Здесь был СССР

«Мы это слышали много раз, – словно издалека сказал другой голос, более высокий. – Зачем повторять? Поговорим о другом?»

– Женя!.. – страшным шепотом произнес Тимур. – Что это? Шпионское радио?!.

Женя взяла раковину, прислушалась. Глаза ее стали большими и круглыми. Она сжала ракушку в кулак, наклонилась к Тимуру и проговорила:

– Это не шпионское радио! Это она!

– Кто?

– Аэлита!

«Все должно быть не так, – проговорил незнакомый голос, кажется мальчишеский. – Наши семьи, когда отправляли нас сюда, договаривались о другом! Я уверен».

«Правда? – насмешливо возразили ему. – Ты так твердо знаешь, о чем условился твой отец с властителем Тумы и что им обоим пообещали здешние?»

«Тут нечего знать, – произнес мальчишка со странной надменностью. – Мы не рабы, мы – шохо. Нас здесь держат не как пленников. Нам надлежит свободно общаться со здешними сверстниками из равных семей. Гораздо свободнее, чем сейчас! Чтобы потом, когда мы и они сменим своих отцов…»

«Я посоветовала бы всем, кто умен, не болтать о том, что узнали из разговоров в своей семье, – спокойно ответил девичий голос, на сей раз знакомый: Женя сразу узнала Аэлиту. – В особенности же следует молчать о времени, когда мы сменим своих старших. Если сменим вообще».

– Кто такая Аэлита? – не понял Тимур.

– Вон она, – Женя украдкой показала в сторону «синеньких». – Возле вазона с цветами. Еще рядом с нею медичка, слева. Такая противная…

Тимур уже знал эту девочку: чуть более живая, быстрая, чем остальные, а в странных, очень светлых волосах – совсем белая прядь. Она – удивительное дело! – не сидела, как остальные «синенькие», но стояла, опершись локтем о парапет. Словно почувствовав чужое внимание, Аэлита подняла голову и посмотрела прямо в глаза Тимуру. Сначала на лице ее было недоумение, потом Аэлита заметила Женю и улыбнулась. Затем уголки рта поползли вниз: девочка явно не понимала, что случилось, почему на нее так смотрят. Вздрогнула – вспомнила! – и приложила к губам палец…

– Она замолчала, – прошептала Женя с удивлением. – Радио замолчало.

Тимур схватил раковину: голоса исчезли, остались далекие шорохи – голоса моря.

Аэлита кивнула и что-то сказала своей вожатой. Та удивленно переглянулась с медсестрами, и вдруг все они разом засуетились. Через несколько минут коминтерновцы с их помощью ушли в свои палаты. Аэлита, проходя мимо Жени и Тимура, тихо сказала:

– Слушайте. Внимательно слушайте.

Скоро костер прогорел, мальчишки и девчонки потянулись спать.

Наутро все случившееся казалось Тимуру сном. После завтрака он снова загорал и купался, потом затеяли волейбол до самого обеда. День пролетел как один час, и было немножко печально, ведь вскоре, все помнили, предстоит расставаться. Лишь несколько дней осталось…

– Ничего, я напишу тебе кисьма, – сказал Тимуру за ужином лопоухий Садык из Чимкента. – Вернусь и сразу напишу.

– Письмо? Ты хотел сказать «письмо»?

– Да, да, письмо, – разулыбался Садык. – Русский язык трудный, но я труднее!

– Упорнее, – теперь улыбнулся Тимур.

Через секунду они уже беззаботно смеялись. В конце концов, что значат расстояния, когда есть почта? Впереди огромная и счастливая жизнь, они не раз еще встретятся.

Женя в столовой сидела как на иголках и делала Тимуру загадочные знаки, а после ужина при всех схватила его за руку и утащила на соседнюю аллею.

– Ночью встретимся на этом месте! – решительно заявила она.

– Зачем? – удивился Тимур.

