– Ксю, – Таня повернулась к подруге, – оставайся у меня. Уже поздно.
Ксюша бросила взгляд на окно, за которым сгущалась осенняя тьма. Прохладный ветер хлестал по ветвям деревьев, сбрасывая поржавевшую листву.
– Да, пожалуй, останусь, – сказала Ксюша, зевнув и потянувшись. – Всё равно завтра рано на работу. Вместе и поедем.
– А что если и я останусь? – Паша посмотрел на девушек с лёгкой улыбкой.
– Хорошо, оставайся, – ответила Таня, взглянув на него с прищуром. – Но спать будешь на раскладушке.
Паша ухмыльнулся и начал помогать Тане раздвигать диван для Ксюши. Себе он разложил старую, скрипучую раскладушку, которую Таня вытащила из-за шкафа. Эта раскладушка прошла с ней через годы студенчества, перекочёвывая с одной съёмной квартиры на другую. Девушка купила её ещё на первом курсе, когда пришлось снимать пустую квартиру, где не было даже стула. Раскладушка стала её первым приобретением и с тех пор пережила с Таней несколько переездов, хотя давно уже просилась на свалку, с ободранным тканевым матрасом и уползающей ножкой.
Когда все наконец улеглись и девчонки тихонько зашептались под одеялами, Паша только тогда начал осторожно раздеваться, стянул футболку и аккуратно сложил её на стул. Он всегда считал себя красавчиком – у него было стройное, рельефное тело, кудрявые волосы, падающие на лоб, чётко очерченные скулы. Но в реальности его мнение о собственной внешности редко находило отклик среди девушек. Он знал это, но всё равно юркнул под одеяло с лёгкой самоуверенной улыбкой.
Паша лежал на раскладушке, которая скрипела под его весом при каждом движении. Комната была погружена в мягкий полумрак, лишь лунный свет, просачиваясь сквозь неплотно задёрнутые шторы, отражался от глянцевого журнального столика и подсвечивал грани разбросанных на нём бумаг. Таня и Ксюша уснули. Паша слышал их спокойное, размеренное дыхание, но сам никак не мог погрузиться в сон. Он ворочался, перекатываясь с одного бока на другой, укрываясь одеялом и снова сбрасывая его, но мысли не отпускали его. Сначала они были о бизнесе, о том, что друзья только что обсуждали. Как быть, если не хватит денег на открытие салона? Что если их идея обернётся провалом? В голове мелькали цифры, проценты по, возможно, необходимому кредиту, парень старался подсчитать, сколько средств потребуется на зарплаты мастерам, на различные непредвиденные траты. Паша переживал, что может подвести Татьяну и Ксению, что совместные усилия ребят окажутся напрасными, а может, проект и вовсе затянет их в безвылазную кредитную кабалу. Эти девушки доверились ему, и он не хотел подводить их. Паша тяжело вздохнул, чувствуя, как напряжение в плечах только нарастает. Он посмотрел на потолок, пытаясь отвлечься, но сразу же появились другие мысли. Вспоминались последние месяцы – парень начал замечать, что его стало тянуть к Тане и Ксюше не просто как к друзьям. Это было странное чувство, двоякое. Его влекло к ним обеим, и Паша не знал, кого из них он хочет видеть рядом с собой больше. Девушки были такими разными: Таня – решительная, упрямая и часто саркастичная, но слишком тревожная, а Ксюша – добрая, весёлая, с лёгким отношением к жизни, но при этом серьёзная, когда дело касается родных и друзей.
«Почему они не видят меня так, как я их?» – подумал Паша, снова перекатившись на другой бок и чувствуя раздражение от того, что никак не может отвлечься от этих мыслей. Девушки воспринимали его только как друга, доверяли ему, но не более. Иногда Паше казалось, что он застрял в этой роли навсегда, без шансов выйти за её пределы. Ему хотелось что-то изменить, но он боялся испортить дружбу. Конечно, если он хочет, чтобы девушки разглядели в нём не просто друга, а парня, нужно совершенно иначе проявлять своё внимание к ним. Паша это понимал. Нужно не только поддерживать в отношениях дружескую теплоту и заботу, но и добавлять лёгкую загадку, немного флирта. Дружеское общение – это лишь половина пути, но для того, чтобы девушки видели в нём нечто большее, нужно смелее показывать своё мужское обаяние, проявлять интерес иначе, глубже. Порой Пашу захлёстывали мысли, что, возможно, лучше продолжать оставаться одному. Быть свободным от обязательств, не обременённым сложностями, которые неизбежно приходят с отношениями. Он размышлял о том, как легко жить без того напряжения, которое иногда приносит близость, без риска быть раненым или разочарованным. В такие моменты одиночество представлялось ему не пустотой, а спокойной гаванью, где можно не бояться открываться, не ждать ответа на чувства, не переживать за чужие эмоции. Просто быть наедине с собой, с собственными мыслями, без лишнего хаоса и неопределённости. Где-то глубоко внутри, на самом дне души, Паша прятал свой страх заводить серьёзные отношения. Страх был закопан так далеко, что порой казалось, будто его вовсе нет, но он всегда находил способ напомнить о себе. Этот страх, словно тихая стена, заставлял Пашу держаться на расстоянии, не подпускать никого слишком близко, скрывая свои истинные чувства за маской дружелюбия и спокойствия.
