Золотомор, или Застывшие слёзы Богов

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ГЛАВА ПЕРВАЯ

2024 ГОД. ИЮЛЬ. ЕКАТЕРИНБУРГ

С чего всё началось …? Сейчас и не упомнишь. Скорее всего, с конверта, чудом не угодившего в мусорную кучу и не сожжённого тут же вместе с засохшей травой, обломанными ветками и прочим хламом, скопившимся в доме и вокруг него за последние годы.

С трудом открыв рассохшуюся тяжёлую дверь во двор старого заброшенного родительского дома, Алексей не подозревал, что переступает порог из одной жизни – обыденной, монотонной и размеренной, в другую – незнакомую, непредсказуемую и опасную. Он не думал надолго задерживаться здесь, хотел только перед подачей объявления о продаже осмотреть, всё ли в порядке: двери, окна, крыша, хозяйственные постройки. Собирался поговорить с соседями, чтобы узнать хотя бы примерную цену за продаваемые в округе дома.

Ключ от старого проржавевшего, давно не открывавшегося почтового ящика потерялся. Пришлось вскрыть его лежавшим рядом ржавым топором. Из кипы посеревших от времени, сырости и пыли извещений и квитанций выпал конверт, подписанный незнакомым почерком. Если бы Алексей выкинул его в кучу мусора вместе с остальной ненужной уже корреспонденцией, то спокойная неторопливая жизнь, скорее всего, и дальше шла бы по накатанной колее – тихо и размеренно. Но он почему-то поднял конверт, сунул в карман, даже не рассмотрев обратного адреса, и тут же забыл про него.

2001 ГОД. «Я БЫЛ ОДИН В МОЁМ РАЮ …»

После окончания университета Алексей Ильин несколько лет отработал в проектном бюро одного из номерных предприятий Екатеринбурга. Молодой специалист, выпускник московского вуза, русоволосый светлоусый парень среднего роста, с беззаботной приветливой улыбкой, но решительным и взбалмошным характером, быстро влился в дружный коллектив таких же шальных и своенравных в прошлом, но остепенившихся с годами геодезистов.

Хорошая, престижная, с перспективой карьерного роста работа в центре города. Зарплата вот только меньше, чем хотелось бы, но на весёлую холостяцкую жизнь пока хватало. Встречи со школьными друзьями, поездки с гитарой за спиной на пикники и в гости к подругам, бурные вечеринки до утра. Трудно сказать, чем бы всё это закончилось.

Но вскоре появилась она – стройная, умная, красивая семнадцатилетняя девочка из его юношеских снов. И разошлись тучи над серым от сырости городом, и заискрилось солнце на мокрых от дождя окнах проектного бюро. Отчего-то вспомнились строки, услышанные на одной из московских вечеринок от своей подруги – чешской студентки Милославы, писавшей дипломную работу по стихам ныне забытого поэта – символиста Фёдора Сологуба:

«…Когда ступени горных плит

Роса вечерняя кропила,

Ко мне волшебница Лилит

Стезёй лазурной приходила.

И вся она была легка,

Как тихий сон, – как сон безгрешна,

И речь её была сладка,

Как нежный смех, – как смех утешна.

И не желать бы мне иной!

Но я под сенью злого древа

Заснул… проснулся, – предо мной

Стояла и смеялась Ева …».

– Откуда ты, Ева? … Или Лилит?

– Таня, – засмеялась она. – Студентка выпускного курса. Приехала в ваше предприятие для прохождения производственной практики.

Это судьба – понял он. На три месяца исчез беспокойный, суетливый, бурлящий мир. Остановилось время. Прошлого не было, а будущее? … Кто может знать, что такое будущее?

Лето пролетело, как сон, и она уехала завершать учёбу, сказав на прощание:

– Через год приеду. Готовься к свадьбе и не шали.

Всё так и получилось. А потом родилась дочь, и пришлось сменить спокойную офисную жизнь на кочевую, но более оплачиваемую – работу в геодезических экспедициях. Командировки, переезды. Исколесил Алексей всю страну. На вертолётах и вездеходах, а чаще пешком по тундре, тайге, болотам и степям. Поработал и на севере – от Ямала до Колымы, и на южных окраинах России, пока не заработал всё, что хотел, и не осел окончательно в родном Екатеринбурге.