Женя огляделась – никого, и зачастила шепотом:

– Она сказала. Она сказала, чтобы были только мы двое, чтобы никто больше не знал о том, что… О том, что у нас есть это радио. Она не может говорить об этом днем… наверное. В общем, вот! Ты придешь?

– Приду, – сказал Тимур. – Не сомневайся.

В пионерском лагере никто и никогда не засыпает сразу после отбоя: это неприлично и не по-товарищески, тем более завтра им расставаться. Ребята говорили о разном, рассказывали о доме и договаривались никогда друг друга не забывать. Было весело, но и досадно. Солнце давно село, на море опустилась тьма. Женька, наверное, уже ждет его. А вдруг он опоздает – что тогда?

Тимур закрыл глаза. Если они не угомонятся, то он уйдет просто так, при всех. Он досчитал до ста. Потом еще раз досчитал до ста, а потом еще раз. Мальчишки болтали и болтали, и Тимур задремал.

Проснулся он оттого, что кто-то тряс его за плечо:

– Тимур! Тимур, ты заснул или как?

Тимур едва удержался, чтобы не ответить. Пусть они думают, что он спит.

– И точно, заснул. И я спать буду… – сказал Мишка из Одессы. – А-а-ам… – он зевнул так, что щелкнули зубы.

Как-то быстро опустилась тишина, которую прерывали только глубокое дыхание и посапывание. Тимур досчитал еще до ста, потом выбрался из постели, осторожно оделся и выскользнул из палаты. Дверь в комнату вожатых была плотно прикрыта, там о чем-то тихо разговаривали. Тимур прокрался мимо и выскочил наружу под узкий серп луны.

Когда он добежал до аллеи, где они договорились встретиться, Женя уже была там и приплясывала на месте от нетерпения.

– Ну где ты был? Почему так долго?

– Ждал, пока все уснут, – ответил Тимур. – А то все бы за мной прибежали. Интересно же!

– Какие вы, мальчишки… – сказала Женя. – Ладно. Помнишь радио в ракушке?

– А то!

– Слушай.

Женя достала из кармана «китайскую шляпу», постучала ногтем по гладкому блестящему боку, приложила ракушку к уху. Тимур замялся.

– Ну?.. – прошипела Женя.

– Так точно, товарищ Женя, – сказал Тимур. Заложил руки за спину, осторожно, стараясь не касаться, наклонился поближе к Жениной щеке.

– …Женя, Женя, слышишь меня? – шелестел в раковине далекий голос.

– Мы слышим, Аэлита, – повысила Женя голос.

– Кто мы? – удивилась Аэлита.

– Я и Тимур, – сказала Женя. – Это мой знакомый… товарищ.

– Товарищ… – эхом откликнулась Аэлита. – Это значит «друг»?

– Ну да… – не сразу нашлась Женя. – Но не только. Это еще когда вместе, заодно делаешь что-то.

– Заодно… – мечтательно сказала Аэлита. – За одно. Вместе. Всегда вместе. Поняла, вы жена и муж. У нас тоже… бывает так рано, родители договорятся…

Тимур даже в темноте увидел, как у Жени покраснели уши. Она отпрянула от Тимура, будто Аэлита могла что-то видеть, заговорила горячо:

– Неправильно ты все поняла! Мы друзья, просто друзья!

Разве можно женить так рано, удивился Тимур. Он бы ни за что не согласился. Такое в Индии бывает или в Африке. В Африке негры, они черные, а индийцы… Тимур никогда не видел их вживую и не мог сказать, какого цвета у них кожа. Неужели синеватая?

– У нас так не принято, – сказал он вслух. – Откуда вы все, Аэлита? Из Индии? Или это секрет?

– Долго лететь, – непонятно сказала Аэлита, – я… мне нельзя сейчас говорить… Покажете мне «Артек»? – вдруг попросила она. – Скучно сидеть весь день на одном месте.

– Конечно! – обрадовалась Женя. – Завтра, во время абсолюта? Ты сможешь выйти?

– Абсолют? – не поняла Аэлита. – Что это?