Внезапно Паша почувствовал, как волнение из-за бизнеса и нереализованных чувств словно сплелось в один большой клубок, который не давал ему покоя. Он знал, что такие ночи для него не редкость – когда бессонница мучает, а в голове крутятся тысячи мыслей. У него была своя тактика в подобных случаях. Дома Паша почти всегда погружался в сон под размеренные, успокаивающие голоса дикторов, которые читали знакомые книги. Эти порой монотонные голоса создавали ощущение покоя, убаюкивая, словно мягкая мелодия, и позволяя медленно отключиться от суеты дня, провалившись в сон.
Паша вытащил из-под подушки свой телефон и посмотрел на экран. Время было позднее – далеко за полночь. Таня и Ксюша явно уже давно видели сны. Паша тихо повернулся, стараясь не скрипеть раскладушкой, и начал листать плейлист с аудиокнигами. Его палец остановился на «Робинзоне Крузо». Это было не из-за любви к самому роману, хотя, безусловно, в детстве он ему нравился, а из-за голоса чтеца – плавного, монотонного, словно мягкое покачивание волн. Этот голос успокаивал и убаюкивал Пашу, погружая его в сон даже в самые тревожные ночи, когда голова была забита мыслями и переживаниями.
Когда тихий, умиротворяющий голос диктора словно заполнил комнату, Паша начал ощущать, как напряжение постепенно отступает. Робинзон Крузо, потерпевший крушение в океане и попавший на необитаемый остров, казалось, был таким же одиноким и сбитым с толку, как и Паша сейчас. Он знал, что всё закончится хорошо, что Робинзон справится с трудностями, и это вселяло уверенность в том, что и в жизни Паши всё наладится. На мгновение парень почувствовал, как сам погружается в этот мир – мир, где все проблемы решаются упорством и терпением. Его тревожные мысли постепенно сменялись более спокойными. Но в голове всё ещё мелькали образы. То он думал о бизнесе, представляя, как они втроём открывают двери своего нового салона, то вдруг снова возвращался к размышлениям о девушках. В голове всплывали моменты, когда Таня смеялась над его шутками, когда Ксюша подбадривала его в трудные минуты. Воспоминания накладывались на образ Робинзона Крузо, словно он не на острове, а среди своих друзей, пытается выжить в сложных жизненных обстоятельствах. Паша чуть улыбнулся, понимая, как смешно это выглядит. Он боролся со своими страхами и сомнениями так же, как Робинзон с дикой природой. И как бы сложно это ни было, парень верил, что когда-нибудь всё наладится.
Голос диктора становился всё тише и тише, погружая Пашу в мягкое, сонное состояние. Парень почувствовал, как его тело расслабляется, а мысли постепенно перестают носиться по кругу. Он позволил себе на мгновение забыть о заботах, о бизнесе, о чувствах. Главное, что они с Таней и Ксюшей вместе, что есть надежда на успех, и, может быть, однажды кто-то из этих девушек увидит в Паше не просто друга. С этими мыслями он начал погружаться в сон, а невидимый диктор продолжал рассказывать об одиночестве на острове.