По совету друзей и коллег открыл компанию по своему профилю – геодезическое сопровождение строительства. На заработанные в экспедициях деньги закупил необходимое оборудование, арендовал офис. Работа пошла не сразу. Сначала подбирал команду профессионалов – единомышленников. Потом искал выход на клиентов, заказчиков, подрядчиков. Многие из них знали Ильина по работе в солидном государственном предприятии, доверяли ему, и со временем его компания стала известна в городе и области.

2024 ГОД. БЕЛЫЕ ПОЛОСЫ. ЧЁРНЫЕ ПОЛОСЫ

Пролетели годы.

Круг жизни: день – ночь, лето – зима, начало – конец.

Колесо сансары: белая полоса – чёрная полоса, рождение – смерть.

Белая полоса – период удач, везения, находок, преодолений. Главное в это время – не успокаиваться и понимать: за белой полосой обязательно последует чёрная.

В отличие от белой полосы, наплывающей тихо и незаметно, чёрная – вереница сложных ситуаций, неудач, провалов, потерь и трагедий – сваливается на голову внезапно и врасплох. Кирпичом с крыши, обухом по голове, громом среди ясного неба. Причём, все беды являются либо сразу скопом, либо сплошной беспрерывной чередой.

Много повидал Алексей за эти годы, немало пережил: радости и беды, обретения и потери. До поры, до времени жизнь катилась по накатанной колее – дом, семья, работа. И вдруг всё рухнуло. Возможно, бывает и так, но как-то очень уж неожиданно и жестоко. Один за другим ушли из жизни родители: мать погибла в аварии, отца сгубила ошибка врачей при несложной операции.

Беда одна не ходит. Трагедии, потери и несчастья следовали за Ильиным по пятам. И когда два года назад после тяжёлой болезни не стало жены – его тихого безмятежного счастья, он вспомнил продолжение стихотворения «Я был один в моём раю…», с которого началось их знакомство:

« … И не желать бы мне иной!

Но я под сенью злого древа

Заснул… проснулся, – предо мной

Стояла и смеялась Ева…

Когда померк лазурный день,

Когда заря к морям склонилась,

Моя Лилит прошла как тень,

Прошла, ушла, – навеки скрылась».

С тех пор дела пошли совсем плохо. Конечно, была в этом и его вина: забросил свой небольшой, но приносящий стабильный доход, бизнес. Редко появлялся на работе, перестал встречаться с заказчиками и они со временем нашли других партнёров – подрядчиков.

Ломала, ломала его судьба. Нет, не сломала. Била, била его. Нет, не убила. Оступился только неунывающий заводила и балагур. Упал мордой в землю упрямый неуступчивый задира. Здоров он был, сердит и упёрт, как бык на корриде, про отвагу и ярость которого рассказывал ему кубинский дружок и сосед по студенческой общаге – однокурсник, гуляка и весельчак Диего.

Фуэрто комо ун торо – упрям как бык. Но видать улетели в небо упорство и настойчивость вслед за дорогими ему людьми. Или утонули в грязи после его стремительного падения. Спасовал чуток Лёша, ушёл в загул по старой русской традиции: «чтобы забыться, надо напиться и отключиться». Загулял надолго – дни, недели, месяцы. Сбился со счёта. Сник и обессилел Алексей. Сошёл с него былой лоск. Русые волосы выбелились сединой, костюм, пошитый в лучшем ателье города, залоснился и болтался на осунувшемся теле, как на старом пластмассовом манекене. Потерялся, а дорогу никто не показал. Заплутал, а руку никто не протянул. Даже компаньоны и друзья (как он считал) ушли, бросили его, а заодно и «кинули»: на оставшиеся совместные деньги открыли другое предприятие, не вернув ему ни рубля. Только сказали на прощание:

– Иов ты многострадальный. Да и слабак к тому же.

– Хоть и засранцы, но начитанные, – удивился Алексей и не стал спорить, скандалить, судиться: не было ни желания, ни злости, ни сил. Да и правы они: не осилил горемыка свалившихся испытаний.

Придя в себя через несколько месяцев, Ильин понял, что остался без работы, доходов, семьи и друзей. Но жизнь продолжалась, и об этом ему напомнили банки – кредиторы, потребовав возврата долгов и пригрозив судебными исками. Дочь с зятем и внуком жили отдельно в соседнем городе, сестра с сыном и вовсе на другом конце страны. Да и не собирался Алексей обращаться к ним за помощью: сам развалил свои дела, самому и подниматься надо. Встретился с бухгалтером своей когда-то процветающей, а теперь пришедшей в упадок компании. Поговорил, извинился за задержку зарплаты, наобещал чего-то. Она девушка добрая, сострадательная. Сходила в банки, договорилась о небольшой отсрочке, всё равно конфисковать у него нечего, потом банкротить будут.