– Когда все спят после обеда, – объяснил Тимур. – Тихий час.

– Час… – Аэлита помедлила. – Да, час. На одну… одну тридцать шестую долю меньше нашего.

Женя и Тимур молча переглянулись. Они и вправду не знали, что тут сказать.

– Я не… не говорю неправду, – голос Аэлиты, кажется, дрогнул. – У меня встроено… Много встроено. Вторая сила. Помощник сердца. Помощники, чтобы дышать, чтобы пить вашу воду, чтобы не сгореть под вашим солнцем… не сильно сгореть. Помощник направления, хотя он не может пригодиться. И помощник времени.

– Часы?

– Да. Измеритель. И ваш час короче нашего та’лу. День тоже.

– Может, у вас и год тоже длиннее нашего? – язвительно осведомилась Женя. – На одну тридцать шестую?

– Длиннее, – подтвердила Аэлита. – Вдвое. Красный год, пыльный год. Ледовый год…

Женя снова хотела сказать что-то язвительное, но вдруг осеклась.

– И наш абсолют тоже длится вдвое дольше вашего, – произнесла Аэлита уже совершенно обыкновенным голосом.

– Да у тебя вообще все, что ни назови, в два раза больше… – усмехнулся Тимур. Женя сделала ему страшные глаза – и он вдруг понял, что, по крайней мере, насчет абсолюта эта странная девочка права: «коминтерновцев», кажется, было не видно и не слышно еще добрый час после того, как у всех остальных послеобеденный отдых завершался.

– Не все. Тяжесть – почти в три… в два с половиной и эр боихо-ц’у. Но меньше.

Гадать, что это означает, по-видимому, никакого смысла не было.

– Так сможешь выйти? – примирительно повторил Тимур.

– Да, – сказала Аэлита. – Я смогу… Меня не хватятся, мы устаем и крепко спим. Подумают, что я сплю, как все… – она замолчала, – …а я уйду.

– Она не придет, – сказал Тимур, пряча под досадой облегчение. Потому что, конечно, очень интересно послушать, что расскажет Аэлита, показать «Артек» ей тоже хорошо бы, иначе она со своими «стражами» так его и не увидит… Но беречь он должен не Аэлиту, а Женю. Приключений же с каждым днем становилось… что-то слишком много. И сегодняшняя тайная прогулка обещала их еще больше.

Тут же он устыдился этих мыслей. Слова «находится под нашей охраной и защитой» не кто-то из взрослых надиктовал, они сами пришли. А человек может нуждаться в охране и защите никак не меньше, чем сад возле дачи! И кто сказал, что Аэлита не нуждается?

– Может, скоро выйдет все-таки, – без особой убежденности произнесла Женя.

– Жень, да мы ее уже больше четверти часа ждем, – виновато ответил Тимур. – Еще немного – и вообще незачем будет выходить: «абсолют» не безразмерный все-таки. Даже у них.

– Может, ей там время посмотреть негде.

– А зачем ей смотреть? У нее же эти, встроенные…

Они ждали в зарослях дрока почти прямо напротив входа в двухэтажный корпус «баклажаночек», оттуда как раз хорошо были видны часы на фасаде. Тем не менее Женя достала из кармана безрукавки «траншейные» часы-браслетник (отцовские, понял Тимур), внимательно посмотрела на циферблат, словно пытаясь взглядом сдвинуть стрелку, и сделала было движение спрятать их обратно, но вдруг передумала. Решительно застегнула кожаный ремешок на запястье.

Именно в этот момент из дверей корпуса кто-то вышел. Тимур приподнялся, однако это оказалась медичка в белом халате и закрывающей волосы косынке. Двое охранников у входа проводили ее равнодушными взглядами.

Ребята прождали еще минут пять, а потом молча признали: что-то пошло не так, сегодняшняя встреча отменяется. Женя поднесла было к губам ракушку, но тут на ее плечо вдруг легла рука. Узкая ладонь, тонкие, хрупкие пальцы, белая до синевы кожа…

– Не надо, – прошептала Аэлита. – Днем – не надо.