Глава 5
Виктор проснулся резко, словно его кто-то разбудил, хотя в квартире царила тишина. Лёжа на спине, он некоторое время смотрел в потолок, не понимая, где находится. Тело казалось каким-то чужим, а разум был затуманен странными снами, в которых мелькали образы из прошлого. Витя приподнялся, медленно осматривая комнату вокруг. Всё было не так. Это не был привычный современный интерьер его квартиры. Виктор с трудом старался осознать, где он очнулся. Глаза замылены, образы размыты. Он попытался нащупать свои очки, но привычной тумбочки под рукой не оказалось. Мебель, стены, вещи – всё было словно из другого времени. Встав с кровати, парень медленно подошёл к окну. Свет был мягким, утренним. Потирая глаза, Виктор попытался сфокусироваться и прищурился, напряжённо вглядываясь в детали. Занавески, старая деревянная рама, даже двор за окном – всё было как-то знакомо. Он прислонился лбом к холодному стеклу, и тут его осенило. Это не просто ощущение дежавю – это вид из его детства. Но как такое возможно? Он же взрослый человек. Виктор обернулся, и в глаза ему сразу бросился календарь на стене – 2002 год. И правда, всё было точь-в-точь так, как в 2002 году.
Что за чёрт? Полный хаос и неразбериха в мыслях. Витя оглянулся на дверь, ведущую в коридор. В квартире было тихо, а внутри у него ощущалось невероятное напряжение. Как будто время изменило свой ход, словно кто-то повернул невидимый механизм, и прошлое стало настоящим. Виктор, решив испытать классический банальный метод, ущипнул себя, с силой вцепившись в свою кожу, оставив на ней болезненные следы от ногтей. Сердце забилось быстрее, Виктор понял, что это не сон. Он подошёл к зеркалу, висящему в углу его комнаты. Взгляд застыл на собственном отражении. Это был всё тот же взрослый Виктор, с теми же зарождающимися морщинами у глаз, с тем же усталым выражением лица, на котором будто отпечатались годы работы, стрессов, нерешённых вопросов. Ему всё так же тридцать два, но вокруг него был 2002 год, время, когда он был двенадцатилетним мальчишкой. Но почему? Виктор провёл рукой по щетине на лице, слегка ударив себя по щеке, снова и снова проверяя – реален ли это мир. Сон? Может, он всё ещё спит? Но ощущения были слишком явственными. Это не сон. Парень почувствовал, как пот проступает на лбу. Что здесь происходит?
– Есть кто дома? – громко крикнул Витя, выходя в коридор из своей детской комнаты. Но ему никто не ответил.
Он медленно, словно боясь нарушить хрупкое равновесие между прошлым и настоящим, начал обходить квартиру. Первым делом направился к родительской спальне. Там, где в его современной квартире стояла стильная мебель из магазина «ИКЕА», теперь возвышался старый советский шкаф, знакомый Вите до мельчайших деталей. У кровати стоял массивный комод, потёртый, с облупившейся краской, а над ним висело овальное зеркало, которое когда-то видело все утренние сборы мамы Виктора. Он замер, поглощённый воспоминаниями. Ему привиделось, как в этом самом зеркале отражалась мама, аккуратно проводящая помадой по губам, готовая выйти на работу. Он вспомнил, как сидел на полу у двери, ещё совсем маленький, наблюдая за её движениями, а мама, уловив его взгляд, улыбалась ему и, закончив с макияжем, поправляла волосы сына перед тем, как они выходили из дома. Всё было так просто и спокойно тогда, в те далёкие утренние часы, полные запаха маминых духов. Это было так давно, а теперь всё снова перед Витиными глазами, живое и осязаемое. Кровать была аккуратно застелена тем же постельным бельём с цветочным узором, которое, возможно, было модным в начале двухтысячных. Переходя в зал, Виктор осторожно коснулся дверной ручки, но за дверью его встретила та же знакомая атмосфера тёплого детства. Старый зелёный диван, телевизор «Рубин», который тогда был неизменным спутником их семейных вечеров. Витя помнил, как часто сидел здесь с родителями, смотря фильмы или различные шоу, а бабушка приносила сюда чай и пирожки. Напротив дивана стояла та самая советская «стенка», где хранилось буквально всё. Виктор подошёл к ней, открыл дверцу с матовым стеклом и провёл пальцем по корешкам книг. Они все находились на своих местах. Это было настоящим сокровищем его детства. Виктор был страстным книгочеем, готовым долгими вечерами погружаться в неведомые миры, полностью растворяясь в сюжетах. Чтение было для него не просто хобби, а источником вдохновения и утешения. Каждая книга открывала перед ним бескрайние горизонты. Он мог переживать тысячи жизней, и в этот момент ничто не могло сравниться с тем удовольствием, которое приносило чтение.