Но что же делать дальше? Надо бы найти деньги, и тогда можно попробовать как-то оживить свой разорённый бизнес. Решил зайти по старой памяти к знакомым «авторитетам», прессовавшим и крышевавшим кооператоров в бурные девяностые. Теперь они уже не лиходеи – беспредельщики, а уважаемые руководители фирм, работающих преимущественно по серым схемам. Алексею приходилось иметь с ними дело во время работы со строительными организациями. Вряд ли они сами что-то проектировали или создавали. Скорее, «отмывали» лишние деньги из выделяемых на строительство бюджетных средств.

Ильин со своими заказчиками давал им возможность зарабатывать десятки и сотни миллионов, пусть и они теперь помогут подняться его компании. Может, найдут богатых заказчиков или организуют встречу с кем-то из денежных тузов.

– Ола, амигос бандидос!

Друзья и знакомые Ильина давно уже привыкли и не обращали внимания, когда он в разговоре к месту и без места вставлял иногда приличные, а бывало и не совсем пристойные забугорные словечки и выражения, которым научился в Москве от кубинского приятеля. Вот и Михаил Петрович Седов, а в прошлой «жизни по понятиям» просто Седой или Петрович, услышав непривычное для посторонних, но знакомое для него приветствие, особенно не удивился и не осерчал на столь фамильярное обращение.

Когда-то они жили по соседству в пригородном посёлке и учились в одной школе. Потом беззаботная холостяцкая жизнь раскидала их по разным концам необъятной великой страны. Ильин очутился на грязной, хмурой и мрачной её окраине – в послеперестроечной Москве. А Седову его разудалая хулиганская авантюрная судьба подарила прекрасные яркие солнечные просторы срединной России – лагеря центральной Сибири.

Но из библейской притчи давным-давно известно: куда бы ни заносил слепой случай сыновей – скитальцев, обычно все они, блудные, после странствий своих возвращаются домой. Вот и бывшие одноклассники в последние годы снова жили и работали по соседству.

– Ола – ола! Привет, ебургский амиго! Живой, бедолага? Судя по тому, что вспомнил свой хреновый испанский, похоже, что ожил. Снова в рабочей форме? По делу или просто свежим воздухом подышать вышел? – Седой весело и удивлённо, как гостя с того света, рассматривал давнего знакомого, внезапно появившегося после долгого загула.

– Надышался уже. А к вам, конечно, по делу. Как можно попусту приличных людей беспокоить. Хочу восстановить работу компании, снова поднять её. Не век же гулять. С банками вроде бы договорился. Дали отсрочку пока. Но это на время. Надо зарабатывать. Может, найдёшь хорошего заказчика для нас? Из каких-нибудь крутых боссов – владельцев заводов, газет, пароходов. У тебя же теперь больше, чем у меня, знакомых среди деловых людей. Так что, выручай, Петрович, – Алексей решил подкрепить слова цитатой классика. – Помнишь бессмертное грибоедовское: «Ну как не порадеть родному человечку …»?

Седой, несмотря на десятилетку, о Грибоедове знать не знал, ведать не ведал. Хотя, возможно, слышал где-то краем уха, потому что выражение "горе от ума" часто звучало от него в последнее время. Скорее всего, и сейчас вспомнил его, с пониманием и сочувствием объясняя бессмысленность надежд Ильина на чью-либо финансовую помощь.

–Знаем мы, Лёша, о твоих проблемах. Случилась беда у тебя … и не одна. Всякое в жизни бывает. Мы ведь помогли тебе тогда – в трудные времена, даже без просьбы с твоей стороны.

– Да, Петрович, спасибо! – Ильин помнил, как в нелёгкие для него дни пришли незнакомые молчаливые парни в одинаковых строгих костюмах, передали от Седова слова соболезнования, деньги и в течение нескольких часов решили все проблемы с ритуальной компанией.

– Поможем и сейчас. Но это так, на хлеб с маслом на первое время. У тебя ведь другие сложности: много ты задолжал компаниям разным, банкам, да и людям непростым. Сколько долгов-то? Тысяч на сто пятьдесят зелёных денег или больше?

