушек местами рассохлись и ломались, приходилось ремонтировать вечерами, забросив стволы на повозки, чтобы не задерживаться. В походе вообще многое становится на места: башмаки всем пошили на германский лад, оказались весьма удобными и недорогими. Скажите в походе что главное? Порох? Лошади? Питание? Ноги солдата. Любой полководец, не вылезавший из седла может загубить армию плохой обувкой. Конечно, армии победнее вообще босыми воюют, однако справная обувка всегда кстати. Мы шли без лошадей практически, чтобы погрузиться на речке Рон на корабли и сплавиться через половину страны до Пор-Сен-Луи-дю-Рон, где стоит флот Барбароссы. Так получалось намного быстрее, хотя первую неделю мы шли пешком и весьма медленно. С другой стороны на лошадях здесь делать было нечего, мы шли короткой, однако весьма каменистой дорогой, иногда срезая вовсе через равнины. Волы неспешно и мощно тянули возы и пушки, а солдаты бодро шагали вперёд. К окончанию недели показался городишко Сен-Вюльба, где должны были ожидать корабли. Городишко был маленький, бедный и грязный, корабли были просто развалинами, команды пьяными и разошедшимися по гулящим девкам. Капитаны стали было возмущаться, едва я выказал недовольство, но Гонсало вытащил пистолет и наставил в лоб самому крикливому. Волнения сразу улеглись, благо крикуны признали весьма редкое и дорогое оружие и помирать даже от такой чудесной вещицы не хотели. С капитанами солдаты вытаскивали моряков из единственного в городишке борделя и пары кабаков, да ходили по домам. Вусмерть пьяную матросню складывали на палубах барж, дав несколько раз по зубам сопротивляющимся. Баржи взяли под караул, расположившись неподалёку лагерем. Конечно, места просыхающих бедолаг заняли солдаты, отчего бордель стал немного качаться, а кабатчики не могли нарадоваться новым прибылям, однако Гонсало давно отучил всех пить до звериного образа, в отрядах давно не осталось пьяниц, не способных поутру держать пику или хватающихся в кабаке за нож с пьяных глаз. Мы, конечно, тоже выпили доброго вина, сидя у костра и глядя на прекрасные звёзды, высыпавшие над баржами с храпящими пьяницами, иногда встающих с закрытыми глазами, чтобы отлить с борта или пускающих струю себе в штаны.

– Надеюсь, флот Барбароссы в лучшем состоянии, всё же сарацины, – покачал я головой, – слыхал про матросов, что пьют неумеренно и дебоширят на берегу, но чтобы так!

– Особо не надейся, – усмехнулся Гонсало, отпивая из кубка изрядно, – Барбаросса наполовину грек, наполовину турок, оба народца винцом побаловаться не дураки, сарацины тоже разные бывают и пьют много и свинину едят, думаю, флот его весьма пёстрый и воняет на его каракках похлеще пивной бочки в дрянном кабаке. Надо как испанцы: да, мы много пьём, не соблюдаем дисциплину, но когда наступает время драться, мы стоим насмерть, как швейцарцы, а может лучше. Французы такие же, как испанцы, вы много пьёте и дерётесь отчаянно, не такие механические и исполнительные как немцы. А сарацины всегда в каком-то движении, расслабленные, думают о гуриях девственных, райских кущах и прочих мальчиках в зелёных одеждах. Поэтому в плен к сарацинам сдаваться не вздумай – яйца отрежут и будут насиловать, а потом запросят дорогой выкуп.

– Содомиты, – буркнул я, – у нас тоже знать не брезгует мужскими жопами, да крестьяне не отстают, поэтому напиваться вусмерть отучился с детства, видал как-то, что приключилось с напившимся до упада оруженосцем в лагере его светлости.

– Надо грузиться на имперские корабли, не к Барбароссе, – сказал Гонсало, отрезая ножом мясо и накалывая его остриём, чтобы отправить в рот, – вооружить корабли максимально, пока идём на баржах поучить ребят стрелять при качке и порох не подмачивать. Если сарацины предадут, а такое вполне возможно, будем отстреливаться, артиллерия у них будет, но меньше и хуже нашей, уведём три-четыре корабля и будем действовать самостоятельно.

– Да, у нас справных моряков как раз на четыре корабля и набирается, – кивнул я, – сарацины могут быть верными союзниками до времени, а затем предать на ровном месте. Главное на испанцев не напороться, они Барбароссу постараются разнести в перья.