Виктор медленно перевёл взгляд на телевизор. Там, на полке под экраном, стоял старый кассетный видеомагнитофон, который когда-то был частью их семейной жизни. Он был знаком Вите до мелочей: его тёмная, слегка поцарапанная поверхность, кнопки, которые не раз нажимались детскими пальцами, и небольшая наклейка сбоку. Внимание Виктора привлекла кассета, которая всё ещё торчала из магнитофона, словно застыла в ожидании. Это была кассета с записью их семейного Нового года. Парень сразу узнал её по этикетке, на которой его отец когда-то аккуратно подписал чёрным маркером: «Новый год 2002». Для Виктора эта кассета были символом счастья, которое он потерял с годами. Счастья, когда вся семья была вместе, когда смех его родителей заполнял комнату, а он чувствовал себя защищённым и любимым. Виктор ощутил, что его рука дрогнула, когда он потянулся к кассете. Мысли говорили, что это лишь иллюзия, сон, от которого он сейчас проснётся. Но кассета была реальной. Она была здесь, и с ней вернулось и то время, когда всё казалось таким простым и счастливым. Витя медленно толкнул кассету, и магнитофон с характерным звуком проглотил её. Эти двадцать лет словно испарились, как будто всё, что произошло после того дня, было лишь затянувшимся кошмаром. Как будто тот новогодний вечер, когда они сидели перед камерой, пели песни, обменивались подарками и смеялись, был последним настоящим моментом жизни Виктора. Всё остальное – институт, взросление, работа, одиночество – было лишь тенью того, что он когда-то знал. Витя сел перед телевизором, словно притягиваемый магией этого воспоминания, но не мог заставить себя нажать на кнопку. В голове носились мысли. Ему казалось, что если он сейчас включит видеозапись, то откроет дверь в свою прошлую жизнь, но не сможет закрыть её обратно. Виктор, глубоко вздохнув, положил руку на кнопку и плавно нажал на неё. Видеомагнитофон с лёгким жужжанием начал прокручивать кассету, телевизор замигал, готовясь показать Виктору воспоминания из его детства. На экране появились знакомые кадры. Новый год – тот, который семья отмечала дома. В комнате стояла ёлка, украшенная старыми стеклянными игрушками и гирляндой с разноцветными лампочками. На экране Витя увидел свою маму, которая расположилась на диване с бокалом шампанского, улыбаясь и болтая с подругой. Виктор сидел на полу рядом с ёлкой, развернув коробку с новыми игрушками, которые ему подарили родители. Его лицо сияло от радости. Семья Вити всегда встречала Новый год дома, и этот день, которого он ждал с самой осени, был для него самым уютным и сказочным. Кадр сменился – теперь на экране можно было видеть кухню. Бабушка стояла у плиты, что-то готовила, как всегда, заботясь о том, чтобы все были сыты и довольны. Её голос был полон жизни и тепла. И снова новые кадры. В комнату входит Дед Мороз – сосед дядя Коля, который каждый год играл свою роль. К тому времени Витя уже знал, что в красном тулупе не сказочный добрый персонаж, а просто их сосед, но это не умаляло радости и тепла момента. Мальчику было приятно, что дядя Коля всегда приходил в новогоднем костюме, словно продолжая поддерживать волшебство праздника, хотя Витя больше не верил в чудеса, но сам момент был дорог. Дядя Коля в образе Деда Мороза с важным видом прошёл через комнату и сел на стул у ёлки, поставив рядом с собой коробку, обёрнутую в блестящую бумагу.
– Ну-ка, Витя, расскажи-ка мне стих, а то подарков не дам! – басом произнёс сосед, подняв руку, словно настоящий новогодний волшебник.
Витя засмеялся и начал декламировать стихотворение, которое уже разучил заранее, зная, что его снова попросят выступить перед «Дедом Морозом». Слушая, как его родители и бабушка смеются, он чувствовал, что этот ритуал – часть чего-то большего, чего-то, что поддерживало их связь. Закончив стих, Витя получил свою коробку с подарком, с улыбкой сел обратно на пол и стал развязывать ленточку. Тем временем дядя Коля начал снимать с себя шубу и шапку, аккуратно складывая их на стул.
– Ох, всё, отработал свою смену, теперь можно и по-настоящему отпраздновать, – сказал он, смеясь и стягивая с себя бороду.
Виктор вдруг ощутил, как что-то сдавило его грудь. Он смотрел на экран, на свою семью, на себя в детстве и осознавал, как сильно изменился с тех пор. Эти люди на видеозаписи были полны жизни, радости и надежд. Витя вспомнил, как они все вместе садились за стол, как бабушка всегда говорила оригинальные тосты, выученные заранее, как они смеялись, шутили и рассказывали истории. Это были времена, когда всё казалось простым и вечным. Он сидел перед экраном, и слёзы текли по его щекам.