– Одиннадцать миллионов рублей плюс проценты, штрафы. Бухгалтер на днях точнее посчитает.

– Ну, это примерно сто семьдесят – сто восемьдесят тысяч баксов. Деньги по нынешним временам небольшие, но кто их тебе даст? Даже под максимальные проценты не дадут. Про банки я уж молчу. Но ведь и деловые люди не дадут! Здесь все знакомы с детства и все друг про друга всё знают. Извини, Лёха, но это же не секрет, что ты на стакане сидишь. Ну, или сидел последнее время. Бухаешь? Завязал? … И мы сидели когда-то, и не только на стакане. Но те времена прошли. Теперь вот в спортзал да в бассейн по вечерам ходим. Банки сейчас предупреждают постоянных клиентов о предприятиях, имеющих определённые затруднения. А твоя компания считается проблемной, так что и строители с заказами не придут. Слухами земля полнится, а причудами свет. Тебе уже наверняка предлагали банкротиться. Нет? Значит, жди звонка.

– Да пошли они в жопу, – вспылил Алексей. – Знаем мы с тобой ещё с девяностых годов этих грёбаных банкиров. Найду бабки, откачу этим козлам долю, и забудут они тут же о моих проблемах и затруднениях. Столько лет, сил, средств я вложил в это дело. И что же, всё бросить теперь? – Ильин пошёл к выходу. Он особо не надеялся на помощь, но и выслушивать наставления перестроившегося сидельца не собирался.

–Ты не кипятись. – Седов примирительным жестом остановил разгорячившегося приятеля, помогавшего ему в трудные времена. – Я слышал, твои компаньоны ушли от тебя вместе с бабками, «кинули» на прощание. Если так, то можно поговорить с ними, заставить вернуть что положено. Мы-то сейчас такими делами не занимаемся, но если решишь разобраться с ними, дай знать. К тебе подойдут надёжные парни. Но только если сумма приличная. Если небольшая, они и заниматься этим не будут.

– Да. Сумма не стоит разборок. Да и забыл я уже про этих «друзей».

Седов с любопытством посмотрел на Ильина и продолжил:

– Есть ещё один старый вариант, чтобы приподняться, но это на самый крайний случай, если тебя уж окончательно припрёт. Фирма однодневка.

– А что, работает ещё такая схема?

– Работает. Помнишь Володю Пушкина? Заметил, что его в городе нет? История древняя как мир: запил, загулял, жена бросила, продала каким-то образом без него квартиру и уехала с сыном на край света к родителям-старикам. Побомжевал он с полгода без работы и жилья, а потом и согласился таким образом заработать. Сейчас скрывается где-то на просторах братских республик. Объявили в розыск. Может, поймают когда-нибудь, а может, и нет. Сколько таких, как он, уже исчезли, и не сосчитать.

Алексей знал этот быстрый, но опасный вариант наживы: найти бомжей или забулдыг с паспортами, оформить на них фиктивное предприятие с несуществующим бизнесом и через знакомых работников банков взять кредиты. После этого вывести деньги со счетов, обналичить, разделить со всеми участниками схемы «по-братски», а самому исчезнуть. Знал и пропавшего Володю Лысенкова, которого за пышную шевелюру и бакенбарды все звали Пушкиным. Когда-то был успешным предпринимателем.

– Схема прежняя, – напомнил Седой. – Пятьдесят процентов тебе, пятьдесят – организаторам. И ты после этого исчезаешь.

Алексей поблагодарил, пообещал подумать, попрощался и ушёл. Во-первых, знал, чем обычно заканчиваются подобные «бизнес – проекты». Во-вторых, решил, что зарекаться и отказываться сразу тоже нельзя. Помнил пословицу: «Вчера не догонишь, а от завтра не уйдёшь».

Только прилёг дома, зашла соседка тётя Клава, знавшая ещё его родителей и приглядывавшая за ним, особенно в последнее время. Пришла с сыном Олегом, инвалидом и горьким, неизлечимым пьяницей. Запричитала:

– Совсем ты исхудал, Лёша. Вон и одежда на тебе болтается, и выглядишь неважно. Поешь хоть немного. Борща я наварила, котлет налепила, давай занесу тебе.

Олег поставил на стол пятилитровую баклажку разливного вина:

– Брательник из Баку привёз. В командировке там был, вот и нас с тобой не забыл.