– Извини, – так же шепотом ответила Женя. – Я вспомнила раньше, чем заговорила, то есть я не заговорила, никто не…

– Да, – кивнула Аэлита. – Никто не. Это хорошо.

– Ты как… – Тимур осекся, уже без объяснений поняв, как она сумела выйти: Аэлита была в белом медицинском халате, а голову ее покрывала косынка с красным крестом, – …нас нашла?

– По ней, – Аэлита указала на ракушку. – Когда она молчит, слышевижу только я.

На холм они взобрались довольно бодро. Тимур втихомолку все удивлялся, как это Аэлите удается держаться с ними почти вровень (правда, и он, и Женя старались особенно не спешить), но в кипарисовой роще силы ее иссякли. Пришлось вести под руки.

«Слышевижу». Надо же! Скорее всего, она просто по-русски еще не очень хорошо говорит. Но если уж такой радиоаппарат (и вправду, чуть ли не для шпионов) может еще и пеленг взять, то… И насчет встроенных чувств она, похоже, не наврала, хотя про такое даже у Жюля Верна не вычитаешь…

Тимур вспомнил, как во время ночного разговора Женя, покраснев, отпрянула от него, и понял, что сам сейчас наверняка красен точно рак. К счастью, девочкам было не до него.

– Досталось вам… – сочувствовала Женя, помогая своей новой подруге перенести ногу через ствол поваленного дерева. – Осторожно, вот сюда ступай.

– Досталось? – эхом повторила та.

– Ну, в буржуйских застенках. Ой, прости! Нет-нет, я все понимаю, если нельзя – не говори ничего совсем, мы не обидимся. Правда, товарищ Тимур?

– Угу, – буркнул Тимур. Поворачиваться покамест опасался: был уверен, что щеки его все еще пылают.

– В буржуйских… – медленно проговорила девочка. – Да. Знаю. Видела газету. Нет.

– Что нет?

– Не в застенках. У нас… у нас легче. Да. Легче. А воздуха больше у вас.

– Ну да, «я другой такой страны не знаю, где так вольно дышит человек». Сейчас на гребень поднимемся, а там Крепость, увидишь. Ну не вся целиком, но остатки старинной башни. Под ней и присядем передохнуть.

– Я выдержу. Я сильная.

– Конечно-конечно, еще какая сильная.

Аэлита, оступившись, тяжело повисла на Тимуре, и его вдруг снова в жар кинуло, когда рука ощутила, что под медицинским халатом на девочке, кажется, ничего нет. Он едва не отпихнул ее. К счастью, Крепость и вправду была уже рядом: оставив девчонок у подножья, Тимур поспешно отбежал к краю обрыва, будто бы осмотреться, а на самом деле чтобы перевести дыхание.

Там он простоял достаточно долго, чтобы задуматься, куда же им и в самом деле дальше идти. Крепость они Аэлите уже показали. К Шаляпинской пещере такими темпами не дойти. Об Аю-Даге вообще нечего думать. А ведь здорово было бы показать ей тот знаменитый дуб, в дупле которого, как пугают новичков, живет Абсолют! Ну куда там: он у Медведя на самом хребте.

Для тех, кто живет в других лагерях, основная артековская достопримечательность, к которой поди доберись близко, – это Дворец… А они, как ни смешно, едва убрались оттуда: ведь Дворец – тот самый спальный корпус, где живут коминтерновцы.

Что еще? Склепы, может быть? Они-то рядом, но туда не всякую девчонку сводишь. Женя – свой парень, а эта барышня, может, визжать начнет или в обморок грохнется. Сильная она, как же!