Немного придя в себя, Виктор вышел в коридор и направился обратно в свою детскую комнату. Пробуждаясь в спешке, он не успел толком рассмотреть её, но теперь остановился в дверях, ошеломлённый. Глаза его метались от одной вещи к другой, и рот невольно раскрывался от удивления. Здесь всё было как в детстве: каждая игрушка, каждый рисунок на стене, даже старый глобус – всё вернулось. Постель заправлена покрывалом с машинками, на столе – учебники, тетради, рядом со стулом – его старый школьный рюкзак. На стенах висели постеры, которые в своё время казались Вите неимоверно крутыми. На одном из плакатов был изображён Эминем, в кожаной куртке и с хмурым взглядом, будто смотревшим прямо на Витю с детской стены. Он вспомнил, как вырвал этот постер из музыкального журнала, считая Эминема воплощением бунтарского духа и силы. На другой стене висели постеры с изображениями любимых игр, которые Виктор вырывал из журнала «Игромания».
Взгляд его упал на стол, где рядом с учебниками и старой книгой лежал листок. Это был тот самый листок со стихами, которые Витя когда-то написал для Кати. Стихи, полные искренности и надежды, были его маленьким секретом, попыткой признаться девушке в своих чувствах. Витя осторожно взял листок в руки. Каждая буква была написана с волнением и робкой надеждой. Этот листок был больше, чем просто память, – это был момент из прошлого, который до сих пор жил в сердце парня.
Затем Виктор переключился на книгу, она поразила его. Это был один из его любимых романов, «Робинзон Крузо», открытый на той странице, где, наверное, Витя остановился, когда читал эту книгу. Он вспомнил, как откладывал её перед сном, когда мама или бабушка отправляли его спать. Витя медленно подошёл к столу и бережно взял книгу в руки. Обложка, потрёпанная временем, со слегка надорванным краем и сгрызанным уголком, казалась до боли знакомой. На ней виднелась детская каракуля, продавленная шариковой ручкой.
У Виктора голова кружилась от этих образов. Всё было так, как он помнил, но почему? Почему он вернулся сюда, что случилось? Он был взрослым человеком, его жизнь была полна уже других забот и проблем. Родители давно перебрались жить на дачу, бабушка, которая когда-то была душой этого дома, умерла три года назад. Витя сам жил здесь после её смерти, но квартира была полностью отремонтирована, от прошлого почти ничего не осталось. Он медленно направился на кухню. Ему не давало покоя ощущение, что бабушка где-то рядом. Может, она и правда ему привиделась, когда он очутился в этом странном мире своего детства? На кухне было всё точно так, как в детстве. Старая электроплита, облупившиеся шкафы, эмалированные кастрюли. Виктор вздохнул, его сердце билось в груди как сумасшедшее. Он был здесь, в прошлом, но остался взрослым. Что это? Воспоминания или новая реальность? Он стоял у кухонного окна, прислонившись к деревянной раме с потёртой краской – такой же старой, как и всё в этой квартире. Он мог даже услышать, как в щели между рамой и стеклом тихо свистит ветер – такой знакомый звук детства. Виктор медленно перевёл взгляд на подоконник с облупившимися краями, где стояли герани, так любимые бабушкой. В уголке подоконника всё ещё лежала пачка спичек, которую когда-то подставляли под открытую форточку. Здесь всё осталось таким же. На подоконнике старая развёрнутая газета, подобная тем, что раньше каждую неделю курьеры кидали во все почтовые ящики. Газета с кучей рекламы и телепрограммой, где Витя в детстве выискивал, во сколько и по какому каналу будут идти мультики или интересные передачи. На первой полосе значилась дата – 9-15 сентября, 2002 год. Виктор задержал дыхание, осознав, что в руках у него не просто старая газета, а предмет из некого портала в прошлое, который почему-то вдруг открылся перед ним.