Тётя Клава насупилась, но потом смягчилась: – Это сухенькое, его можно. Но котлет и борща я вам сейчас принесу. … Ты бы сходил, Лёша, проведал родительский дом, посмотрел, всё ли там в порядке. Времена сейчас недобрые. Бомжи подселятся, растащат всё, разрушат.

Расслабился Ильин с соседом, успокоился, но, видимо, рано. На следующий день пришло грозное извещение из налоговой инспекции: просрочены выплаты по налогам, начисляется пеня. И далее перечисление видов наказаний – от штрафов до уголовной ответственности. Позвонил по указанному телефону. Налоговый инспектор слушать его не стал. Проговорил заученную, много раз повторяемую фразу:

– Ваш бизнес в настоящее время убыточен. Предприятие надо закрывать, все задолженности гасить, иначе штрафы и дальше будут расти.

И бежать-то некуда, да и было бы куда, но не с чем…

Задумался Алексей. Что дальше делать, как восстановить работу компании? Чтобы выплатить все долги, нужны деньги. Вспомнил вчерашние слова тёти Клавы. В отчаянии решился на скверный шаг, гнусный и подлый, но единственный, как ему казалось, в этой ситуации – продать оставшийся от родителей дом, расположенный в пригороде Екатеринбурга.

РОДИТЕЛЬСКИЙ ДОМ

Дом этот строил его отец через год после рождения первенца. Не один строил, конечно, а с друзьями. Как ни странно, Алексей помнил эту стройку. Помнил, как под ярким летним солнцем бродил голышом на неокрепших спотыкающихся ногах по свежим пахучим стружкам между отёсанных брёвен, а загорелые, раздетые по пояс мужики, шумные и весёлые, стуча топорами, кричали со срубов друг другу: «Осторожно, мальца не зашиби». Помнил, как мать и жёны друзей – строителей сновали между костром, на котором готовили обед, и наспех сколоченным огромным столом, также терпко пахнущим смолой и летом.

Родителей давно нет, сестра уехала. Дом стоит уже несколько лет опустевший, затихший, беспризорный. Надо продавать, а то ведь развалится от времени без надзора и ухода или сгорит по неведомым причинам, как часто это случается здесь. Продажа дома много денег не принесёт и от всех долгов не избавит, но выручит хотя бы на первое время.

Для начала решил осмотреть комнаты, разобрать оставшиеся от родителей вещи и документы с тайной надеждой обнаружить хоть что-нибудь, дающее возможность спасти родную обитель от продажи, а его от окончательного разорения. В доме всё осталось нетронуто, как при отце, редко бывавшем здесь после смерти матери. На столе в гостиной лежали газеты, недочитанные им перед отъездом на операцию. На них очки и пачка «Беломора». Бросив на диван рюкзак с документами, ноутбуком и пакетом с завтраком от тёти Клавы, Алексей оглянулся. Скрипнула дверь, и ему вдруг показалось, что из кухни вот-вот выйдет отец и как обычно спросит про погоду на улице, про дела, жену и дочь.

Тихо. Нет никого. Только пыль и паутина – на полу, на старых газетах, на потускневших стёклах окон.

Осмотрелся, прикинул, что можно выбросить, а что оставить будущим хозяевам. Немецкая стенка, румынский кухонный гарнитур. Всё доставали с рук (так это тогда называлось) в трудные, но прекрасные в своей беззаботности восьмидесятые годы двадцатого века. Купить в магазинах такое богатство было практически невозможно. И выкидывать жалко даже сейчас: мебель старая, но крепкая, из массива сделана, а не из ДСП, как собирают теперь. Пусть новые хозяева решают, что с ней делать.

Включил холодильник. Тот весело загудел в глухой тишине опустевшего жилища.

«Вот же делали! Работает! А сколько ему лет? Двадцать пять, тридцать»?

В одном из шкафов обнаружил старые документы: пожелтевшие квитанции, домовые книги за несколько десятилетий, потрёпанные фотографии знакомых и неизвестных ему людей, обесцененные сберкнижки, комсомольские и профсоюзные билеты бывших обитателей дома. Все нужные и ценные документы Алексей вывез отсюда ещё несколько лет назад к себе домой. А эти сложил сейчас в найденный мешок, чтобы позднее сжечь.