Голоса внизу заставили его отшагнуть от края обрыва. Он торопливо припал к земле, затем по-разведчески осторожно выглянул. По едва заметной тропке, петляющей в зарослях, спускались к морю двое: рослая вожатая соседнего отряда, которую девочки называли «Клеопарда», и – Тимур протер глаза – их вожатый Славик по прозвищу Суслик, тихий белобрысый парнишка, выглядевший чуть ли не младше кое-кого из своих подопечных. При этом Клеопарда застенчиво, почти робко что-то спрашивала у него, а Славик отвечал ей уверенным голосом, в котором звучали покровительственные нотки. На сгибе правой руки у него висели два полотенца, а левой он обнимал Клеопарду за талию.

Во дает! Ему же целовать ее придется в прыжке!

Тимур осторожно двинулся назад. Девочки сидели, прислонившись спинами к нагретым солнцем камням башни, и негромко разговаривали.

– Я действительно сильнее… многих. Всех. Сильнее, чем сама думала.

– Вижу, – спокойно согласилась Женя. – Но ты не очень-то задавайся, ладно?

– Не задаюсь. Удивлена. Во мне помощники самые лучшие, но все равно…

– А разве у вас не у всех эти… ну встроенные… одинаковые?

– Не все из нас внучки…

Аэлита не договорила.

– И дышится мне тут легче, чем думают хэа, надзирающие, – немного помедлив, произнесла она совсем шепотом. – Это уже не от помощников, вживленных по приказу деда. Это от отца.

– Правда?! – Женя в радостном изумлении повернулась к подруге. – Твой отец из Советского Союза?

– Он Сын Неба.

На несколько секунд в звенящем цикадами воздухе повисло молчание.

– Ой, прости, если секрет, ты просто не рассказывай и все, – виновато сказала Женя. – А мама? Или тоже рассказывать нельзя?

– Мама была из семьи правителей, старейших родов Соацеры. Когда отца хотели схватить, мама попыталась убить себя. У нее получилось… почти. Мой дед знал, что я уже есть, а он был главой Верховного Совета Директоров, ему повиновались все, и целители не посмели ослушаться, когда он приказал им удержать тело моей матери в жизни до той поры, когда придет срок. И лишь после моего появления на свет властелин над всеми пределами Тумы отпустил свою дочь на смертное ложе. А я росла в его дворце: не столичном, в одном из безымянных оазисов, что разбросаны меж Желтым и Высохшим каналом.

Все это Аэлита выговорила бесстрастно, глядя прямо перед собой, словно на страницу невидимой книги.

Теперь молчание длилось куда дольше.

– Твоего отца только хотели схватить или схватили? – спросил наконец Тимур.

– Он сумел отбиться. Он …

Следующее слово прозвучало так странно, что ребята на смогли его разобрать.

– Кто-кто он?

– Магацитл. Сын Неба. Их было двое, отец и его… товарищ. Они вместе улетели на небесной лодке. А о том, что было после, я слышала разное. И надеялась, что здесь, на земле, где он был рожден, смогу узнать больше.

– Узнала?

– Нет.

– Хорошо, – Тимур поднялся. – Ну ты отдохнула? Пошли.

«Куда ты ее ведешь?» – спросила Женя одними губами. «К смертному ложу», – так же ответил Тимур. Женя испуганно потянулась его остановить и раздумала.

Эта рассказчица небывалых историй хочет увидеть «Артек»? Что ж, она его увидит. Тут и ближе хребта Медведь-горы есть места, про которые рассказывают небывальщину.

Им пришлось присаживаться для передышки еще дважды. Оба раза девчонки о чем-то говорили между собой, но полушепотом: не то чтобы таясь от Тимура, однако как-то получалось, что ему пришлось бы подходить вплотную… а это было неловко. Так что он не прислушивался. Лишь однажды Женя произнесла чуть громче обычного: «Правда? Как инвалиды?» А Аэлита ответила ей вообще неслышно, но жестами изобразила очень странное.

Как инвалиды, надо же. Сильная она. Внучка какого-то высокопоставленного буржуя. С самыми дорогими «помощниками» внутри себя.