– Барбаросса испанцев и венецианцев бил много раз, – вздохнул Гонсало, – может быть сумеем договориться, главное чтобы этот пират не стал промышлять своим основным занятием. По дороге много богатых городов, много кораблей, не думаю, что сарацины удержатся от грабежа.

– Нам только войны с Испанией не хватало, – кивнул я, – ваши пошлют флот, придётся отстреливаться.

– Может и проскочим, – отпил Гонсало, – Барбаросса говорят умный и дальновидный флотоводец, однако кто его знает, я сам иногда имея под рукой хороший отряд, борюсь с искушением ограбить богатый городишко. Часто сложно отговорить солдат от мародёрства, трудно вешать старых ветеранов, привыкших грабить, воюют-то ради добычи.

– Да, идейного солдата найти сложно, – улыбнулся я, – читал тут Цезаря, даже в римской армии получали жалование, легионер был просто наёмником.

– Да, люблю почитать про Рим, – кивнул Гонсало, – такие свершения, такие войны! Читал у них легионеров в лучшие времена было тысяч сто пятьдесят, попробуй сейчас такую армию собрать и прокормить! И Иерусалим захватили и север Африки и Галлию и Англию, весь мир! А какой флот у римлян был, куда теперешнему, мы еле Ла-Манш переплываем, а у них постоянно суда ходили, а рейнская флотилия! И что, в Тевтобургском лесу разбили германцы три легиона, Германик вернулся, как им вдарил, да Лимес построили, намного длиннее Вала Адриана. Я был на остатках башен и валов, был в Риме, тысяча лет прошла, Колизей разбирают на постройки уже тысячу лет, там красильня внутри, а Колизей нерушимо стоит. Я удивляюсь с римских правителей и граждан, как они строили эти могучие акведуки и города: Кёльн, Париж, Лондон, это же всё старинные римские военные лагеря.

– Да, Римом можно восхищаться бесконечно, – кивнул я, – они строили крепости, воевали в дальних странах, писали книги настолько великие, что мы теперь снова осваиваем знания, коим тысяча лет, а то больше. У меня в голове не укладывается, как можно было такими умными быть и умелыми.

– Может просто мы дикие и необразованные, – хохотнул Гонсало, – представляешь, что можно было сотворить, имея десяток легионов, с алебардами, пушками и мушкетами?

– Думаю, этому десятку легионов покорился бы весь мир, – кивнул я, – будем же, как древние римляне несгибаемыми и умелыми, чтобы побеждать и строить свою маленькую империю.

– В том-то беда, все строят маленькую империю, – сказал Гонсало решительно допив кубок и бросив его слуге, махнув рукой, что пить больше не станет, – представь себе империю от Лиссабона до Китая, что могла бы такая страна!

– Была такая, при монголах, – сказал я, блеснув знаниями, – но распалась, как Чингисхаан помер.

– Не знал, а монголы они какие? – спросил Гонсало.

– А пёс их разберёт, хроника была путанная, вроде лет двести назад монгольские конники воевали с рыцарями почти в Германии, битва при Легнице вроде, захватив до этого Китай и все страны до Германии, – сказал я, почесав в затылке и припоминая прочитанную книгу, – французским тамплиерам сильно досталось в сражении и тевтонцам, сам король Генрих был убит.

– И почему монголы не пошли дальше? – поинтересовался Гонсало, писая в речку.

– А пёс их знает, вроде приказ отступить получили, вроде хан помер и гражданская война за трон приключилась, – развёл я руками, присоединяясь с опорожнению перед сном, – церковники скажут чудо, но думаю, монголам просто бедность земель по вкусу не пришлась, они в Палестине с крестоносцами воевали, всяко Багдад и Индия с Китаем богаче.

– Да, слыхал там сказочные богатства, – кивнул Гонсало, – самые лучшие драгоценные камни из Индии привозят, а шёлк из Китая.