Осторожно встав на шатающийся табурет, заглянул на антресоли под потолком в прихожей. Выгреб оттуда никому уже не нужные вещи. Тоже – в костёр. Поднял упавшую бумажную папку с завязками, открыл: письма и открытки от незнакомых людей. Что это? От кого? Дежурные поздравления с праздниками, присланные в девяностых годах. Несколько из них подписаны Ивановой Ольгой из Оренбурга и Вознесенской Еленой из Казани. Начал просматривать и вспомнил этих женщин и давнюю поездку с матерью к родственникам в незнакомый город на реке Урал, где узнал начало давней, странной, загадочной истории, в заключительных этапах которой и ему через много лет предстояло участвовать.

1989 ГОД. ОРЕНБУРГ

В тот далёкий год в Оренбурге собрались потомки семей Ильиных и Дубининых, связанных родственными узами более ста лет назад. Революция и две войны разбросали их по огромной стране, и они давно уже не общались, хотя слышали и знали друг о друге. Организовал встречу старший из Дубининых – Александр Александрович, решивший собрать потерявших связи родственников, чтобы наконец-то попытаться разгадать тайну событий, произошедших много лет назад с их тогда ещё дружными и сплочёнными семьями.

Встреча проходила на квартире правнучки солепромышленника Ильина, Ольги Ивановой, семья которой одной из немногих вернулась в Оренбург после долгих скитаний по стране. Кроме Дубинина для знакомства с нашедшейся через сто лет роднёй приехали вместе с детьми Валентина Ильина из Свердловска и Елена Вознесенская из Казани.

После радушных приветствий и долгих разговоров о судьбах ушедших предков, родственницы легко смогли найти общий язык, быстро сблизились и, обнаружив много общих интересов, с нетерпением говорили уже о следующих встречах. Дубинину стоило большого труда всех успокоить и настроить на важный разговор, ради которого они собрались здесь.

Для начала он обратился с пожеланием, чтобы приехавшие дети присутствовали при разговоре взрослых. Возможно, им предстоит в будущем продолжать поиски и вести расследование запутанной таинственной истории, случившейся вскоре после революции.

– Как вам, вероятно, известно, наши прадеды, промышленники Ильины и Дубинины, были представителями богатейших семей Российской империи. Во многих городах Поволжья и Прикаспия находились их предприятия, промыслы, магазины, склады. Долго рассказывать не буду, об истории своего рода вы сами знаете не меньше меня. А вот о том, что случилось после революции, поговорим более обстоятельно.

Двенадцатого января тысяча девятьсот восемнадцатого года было опубликовано постановление «Об утверждении секции благородных металлов В.С.Н.Х. и об установлении казенной монополии торговли золотом и платиной». С пятнадцатого января в течение месяца граждане советской России были обязаны продать Государственному банку все имеющиеся у них золотые изделия весом более 16 золотников. Не сданные в этот срок предметы подлежали конфискации. И тогда же большевики решили переправить часть золотого запаса, хранившегося в Москве, в Казанское отделение Народного банка РСФСР. А в середине апреля вышло распоряжение о вывозе золота, серебра и денежной массы из других городов и сосредоточении их в кладовых этого банка. Таким образом, золото и драгоценности семей Ильиных и Дубининых, хранившиеся в банках, были конфискованы и вывезены в Казань.

Казалось бы, всё кончено. Семьи разорены, больше и рассказывать не о чем. Но в августе тысяча девятьсот восемнадцатого года отряды КОМУЧ (Комитета членов Всероссийского Учредительного собрания) и подразделения взбунтовавшегося Чехословацкого корпуса захватили Казань и хранившуюся там часть золотого запаса России. Всем известно, как после этого золото было вывезено в Самару, а потом в Омск в распоряжение правительства адмирала Колчака.

Но сейчас не об этом. Для нас интереснее другие события тех дней. Один из прадедов семей, присутствующих здесь, а именно Леонард Иванович Ильин, незадолго до упомянутых событий вернулся из сибирской ссылки. А уже в конце августа он при содействии руководства КОМУЧ вывез из казанского банка конфискованные ценности Ильиных и Дубининых и золото, полученное комитетом для финансирования его деятельности. Ни количества, ни списка сокровищ никто не знает, но, по словам моего отца, только золота в монетах Леонарду было передано несколько десятков или даже сотен пудов. Красные подступали к Казани, и незадолго до захвата города он эвакуировал свой груз по Волге в Самару. Оттуда, погрузив его на повозки, в сопровождении конвоя отправился в Оренбург, где семьи Дубининых и Ильиных ожидали обоз. Предполагалось, что затем ценности вывезут дальше – в Крым, на Кавказ или Кубань, а возможно, и в Персию.