Он с трудом оторвал взгляд от газеты и посмотрел в окно. Снаружи был всё тот же знакомый двор, который Витя видел сотни раз в своём детстве, но теперь воспринимал его совсем по-другому. С четвёртого этажа был хороший обзор. На площадке у подъезда стояли машины. Виктор посмотрел на них и замер. Это были «Жигули», «девятки», старенькие иномарки, две «Оки» и «Волга». Ни одной современной машины, ни одного кроссовера или иномарки последних лет. Даже самые старые иномарки, которые он видел позже, казались здесь новыми. Виктор облокотился на раму, пытаясь осмыслить эту картину. Он чётко помнил, что в будущем двор был заставлен автомобилями с красивыми блестящими корпусами. Да и не могло быть иначе – за эти годы мир изменился настолько, что машины на улице стали символом времени. Но сейчас… сейчас Виктор смотрел на двор, где ничего не изменилось с тех пор, когда он был ребёнком. Его взгляд остановился на детской площадке. Старые металлические конструкции, облупленная краска на качелях, та самая сломанная горка с перекошенными боками, на которой он когда-то разрезал коленку. Виктор вспомнил, как забирался наверх и раскачивал горку, спуск же был отдельным испытанием: старый металл тормозил, а острые кромки грозили оставить дырку на штанах. Но тогда это не останавливало его, как и других детей, которые тоже играли здесь без раздумий, словно опасность была частью веселья. С тех пор прошло столько лет, но в этом времени ничего не изменилось.
Скрип качелей донёсся до слуха Виктора. Парень вслушался, и на мгновение перед его глазами возник образ: он и Серёжа – ещё дети – бегут к этим качелям, споря, кто будет первым кататься. Оба весёлые, беззаботные, как будто впереди у них было всё время мира. Сейчас те самые качели стояли на месте, слегка пошатываясь от ветра. Виктор мог бы поклясться, что даже их скрип был таким же, как в детстве. Тонкий, ржавый звук, который отчётливо был слышен в тишине двора. Никто не возился на площадке, всё выглядело пустым, словно замершим во времени.
Виктор перевёл взгляд на многоэтажные дома вокруг. Впереди стояла девятиэтажка с облупившимися панелями – здание, которое всегда закрывало часть обзора на восток. В будущем за этой девятиэтажкой уже давно стоял новый дом, построенный всего пять лет назад. Современная высотка из стекла и бетона, с магазинами на первом этаже и жилыми апартаментами выше. Но здесь, в этом времени, никакого нового здания не было. Это было пугающее ощущение – как будто кто-то стёр этот дом из его реальности. Виктор посмотрел направо. Он заметил ещё одно отличие: шестнадцатиэтажка, которую в будущем обнесли забором и оборудовали системой видеонаблюдения, выглядела по-другому. Она стояла без ограждений, и даже двор вокруг неё казался более просторным, свободным. Всё смотрелось совершенно по-простому – обычный подъезд, немного облупившаяся стена и детская площадка, захламлённая старыми игрушками.
Виктор смотрел на всё это как на декорации из прошлого, которые вдруг ожили перед его глазами. Всё вокруг кричало о том, что он вернулся в детство. Он медленно вдохнул прохладный воздух через приоткрытую форточку: даже запах был тот же – пахло детством. Всё это – машины, детская площадка, отсутствие новых зданий – говорило ему, что он действительно вернулся в своё прошлое. Витя не мог понять, почему это произошло и как, но факт оставался фактом: он оказался здесь, в своём прошлом. Тревога нарастала, но вместе с ней было странное ощущение спокойствия. Всё вокруг казалось таким привычным и родным, как будто Виктор вернулся домой после долгого отсутствия.
Наконец, он медленно отвёл взгляд от серой осенней улицы и вернулся к кухне. Витя посмотрел на старый белый холодильник «Бирюса» в углу, который родители купили в конце девяностых. Виктор хорошо знал этот ритмичный гул компрессора, лёгкое шипение, когда дверца долго открыта, – всё это возвращало его в дни, когда подобное тарахтенье было фоном его повседневной жизни. Открыв дверцу, Виктор испытал странное чувство – будто заглядывает не просто в холодильник, а в собственное прошлое. Внутри холодильника всё стояло так, как это могло быть в любой день того времени. На верхней полке лежал небольшой кусок варёной колбасы в целлофане, а рядом – плавленый сыр «Дружба», обёрнутый в уже потемневшую фольгу. Чуть ниже – знакомый творог в бумажной упаковке, покрытой лёгким конденсатом, и несколько яиц в картонной коробке. На средней полке – огромная миска с зелёным горошком, накрытая тарелкой. Бабушка всегда использовала фарфоровую посуду, чтобы сохранять блюда, обходясь без всяких современных крышек и пластиковых контейнеров. Рядом с горошком лежал завёрнутый в полиэтиленовый пакет батон чёрного хлеба – тот самый, от которого Виктор всегда отрывал корочку, мимоходом заглядывая на кухню после школы. Дальше взгляд его остановился на стеклянной банке с домашними солёными огурцами. Бабушка каждый год заготавливала их сама – Виктор даже помогал ей укладывать огурцы в банки, добавлять укроп и чеснок. Запах рассола был настолько сильным, что Виктор мог почувствовать его, даже не открывая крышку. Рядом стояла слегка запотевшая и початая банка вишнёвого компота.