Наутро, пинками подняли матросню и заставили работать, капитаны помогали, глядя как Гонсало поглаживает рукой пистолет. Надо сказать, видок у матросиков был зверский, нечесаные космы дополняли всклоченные бороды, налитые кровью глаза и соседствовали с чудовищным перегаром. Однако, испив немного эля, они смогли, наконец, сфокусировать взгляд, уяснить, где находятся и трясущимися руками взяться за канаты и шесты. Баржи, наконец, отвалили от пристани, мы выловили замешкавшегося и упавшего в воду бедолагу, неудачно выбирающего канат и флотилия устремилась вниз по течению. Мимо проплывали городки и деревеньки, течение было весьма быстрым, даже ветерок подгонял. Качало, поэтому проплывая мимо каменных скал, я дал распоряжение переставить несколько пушек на морские лафеты и потренироваться в стрельбе. Дело оказалось нелёгким, но у Гонсало было несколько опытных морских канонира и дело пошло лучше. Становилось с каждым днём жарче, а затем показался городишко со светлыми невысокими домами и черепичными крышами, совсем как в Италии. Мы высадились у пристани, куда прибежал испуганный нашим появлением мэр, сопровождаемый десятком несмелых парней со ржавыми копьями и тесаками.

– Какое счастье, мы думали вражеский десант! – пролепетал мэр, потрясая клочковатой бородой, – город совершенно беззащитен.

– А флот Барбароссы? – удивился я.

– Этих пиратов удалось насилу выпроводить из города! – испуганно оглянулся мэр, – они бесчинствовали, приставали к жителям, едва не поубивали всех.

– Понятное дело, бузят пираты, – кивнул я, – а где теперь они стоят?

– На песчаных пляжах, здесь всё равно такому числу кораблей причаливать некуда, – махнул на юго-запад мэр, – мы отправляем им провизию и воду, чтобы здесь не шныряли, когда они только отчалят, совсем житья нет.

– Как сможем, так отчалим, – пообещал я, – нас прислали возглавить эскадру.

– О Пресвятой Брендан Мореплаватель, воистину отличные новости! – продолжал драматично заламывать руки мэр, ребята его тоже повеселели, засунув тесаки в простенькие ножны, – я дам провожатого, Вульфран, покажешь дорогу.

– Нам потребуются волы, чтобы отвезти пушки, – сказал Гонсало, – а потом нужно будет закупить провизию и запастись хорошей водой.

– Гуго, организуй волов, если Донациан будет артачиться, скажи: перестану закупать у него телятину, – засуетился мэр, – имеется добрая солонина, чистые, без червей сухари, вяленая рыба, сидр и вино, а воду можно набрать в ключах за городом, из реки вода быстро протухает.

Видимо мэр, недовольный вооружёнными людьми в городе хотел нас побыстрее спровадить, понять старикана можно: наёмники могут оказаться похлеще других пиратов. Мы, оставив половину отряда с пушками, отправились искать нашу флотилию. Было жарко, мы шли по песчаному пляжу, поросшему травой местами, попадались рыбацкие лодки. Миновав небольшую рощицу, мы увидали вдалеке мачты каракк и галер, число было не впечатляющим, около двух дюжин. Подойдя ближе, мы увидали четыре довольно больших трёхмачтовых каракки, десяток помельче, остальные просто галеры, весьма небольшие. На пляже были несколько шлюпок, мы добрались до стоящих на якоре кораблей и поднялись на борт. Охраны не имелось, флотилия будто вымерла, мы едва смогли криками разбудить сонного малого, тот поведал, что команда или спит, или загорает на пляже, многие ушли с рыбаками. Гонсало и его ребята стали осматривать корабли: большие каракки оказались старыми, но в хорошем состоянии, малые совершенно гнилыми и негодными, загаженными и воняющими. Галеры тоже были не в лучшем состоянии, впрочем, чего ждать от пиратов. Однако, выходило, что имперские корабли можно вполне использовать, даже такого небольшого числа хватит, чтобы устроить хорошую встряску англичанам в Ла-Манше.

Команды по-прежнему отсутствовали, нашлась всего дюжина сонных или пьяных матросов, ничего толком сказать не имеющих. Имперский командующий уехал в бордель неделю как и не возвращался, капитаны тоже появлялись редко, оставаясь в городе. Гонсало разогнал своих приводить корабли в порядок и отправил гонца, чтобы везли пушки. На каракках нашлись только фальконеты, что-то вроде больших мушкетов, немного правда, да орудий бронзовых имелось дюжины четыре на всю флотилию. Требовалось быстрее вооружить каракки, чтобы обезопаситься – любой крупный флот пустит на дно наши кораблики. Судя по искусной ругани ребят Гонсало, выбрасывающих за борт всякую гнилую и воняющую дрянь, дела шли не очень. На малых каракках обнаружили переломанные реи, грот-мачта была с крупной трещиной, имелись течи в трюмах, в общем, работы корабельному плотнику хватало. Требовалось заменить некоторые порванные паруса, канаты и имперские корабли будут готовы к походу. Начали подтягиваться кое-кто из команд, однако толку было немного, никто ничего не знал. Их отправляли на малые имперские каракки, пираты сами разберутся на своих кораблях. Вскоре прикатили пушки, их аккуратно на шлюпках доставили на борт и расставили на привезённых с собой морских лафетах с маленькими колёсиками. Подняли стяг с драконом, флот стал обретать нормальный вид.