Ладно, все-таки не только внучка буржуя, но и дочь… засекреченного работника Коминтерна, получается. И мама у нее погибла. Высокопоставленные буржуи тоже разные бывают: не случайно все же этот отослал свою внучку в «Артек», не случайно ее тут приняли, не случайно и товарищ Андрей говорил…

– Нам… долго?

– Потерпи, тут рядом совсем.

– Терплю… – с этими словами сильная Аэлита обвисла у Тимура на руках. К счастью, она была не только сильная, но и легкая: по-воробьиному тонкие косточки, почти никаких мышц… Куда у нее хоть что-то может быть вживлено – поди угадай!

– Ты осторожней с ней! – вдруг очень странным голосом сказала Женя.

– Да уж куда осторожней… – Тимур непонимающе покосился на нее.

Вместо ответа Женя подхватила Аэлиту с другой стороны и чуть ли не выхватила ее у Тимура как эстафетную палочку. Втроем, бок о бок, нелепо ковыляя, они сделали еще несколько шагов, и Тимур поневоле вспомнил разговор об инвалидах. Хотя по-прежнему не мог сообразить, к чему он мог прийтись.

Дядя Георгий в кружковой самодеятельности изображал одноногого старого партизана, вот только его деревянная нога была такой же театральной бутафорией, что и накладная борода с седым париком. Но было еще что-то, связанное с инвалидами… или с одним только… Совсем недавно было!

И тут они остановились. Пришли.

Под ногами лежал моховой ковер, над головами сплетался полог нескольких крон. Это было самое укромное место в «Артеке». Даже странно подумать, насколько оно, оказывается, близко и до чего же мало кто про него знает. Впрочем, кто не боится – знает, конечно.

– Вот эти домики, товарищ Аэлита, называются склепы. Смертные ложа, как ты говоришь. Там людей хоронили – раньше, в старорежимные времена. Можешь не бояться, внутри никого нет.

– Знаю.

Ничего она, конечно, знать не могла: заржавленная железная дверь была лишь слегка приоткрыта. Хотя… это ее «слышевижу»…

– Они не внутри, – объяснила Аэлита. – Они вон там… под большим деревом, под корнями его. Двое старших. А маленький сразу за… домиком.

Смотрела она при этом на правый из склепов. А Тимур и Женя сперва посмотрели на нее, потом друг на друга.

В том склепе действительно были две больших ниши и одна меньшая, на детский гробик. По слухам, еще во время Гражданской, когда Крым был под белыми, какие-то бандиты там все перерыли в поисках золота, якобы спрятанного в гробнице. Говорят, ничего не нашли. Остатки гробов вместе с костями то ли закопали неподалеку, то ли просто разломали и выбросили. А вот кто там лежал, когда был похоронен, об этом даже слухов не сохранилось. И табличек над входом не сохранилось, сбиты они.

– А где те, вон из того склепа? – Женя кивнула на левый «домик».

– Нигде, – Аэлита нахмурилась. – Там сделали… я забыла… вот так!

Ее руки плавно качнулись в воздухе и очень зримо обрисовали трепещущий, переменный контур языков пламени.

Тимур и Женя снова переглянулись. Она этого тоже не могла знать, вход с выбитой дверью был затянут плющом, сквозь который если что и проступало, то лишь вязкая сырая тьма. Но они-то раньше бывали внутри и отлично помнили: стены зачернены гарью, под ногами старые угли огромного кострища.

– Это ты слышевидишь? – изменившимся голосом спросила Женя.

– Это… иначе, – Аэлита виновато улыбнулась. – Не могу объяснить.

Из ее ноздри вдруг медленной тонкой струйкой поползла кровь, сквозь лиственный сумрак показавшаяся синеватой. Женя заохала и захлопотала вокруг подруги, усадила ее на покрытый мхом валун и, с него же сорвав горсть мха помягче, принялась вытирать Аэлите лицо. Тимур дернулся было ей помочь, но замер, вслушиваясь. Показалось? Нет, он не мог ошибиться: сюда шли двое-трое. Молча идут, быстро, но осторожно. Так крадутся хулиганы, готовясь обнести чужой сад…

– Сигнал – три звонка! – сквозь зубы произнес он.