Закрыв дверцу холодильника, Виктор услышал, что гул компрессора прекратился, возвращая тишину в комнату. Парень стоял посреди кухни и снова оглядывал знакомые предметы вокруг. На плите – старый алюминиевый чайник, слегка потемневший за годы использования. Рядом с ним стояла заварка – потёртая металлическая баночка, сохранившаяся с советских времён, которую бабушка бережно хранила. Виктор глубоко вздохнул. Всё казалось таким же, как было двадцать лет назад, и это пугало. Он не мог избавиться от чувства, что оказался в ловушке прошлого. Как? Почему? Он не знал.
У Виктора не было никаких объяснений тому, что с ним произошло. Внезапное желание выбраться на улицу и пройтись по знакомым местам стало непреодолимым.
Он осторожно прикрыл дверь за собой, чтобы она не защёлкнулась. Тусклый свет едва освещал облупленные стены подъезда. Виктор заметил, что лифты не работают. Это его немного удивило – в настоящем времени Виктора, несмотря на то, что дом был довольно старый, лифты всегда были исправны. Витя уже давно не спускался пешком, но сейчас выбора не было. С глухим эхом его шаги раздавались в пустом подъезде, который казался мрачнее и темнее, чем был в детстве парня. Он медленно начал спускаться по лестнице, стараясь не задерживаться на каждом пролёте, но обращая внимание на детали. Всё было знакомо: тот же запах грязной влажности, облупившаяся краска на перилах, тёмные пятна от старых потёков на стенах, исписанных маркерами. Проходя мимо мусоропровода, Витя заметил, что его дверца не заварена. В современном мире парня мусоропровод уже давно запаяли, но здесь всё оставалось по-прежнему. Открытый мусоропровод, словно старый призрак, навевал ностальгические мысли о том, как удобно было бросить туда мусорный пакет утром перед школой, а не бежать каждый раз на помойку. Виктор добрался до первого этажа и толкнул старую металлическую дверь подъезда, заскрипевшую так, как много лет назад. Домофонных дверей не было – в те времена их ещё не установили, и подъезд был всегда доступен. Выйдя на улицу, Виктор почувствовал свежий утренний воздух, пахнущий влажной землёй и осенними листьями. Солнце только начинало подниматься над горизонтом, и его лучи пробивались сквозь редкие облака, создавая мягкое золотистое сияние.
Витя остановился на пороге и огляделся. Утро казалось спокойным и умиротворяющим. Словно время застыло в этом моменте, и ничто и никто не мешал ему вспомнить о том, как здесь всё выглядело, когда он был мальчиком.
Не сдерживая любопытства, Виктор решил пройтись по двору. Словно в поисках чего-то потерянного, он медленно перемещался по старой территории, которая когда-то была для него всем. Местом, где они играли с друзьями, катались на велосипедах и собирали команды для игр в мяч. Но теперь всё это выглядело пустым и мрачным. В углу двора стояла старая лавочка, на которой когда-то сидели соседи Виктора. Он подошёл ближе и увидел, что на скамейке остались следы почти облупившейся краски. Взгляд Виктора упал на знакомую тропинку, которая вела к киоску, и парень решил прогуляться до него. Этот киоск был одним из его любимых мест, где он покупал сладости и газировку. Витя помнил, как часто бегал сюда, спеша за конфетками «5+» или «Баба-Яга» или просто для того, чтобы поговорить с продавцом. Подходя ближе, он заметил, что киоск закрыт. Мелкая решётка была опущена, а на стёклах виднелись следы от пальцев. Следующая тропинка вела прямиком к его родной школе. Он смотрел на эту тропинку словно на ниточку, связывающую его с тем далёким временем, и внезапно почувствовал потребность пройтись по ней снова. Виктор шёл медленно, погружённый в свои мысли, каждая деталь напоминала о прошлом. Школа, к которой он направлялся, была совсем рядом, буквально в соседнем дворе, она казалась такой же, как и в его детстве. Большое трёхэтажное здание с массивными окнами сохранило свой прежний облик. Во дворе школы, на футбольном поле не было ни души. Всё выглядело так, будто жизнь здесь замерла, остановилась в один момент.
