Поэты

– Почему? – Андрей резко останавливается.

– Таково решение редакции, – Артур тоже останавливается.

– Какой еще, на хрен, редакции?! – восклицает Андрей. – Редакция, это ты. Тебе, значит, и вопрос, почему?

– Ладно, это мое решение. Я его принял.

– Но еще месяц назад, ты говорил, что опубликуешь мой цикл.

– А потом я передумал. Бывает.

– Но мы договорились, что все железно. Я обещал никому не отдавать эти стихи. А у меня их просили… между прочим… Но я обещал отдать их только тебе, а ты обещал опубликовать… Был договор?!

– Но договор был устный. Письменного договора мы не подписывали.

– Ах, ты, мизерабль! – Андрей угрожающе приближается к Артуру.

– Но-но, полегче!.. – Артур отшагивает назад.

Молодые люди снова двигаются вперед по улице, полной шумящей листвы и солнечного света, разговаривая все эмоциональней и эмоциональней. Свернув за угол, они сталкиваются с подвыпившим мужичком в истрепанном пиджаке. Пьяница едва не падает, но, оправившись, увязывается вслед за молодыми людьми.

– Хотя редакция и не обязана объяснять авторам причины отказа… – говорит Артур. – Но мы не первый год с тобой знакомы, поэтому объясняю: твои стихи недостаточно актуальны.

– Чиво?! – Андрей прикладывает ладонь к уху, карикатурно изображая глухого дедка.

– В твоих новых стихах нет ничего прогрессивного. – Артур отвечает, нарочито повышая голос, как будто и вправду разговаривает с глухим.

– Чиво-чиво в них нет?! – тон Андрея становится откровенно издевательским.

– И кроме того, они не в формате нашего… моего издания… – Артур чувствует себя не в своей тарелке, ему хочется побыстрее закончить неприятный разговор.

– Ах, они «не в формате»! А месяц назад они были, значит, «в формате»? Месяц назад они были актуальными и прогрессивными, а теперь, значит, протухли как сардельки?!

– Месяц назад я недостаточно хорошо в твои новые стихотворения вник. Ошибся! Бывает. Редактор тоже может ошибиться…

– Хорошо, однако, что ты редактор, а не сапер! Значит, я «не актуальный» и «не прогрессивный»? А раньше? Раньше со мной все было в порядке?

– Раньше ты версифицировал гораздо интересней, – кивнул Артур. – Мы же… я же печатал тебя в нашем… в своем сборнике. Всегда, с самых первых твоих шагов в литературе.

– Ты это чего со мной, как мэтр, разговариваешь? «С первых шагов в литературе…» – передразнивает Артура Андрей. Да, меня уже вовсю печатали, когда ты еще только букварь осваивал!

– Гм-м… Мы вообще-то ровесники.

– Стихи мои, оказывается, «не в формате»… – Андрей заводится еще сильнее. – Когда ты издавал свой журнал за три гроша, на паршивой бумаге, не выплачивая авторам гонорары, тогда мои стихи были «в формате»?! А как только ты выбил грант у америкосов, как только появились серьезные деньги – на финскую бумагу, на типографию, на жирные гонорары, то сразу вдруг стал «не в формате», да?!

Артур резко останавливается. Андрей по инерции пролетает чуть вперед.

– Я не хочу продолжать этот разговор, – говорит Артур. – С тобой сейчас совершенно невозможно общаться. Ты слишком взвинчен. Я тебя понимаю. Успокоишься, дай знать… И, несмотря на твое хамство, я, как редактор и издатель, всегда готов рассматривать все твои новые тексты. И публиковать их… если они мне подойдут.

Андрей разворачивается и, не спеша, вразвалочку, возвращается к собеседнику, цедя сквозь зубы:

– Новые тексты?! Рассматривать?! Задницу ты у бегемота рассматривай, а не мои тексты! Ты у меня больше строчки не выпросишь, редактор хренов… Редактор он!!! Шишка ты в ямке, а не редактор. Русский язык сначала подучи, рыдактор. У тебя у самого – по пять ошибок на строфу…

– Считай, договорились. И не очень-то нужны мне твои строчки… тоже мне, великое сокровище – строчки твои.

– Ах, ты…

Андрей уже готов вцепиться в Артура, но пьяница, запыхавшийся от непривычной нагрузки, подходит к ним.

Это их коллега, поэт Василий Васильевич Глубокий, известный так же под прозвищем Вас-Вас. Ему пятьдесят лет, но выглядит он лет на пятнадцать старше.

Вас-Вас страдает с жуткого похмелья, но, тем не менее, хорошо «держит марку». У него опухшая физиономия хронического алкоголика, у него на голове серая шляпа в маслянистых пятнах, он очень бедно одет, но от него исходит позитивная энергия, он радостен, беззаботен, нервно подвижен. Он широко улыбается – передних зубов у него не хватает. За плечами у него старый армейский вещмешок.

– Юные мои гении, совсем помираю, выручайте! Чем можете…

– Не многовато ли гениев для одного перекрестка?! – язвит Артур.

Артур и Андрей с досадой смотрят на Вас-Васа, отворачиваются, доставая кошельки, чтобы Вас-Вас не увидел, сколько у них на самом деле денег. Роются в кошельках и, наскребя по чуть-чуть, одновременно подают Вас-Васу в протянутую ладонь.

– Н-на!

– Санька Верку матч! – Вас-Вас на глазок определяет сумму и разочарованно вздыхает. Он поправляет рюкзак:

– Юные мои коллеги, послушайте-ка мои новые вирши, что сочинил я прошлой ночью: «Же не манж па сис жур! Пропил я тещин абажур». – Вас-Вас начинает приплясывать, хлопая в ладоши и напевая.

Артур и Андрей одновременно открывают свои кошельки и протягивают Вас-Васу еще немного денег.

– Благодарствую! – Вас-Вас ернически кланяется им в пояс несколько раз.

– Вас-Вас, иди уж, а! – говорит Артур.

– Не до тебя сейчас… – вторит ему Андрей.

– Кажется, вы хотели драться, молодые люди? Еще не передумали? Могу вам помочь, как рефери. Моя такса – бутылка пива за минуту боя. Сколько вы продержитесь, интересно?

Андрей говорит, обращаясь к Артуру, уже беззлобно:

– У меня больше нет.

Артур достает еще немого денег, протягивает Вас-Васу:

– Все, Вас-Вас, больше не дам, иди уже…

Вас-Вас, снимая шляпу, театрально раскланивается и с достоинством удаляется.

***

Вечер, центр города, пешеходный бульвар: фонари «под старину», афишные тумбы, фонтаны, летние кафе, бутики, сувенирные киоски, кинотеатр. По бульвару прогуливается праздная публика.