Немцы были всегда дисциплинированы
Например, если полицейский видел немытое окно, он мог подойти и разбить его своей дубинкой. Хозяину приходилось вставлять новое, а это было по тем временам недешевое удовольствие. За месяц-два все поняли, что лучше свои окна вовремя вымыть. Двести лет прошло, а там и сейчас окна почти каждую неделю моют.
Вообще немцы народ понятливый, месяц для них даже много. Вон Гитлер в сорок третьем провел облаву в общественном транспорте. За один день в Берлине поймали три с половиной сотни «зайцев». Каждого десятого расстреляли.
И до сих пор в Германии люди исправно проезд оплачивают. Жестоко? – Да! Зато как действенно!
У нас же на первом месте гуманность и списание на забывчивость. На самом деле это не что иное, как неисполнительность, с неизлечимой любовью к халяве. Попытка застроить наш народ предпринималась еще в СССР, причем с поголовным охватом. Вот такого тезиса придерживался вождь народов Иосиф Сталин:
Нельзя проводить две дисциплины: одну для рабочих, а другую – для вельмож. Дисциплина должна быть одна.
Вовремя одумался – численность населения стала быстро убывать. И потом это совершенно неправильно, как, например, Вячеслава можно сравнить с Колуном? Тому хоть кол на голове чеши, он по-своему делать будет! А такие как Вячеслав все с полуслова понимают. Хотя у русских иммунитет к дисциплине выработался – пока на них смотрят – все по закону, а как только отвернуться – все не по нему. Этот принцип невольно подталкивает и к мелкому воровству из общего котла. Воровство личного имущества в России ненамного отличается от всех других стран. Сначала у барина крали, потом с предприятий и колхозов.
Исправить это можно и даже вполне гуманно – без жертв и репрессий, но лишь за несколько поколений. Есть и такие примеры в истории.
Запреты и штрафы действенны, но опять где-то там, а не у нас. Вон в Сингапуре с 1992 года запрещена жевательная резинка и плевки со штрафом в месячную зарплату или с заменой на избиение палками. Говорят, действует.
Последнее время Вячеслав увлекся историей, хотя в школе, когда он был еще Славкой, относился к этому предмету скептически. Возможно, интуитивно чувствовал, что большая часть в этих россказнях – враки с патриотическим уклоном. А древняя история и все ее мифы особенно.
Он уже давно посчитал, сколько воды надо для Всемирного Потопа и сколько тепла чтобы превратить эту воду в облака. А этот момент: «разверзлись хляби небесные»
– какие же огромными должны быть шлюзовые механизмы!
Венька тоже высмеивал эти «поповские бредни» так ему говорил отчим. Он часто подкидывал ему свежие прибаутки, типа:
Похоже, что Адам был сильно пьян,
Раз мы произошли от обезьян!
Отчим у Веньки работал проводником на поездах дальнего следования. После долгого отсутствия приезжал всегда пьяненький, но с деньгами и подарками. Венька часто воровал у него папиросы и мелочь, которой у него были полные карманы. Строгого учета выпитого пассажирами чая тогда не проводилось.
– Вот работенка! – восхищался Венька, мир посмотришь, с людьми пообщаешься и нос всегда в табаке. Когда Колька, Венька и Славка втроем курили за сараями, мечты о будущей вольной и счастливой жизни уносили их высоко-высоко.
Про девчонок они говорили редко. Самым большим женоненавистником был Славка. Это он приносил в компанию не очень смешные, но предостерегающие анекдоты про Адама и Еву:
Ева дает Адаму яблоко гладит по головке— на глупыш кушай витамины, поглощай глюкозу и паши на меня, а заодно и на мне.
Колун и Веник явно выдавливали из себя улыбку, ведь им отдельные девчонки все-таки нравились. И хотя Славкины взгляды они всегда уважали, но…
Вячеслав с детства был циником, так как довольно быстро научился отделять правду от лжи, пусть даже совсем безобидной. Его убивало лицемерие – смена выражения лица в зависимости от статуса собеседника.
Он и сейчас помнил стих Лехи-ловеласа своего однокашника, напарника в рейдах по женским общежитиям, в пику всей этой красивой лжи:
Гляжу я на небо не часто,
Не спец, я скажу, в журавлях.
Земной, как зубная я паста,
И сотня – синицей в руках.
Прекрасного ждете? – Так ждите.
По мне – вон плывут облака,
Как будто бы пена в корыте,
А тучка – как грязь от носка.
Деревья качают ветвями,
Роняя листву с высоты —
Начальник так машет руками,
Когда нам «врезает» винты.
Речушка журчит перекатом,
Негромко гоняя волну —
Вот так же ругается матом
За стенкой сосед на жену.
Вас всех восхищают изгибы,
У женщин пониже спины? —
Мне ж видятся в них перегибы
В политике нашей страны.
Я вижу, что Вы уже в позе
К циничной трактовке такой,
В мечтах о любви и о розе —
А Роза уж год спит со мной.
ПЕРВЫЕ ВОПРОСЫ
А в детстве Славка до определенного времени верил в светлое будущее, которое, как утверждали учителя и пионервожатые, должно было быть красивым до необыкновенности. А вот реальность говорила об обратном. И наблюдая деревенскую жизнь, свое мнение о светлом будущем Славка вскоре поменял. Особенно когда прочел чью-то умную мысль, которая наложилась на данность, что была вокруг:
Рабство унижает человека до того, что он начинает любить свои оковы.
Бабушка вставала в пять утра, растопив печку, она уходила на двор к своей нехитрой живности – козе по имени Роза, курам и уткам. В доме наступала тишина, и лишь тиканье ходиков било по мозгам. Продолжалось это около получаса, после чего из старого громкоговорителя вслед за коротким шуршанием раздавался гимн СССР.
Так начинался очередной тоскливый и бесполезный для Славки день. Где-то далеко жила страна и другой мир.
В новостях говорилось о трудовых победах, назывались внушительные, а порой огромные цифры построенных квадратных метров, добытых тонн и засеянных гектаров. Где это все происходило, для Славки было загадкой. Жизнь шла мимо. Все шли вперед к победе коммунизма и сыпали лозунгами и призывами типа:
«Народ и партия едины!»
Более понятно звучал:
«Кто не работает – тот не ест!»
И очень противоречивым было заявление:
«Мы – не рабы, рабы – не мы!»
На размышление Славку натолкнула громкая фраза пьяного тракториста Пашки:
– Пашу как раб на галерах, а получаю грамоту и в придачу к ней … – дальше шло всем известное слово.