– Словно апокалипсис, – пробормотал Виктор себе под нос, оглядывая пустынный двор.
Он медленно пошёл вдоль школы, разглядывая окна, которые раньше были ему такими знакомыми. Остановился перед большим окном на первом этаже – именно здесь располагался его класс. Витя вспомнил, как за этими окнами проходили его школьные годы, как в этом классе он сидел за второй партой и слушал учительницу, стараясь усвоить важную тему. Вспомнил и учительницу по математике, строгую, всегда с идеальной причёской, и как Витя с Серёжей постоянно пытались передразнивать её манеру говорить.
Серёжа был лучшим другом Виктора в школьные годы. Они вместе делали всё: ходили в школу, играли в футбол, учились на ошибках и делились мечтами. Каждый уголок двора школы напоминал о тех моментах, когда друзья беззаботно бегали по этой территории. В воспоминаниях Вити всё было настолько живым, что он мог даже представить, как Серёжа сейчас выбежит из-за угла, смеясь, с мячом под мышкой. Но Серёжа не появился. Лишь ветер слегка пошевелил листья на деревьях, добавляя ощущение отстранённости, как будто Виктор оказался в забытом временем месте, которое только он один мог видеть. Окна школы выглядели тёмными и пустыми, ни одного звука, ни одного признака жизни внутри. Виктору вдруг захотелось забежать в здание, найти свой старый класс и сесть за свою парту, почувствовать себя тем беззаботным ребёнком, которым он когда-то был. Но двери школы были заперты, и он мог только стоять снаружи, увлекаемый воспоминаниями и мыслями. Почему здесь нет никого? Почему он один в этом застывшем мире?
Глава 6
Сергей медленно открыл глаза. Первые несколько мгновений он не мог понять, где находится. Комната была полутёмной, слегка освещённой тусклым утренним светом, пробивающимся сквозь шторы. Он почувствовал рядом Сашу – она всё ещё спала, её голова лежала на его груди. Сергей потянулся рукой к телефону, чтобы посмотреть время, но телефона не было на привычном месте. Всё вокруг выглядело… странно. Он сел на край кровати, затем осторожно поднялся, чтобы не разбудить Сашу, и начал осматриваться. Взгляд Сергея остановился на старом деревянном шкафу у стены. Сердце пропустило удар. Это был тот самый шкаф, который стоял в квартире его детства. Серёжа даже помнил, как в детстве мама просила его не хлопать дверцами, потому что они могли сломаться. Он медленно подошёл к шкафу и провёл пальцами по его шершавой поверхности, не веря своим глазам.
– Это невозможно, – ошеломлённо произнёс Сергей.
Он огляделся и увидел потёртый ковёр на полу, тот самый ковёр из своего детства. На подоконнике лежала старая кнопочная Nokia с чёрно-белым, а точнее, чёрно-зелёным экраном. Сердце снова сжалось – это был мамин телефон. Сергей точно знал это, ведь сотни раз умолял маму дать ему погонять в ту самую единственную встроенную игру – «Змейку». Всё было точно таким, каким было в детстве, до мельчайших деталей. Сергей повернулся к Саше, которая начала просыпаться. Её глаза постепенно открылись, и она тоже стала осматриваться, ничего не понимая.
– Серёжа… – Голос Саши был хрипловатым от сна, она потёрла глаза и села на кровати. – Где мы?
Сергей тяжело сглотнул, не зная, что ответить. Внутри него нарастало ощущение паники, но он старался оставаться спокойным.
– Это… – Сергей замолчал, собираясь с мыслями. – Это моя квартира… та, в которой я жил с мамой и братом. Но я не понимаю, как это возможно.
Саша осмотрелась ещё раз, её взгляд стал серьёзнее.
– Ты хочешь сказать, что мы…? Как это может быть? Где мы вообще? – встревоженно спросила она.
Сергей прошёлся по комнате. Всё казалось таким знакомым и одновременно далёким. Его старая панцирная кровать с ватным матрасом, стоявшая у стены, обшарпанный стол, за которым Серёжа делал домашние задания, диван и кресло, на которых в детстве спали мама и брат, шкаф, в котором мама хранила всю их одежду. Всё здесь, всё на своих местах, словно время повернуло вспять. Сергей подошёл к окну и медленно отодвинул штору. Вид на двор с четвёртого этажа был точно таким же, как в его детстве. Во дворе стояли те же старые машины. Детская площадка внизу с ржавыми качелями, на которых он постоянно играл. У него внутри начиналась паника.