К вечеру мы загрузились солониной и вяленой рыбой, всякими крупами, горохом и чечевицей, овощами и фруктами с хлебом на первое время, набрали очень вкусной воды в чистые бочки, загрузили местное весьма плохенькое вино и средней руки сидр. Город портовый, здесь парусина и канаты не переводились, имперская часть флота быстро ремонтировалась, к утру должны были привести суда в божеский вид. От дозорных пришло известие, что Барбаросса появился в городе с несколькими пиратскими капитанами и направляется к нам, узнав о прибытии адмирала. Вскоре его самого и капитанов стало видно, они прискакали на берег и направились на свои корабли. С появлением Барбароссы стали на берег стекаться группки матросов, вернулись рыбаки, с их лодок с корзинами рыбы тоже подтягивались матросики. Флот зашевелился и загудел, обсуждая новости, уже смеркалось, как прискакали двое капитанов, прослышавших, что мы прибыли. Они были пьяны, доложившись, что остальные капитаны пьяные вусмерть и будут только завтра. Думать, что делать с командой решили завтра, а пока, раз представился случай, мы отужинали на берегу великолепным рыбным супом и полакомились отличной свежей жареной рыбой, запивая это остатками нашего доброго вина.

– Моё почтение адмиралу! – пророкотал Барбаросса, подходя к костру, он был в чалме, при сабле, в богатых шёлковых одеждах, – надеюсь дорога была приятной?

– Ас-саляму алейкум ва-рахмату-Ллах Хызыр Хайреддин-паша, – решил я польстить пирату, используя весьма почтительное приветствие, – дорога была хорошей, готовы воевать?

– Мои люди что львы, их сердце готово сражаться вечно, – с восточной цветастостью выпалил Барбаросса, наливая себе вина.

– Нам бы этих львов увидеть на кораблях завтра, – сказал я, – мы отходим с утренним отливом.

– Да, Годфрид, слыхал про вас многое, все говорят быстроты не занимать, – усмехнулся в рыжую бороду пират, – большинство уже на кораблях, кто останется, значит останется.

– Корабли в порядке, достаточны ли припасы? – спросил я.

– Мы забиты припасами по самую палубу, – сказал пират, – достаточно пороху и ядер, говорят у вас много орудий, поделитесь?

– Мы привезли совсем немного, могу отдать пушки с двух имперских кораблей, они видимо не смогут выйти в море, совсем гнилые, – сказал я, не желая вооружать пирата и терять драгоценные пушки, а на маленьких каракках их было всего четыре и небольших совсем, – распоряжусь, чтобы их вам передали, надеюсь, завтра будет попутный ветер, штиль третий день говорят.

– Адмирал, ветер будет попутным, дойдём за неделю, – заверил пират, вытащив из-за пояса увесистый фиал и открыв пробку, – видите?

Из горлышка вылетело светящееся облако и превратилось в обнажённого немолодого мужчину с синеватой кожей, ниже пояса тот переходил в светящийся белый дым и уходил этим дымом в горлышко фиала. Гонсало перекрестился, моя рука потянулась к мечу, а пришелец сложил руки на груди и весьма презрительно уставился. Барбаросса внимательно наблюдал за нами, но явно разочаровался, видимо ожидал другой реакции, с другой стороны мы джиннов у сарацинов видали, эка диковина. Редки они, навроде драконов, больше вредные, чем полезные и весьма опасные существа. Его светлость хотел купить такого, исполняющего амурные желания, но заломили цену неимоверную.

– Джинн управляет погодой? – спросил я, окончательно разочаровав спокойным тоном пирата.

– Ветром, – объяснил Барбаросса, – для моряка весьма удобная способность.

– Дорого заплатили? – поинтересовался Гонсало.

– В добыче нашёл у иоаннитских пиратов, ещё рыцарями себя называют, – фыркнул Барбаросса, – грабят мусульманские корабли постоянно, еле тогда отбились.

– Да, у нас на флоте тоже много служит госпитальеров, – кивнул я, – отчаянные вояки.