– Что? – Женя в изумлении повернулась к нему и мгновенно посерьезнела. Она помнила: этот сигнал означает боевую тревогу.

– Бери ее – и туда, – Тимур мотнул подбородком в сторону ближайшего склепа. – Не высовывайтесь. И ни звука.

– А ты?!

Но Тимур уже не слушал. Расправив плечи, он двинулся навстречу чужим шагам.

– Ну ты даешь, иптяш-Тимур! У вас же дневной сон сейчас! Поймают – выгонят!

– Не поймают, – хмуро процедил Тимур. – Вы сами тут осторожно, я недавно двух вожатых рядом видел…

– Нас-то не поймают! – рахмоновец беспечно махнул рукой. – Ты тут сколько – две недели, да? А мы – всю жизнь: знаем, на каких тропах ловят, а на каких фигушки! Слушай, Тимур, твоя туташ где сейчас? Тоже с тобой тихий час прогуливает?

Тимур сделал неопределенный жест. Алик, адъютант Гейки, был встречей не только удивлен, но и обрадован, а вот двое его спутников держались куда угрюмее. Не очень понятно, замечал ли это он сам. Кажется, Алик в этой тройке за старшего. А вообще-то эти парни на самом деле и старше его, и покрепче гораздо.

Они тоже рахмоновцы, у обоих на майках такой же знак, только сделан еще менее умело: молот едва виден на фоне полумесяца серпа. Однако Тимур вовсе не собирался рассказывать им всем, что Женя вот тут, рядом.

В склепе. С Аэлитой.

– Вы-то сами куда сейчас? – поспешил он перевести разговор на другое.

– Надо, – коротко отчеканил один из незнакомых рахмоновцев.

– Да тут к Султановой скале спуск хороший, – Алик, кажется, с удивлением покосился на него, – а в бухточках по обе ее стороны мидий сейчас – целые грозди, хоть ведрами таскай!

Ведер при них не было, но у каждого через плечо висело по брезентовой сумке.

– К Султановой? – удивился Тимур. – Это где?

– Надо, – повторил тот же парень. – Надо знать.

– Его правда, – заулыбался Алик, – что ж ты тут тогда знаешь, если о ней не слышал? Вот там тропа идет, видишь?

Если бы он не показал, Тимуру эту тропу бы в жизни не разглядеть. Он вообще был уверен, что отсюда к морю прямого хода нет.

– Высокая такая, самая высокая скала здесь, прямо напротив Адалар, – продолжал частить адъютант Гейки. – В ней пещера еще снизу, по другую сторону.

– А, грот Пушкина, – сообразил Тимур, – то есть Шаляпинская скала, да?

– Ну кому Шаляпинская, а кому Султан-кыя, – Алик улыбнулся еще шире.

– Мин сине сиктым-сиктым… – с такой же широкой усмешкой произнес третий рахмоновец, до сих пор помалкивающий.

– Форточкага ляктердем! – резко ответил Тимур, вскакивая. – Кутак баш, понял?!

Этому он, конечно, не у прабабушки научился. Но в московском дворе временами звучит и кое-что покруче.

– Серхантай, дурак! – яростно заорал Алик прямо в лицо своему спутнику, прежде чем они с Тимуром бросились друг на друга. – Мин сине ольтерем милиция шакерем! С Гейкой говорить хочешь?! Рахмон-ага тебе не указ?!

И все равно бы им сейчас не миновать сцепиться, но тут оба парня попятились – не испуганно, а смущенно, не зная, куда девать глаза. Алик обернулся и тоже отступил к ним, мгновенно покраснев до ушей.

– Здравствуйте, мальчики! – Женя ловко спрыгнула с высокого, ей по грудь, валуна. Встала рядом с Тимуром, положив ему руку на плечо. – Ну вы тут кричите – наверно в дирекции слышно…