а не то чтоб там любить…
Но чуть остынешь – ромовую съешь —
и ну по новой снежную лепить!
Хулиганить на женскую тему продолжал всю жизнь. Женщины меня вдохновляли и лихорадили. Вот пример из ранней молодости:
Ты мне по новой отказала,
не помню уж в который раз…
Пойду, пройдусь я у вокзала, —
там мне дадут… —
хотя бы в глаз.
Лишь там обиду я забуду,
Как я забыл чреду обид…
И звезды повалились грудой:
– О, мать моя!
Как глаз болит!
Но со временем романтичность и мечты переходили в скепсис. И вот такое писалось уже ближе к зрелости:
На тебя посмотришь сзади —
Сто очков Шахерезаде!
Если спереди смотреть —
Клеопатра – ну как есть!
Сверху – как богиня Ника!
Снизу – всё от Анжелики!
В профиль словно бы Минерва!
Но внутри, похоже, стерва…
Но дальше ироничности, по части женщин, черту никогда не переходил. Матершинником, в отличие от Пушкина никогда не был. Бытовая лексика привлекала своей чувственностью и многозначностью. В народе ее применяли для краткости речи и лучшей доходчивости. Я просто в два раза расширил свой лексикон и даже поймал «льющуюся пушкинскую строку». Но держал самые крутые и многозначные слова на крайний случай.
И однажды все же не удержался и вставил нецензурное словечко в очередной стих:
Умнее я возможно буду,
Но красивее – это вряд ли,
Возможно, стану я занудным,
Ворчливым – тоже неприятно,
Я постарею, полысею,
что ж участь дедов и отцов,
а далее, я разумею —
еще умру, в конце концов!
Но жив пока, мозга в загуле,
энергия покуда прёт,
кто спросит:
– Жив? Скажу:
– А х… -ли!
И жив и дел невпроворот!
На местном ТВ – на встрече с поэтами обсуждали мою книгу, где это стихотворение присутствовало. И телеведущий задал мне вопрос о ненормативной лексике в поэзии, намекая на этот «шедевр».
– Из песни не выкинуть – отшутился я.
А вот когда я попал в реанимацию и меня оттуда переводили в палату, я прочел его когда везли на каталке.
– Это Есенин? – заинтересованно спросила старшая медсестра, – я кивнул…
– Вот – подумал – классикам – им все можно. Когда стану классиком, то этот стих точно опубликуют…
Со временем мое хулиганство перешло из юмора в другие жанры – сатиру, пародии, эпиграммы, памфлеты и живо до сих пор.
Меткость слова
Слово пуще стрелы разит.
Народная поговорка
В энциклопедиях об этом понятии находим:
меткое слово – слово, максимально точно характеризующее какое-либо понятие, дающее исчерпывающее описание явления, предмета или действия.
Соглашусь с этими определениями, хотя народное более меткое.
Этот навык у меня тоже родом из детства. Поначалу это были в основном дразнилки и прозвища. Много позже про мои мини-шаржи в две строки говорили – метко сказано:
– Он утверждает: – за народ радеет,
Возможно, но чего-то не худеет.
Моим обычным ответом было:
– А у меня глаз наметан.
Справка
Меткость – метка, сметка, сметливость – это древние русские слова и определения. Их происхождение связывают с именем скифского царя – реформатора и изобретателя Прометея.
К его основным изобретениям относят парус, колесо со спицами и первые палочки для разжигания огня с сухой серой – прообраз спичек. Он же был мифическим вождем титанов (скифских царей) восставших против Зевса погрязшего в разврате и семейственности.
В древнегреческих трагедиях монологи Прометея разят богов Олимпа в самое сердце. Не удивительно, что Прометей за свою правду был обвинен в воровстве и обречен на мученическую смерть.
В школе моей любимой забавой было давать прозвища учителям и одноклассникам.
Худой и длинный Колька стал «Штативом», пухленькая Людка «Колбочкой», а учительница рисования «Чертилкой», учитель
пения – «Пеньком»,
У меня тогда прозвища не было – то ли боялись «ответного шага, то ли просто уважали. Сам себе в первых классах я бы дал прозвище «Звонарь» – первым громче всех кричал:
– Звонок на перемену!
А в средних классах определил уже более объемно – «Культурно опыленный сорняк»: был обычным дворовым пацаном – рос сам по себе. Но при этом занимался музыкой и танцами – мне все дворовые в этом сочувствовали.
Привычка одаривать окружающих личными ярлыками осталась у меня на всю жизнь.