– Позволю себе откланяться, надо готовить корабли к завтрашнему выходу, – поднялся Барбаросса и ушёл в темноту.

– Да, хлопот с этим неуправляемым пиратом будет, – вздохнул Гонсало, – надо ухо держать востро, чтобы не захватил имперские каракки.

– А что ему мешало это сделать раньше? – спросил я.

– Теперь это справные, отремонтированные корабли с пушками, забитые припасами и порохом, – махнул рукой Гонсало, – пираты мастера ночью перерезать команду.

– Я не против, дозорных поставить, пусть караулят всю ночь, – кивнул я.

– Тут это называется вахтенный, – усмехнулся Гонсало, – нос корабля – бак, корма – ют, входишь на палубу, отдай честь квартердеку и стоящему там капитану, хотя ты адмирал, честь будут тебе отдавать.

– Сдалась мне их честь, – хмыкнул я, – чай не девицы.

– Спереди бревно торчит, бушприт называется, мачта такая скошенная, там сетка, оттуда слабятся, – рассказывал бывалый Гонсало, – хотя тебе каюта положена, можешь в ночную вазу ходить, но при качке можешь и весьма живописно адмиральскую каюту расписать в коричневых тонах, да вазой же по голове получить, всё имущество надо убирать в сундук, он здесь рундук называется или закреплять. Любая незакреплённая штуковина, особенно пушка, может запросто покалечить или вовсе убить, а то корабль потопить.

– Шторм страшный? – спросил я.

– В море вообще страшно, в океане до одури страшно, – кивнул Гонсало, – кто в море не бывал, настоящего страха не знает. Волны через борт хлещут, ветер такой, что мачты ломает, даже парусов не нужно, мачт хватает, чтобы нестись с бешенной скоростью. Если корабль не подготовить, то паруса сорвёт, пушки в море сбросит, экипаж перекалечится, не забить люки – вода попадёт в трюм, нужно откачивать, холодно, может разбить об скалы или перевернуть. Но, главное как в любом деле работать слаженно, знать, что делать и уповать на стоящего рядом, поэтому моряки такие дружные – команды годами ходят вместе.

– А почему говорят ходят? – поинтересовался я.

– Сами моряки не знают, но говорят, что плавает человек в воде, а судно ходит, скользит по воде, – пожал Гонсало плечами, – слова-запреты, как не говорят «последний», а только «крайний», чтобы злые силы не утопили, потому как ежели ты ушёл в море, а не уплыл, так и потопнуть некому, ты же идёшь.

– Да, моряки ребята весёлые, погляжу, – усмехнулся я, – встану завтра с капитаном, буду его мучить вопросами, нужно учиться морскому делу, а то всякое может приключиться и как командовать тем, что не понимаешь.

– Понимать там немного требуется: ветер нужно ловить, да быстро ставить паруса, – сказал Гонсало, – на крупном вроде нашего корабле мачты всего три: первая фок-мачта, самая большая грот-мачта и сзади бизань-мачта. У нас одна четырёхмачтовая каракка, поэтому у неё есть малый грот или бонавентура её называют. Когда ветер слабый, ставят все паруса, если сильный, можно убрать почти все, если очень сильный, паруса берут рифы, там к парусу пришиты полоски, ими можно уменьшить парус. Сложнее искать путь, нужно звёзды разбирать, уметь находить стороны света, время отмерять, в картах разбираться, помнить течения, очертания берегов, этим штурман и капитан обычно занимаются, без них кораблю совсем никак. Боцман ещё, он матросню гоняет, те обычно могут одно-два дела всего делать, на мачту заскочить, да определённый парус убрать или поставить. Самое простое идти вдоль берега и ночью останавливаться, на берег сходить, намного сложнее открытым морем идти и выходить на порт, берегов не наблюдая. Здесь проще, будем идти по знакомому морю, вдоль берегов, в Ла-Манше вообще узко, его Каналом называют поэтому, хотя бывало и там людишек неделями носило.

– Разберёмся, – вздохнул я, – главное чтобы не укачивало.

– Тут как повезёт, – сказал Гонсало, – бывалые флотоводцы животом страдают, но терпят, главное не зацикливаться на качке, да есть, как следует, на голодное брюхо качка сильнее действует. У нас корабли большие, качка будет чувствоваться меньше.

– Ладно, давай по последней и спать, – налил я вина, – сухопутным крысам завтра предстоит стать водоплавающими.