Тримонциум

В один из вечеров мы пошли всей компанией на концерт в летний театр.

Концерт мне понравился, особенно их знаменитый «комик». Небольшого роста, под «цыгана» вышел он со скрипкой и пародировал всех знаменитостей эстрады.

Кругом все хохотали. Смеялся и я. Девушки наперебой переводили его шутки.

Возле Сильвии сидел рядом ее знакомый. Мне показалось, что она ему уделяет внимания больше, чем просто знакомому. Настроение у меня изменилось, хотя я не подавал виду. Да и Вита, сидевшая рядом, вела себя естественно и просто, и была ко мне внимательна. Она была не просто симпатичной, но даже красивой – особые черты лица, светлые глаза, приятная улыбка, невысокого роста, хорошо сложена.

Где-то посередине концерта подул сильный ветер, небо заволокло и пошел сначала мелкий, а затем крупными каплями сильный дождь.

Хотя у меня был зонтик, мы с Витой здорово промокли. Один из приятелей был на машине и довез нас до общежития института, где мы жили, и где, следовательно, расположился наш студенческий интеротряд.

Все мокрые влезли в машину (кажется нас было 7 или 9 человек), смеялись и шутили. Затем в общежитии собрались у кого-то, играли в рулетку.

Было очень весело.

Этот летний, теплый дождь с ветром и этот вечер придали мне некоторую свежесть и утешение.

Многие девушки ходили в джинсах. Вита же при своей фигуре одевала то платья, то юбку с чем-то. Я как-то спросил:

– Вита, почему ты не носишь джинсы? Они, наверное, тебе идут?

– Просто не хочу. Если хочешь, я завтра одену.

На следующий день она появилась в джинсах. При встрече она многозначительно посмотрела на меня и улыбнулась.

Я ей ничего не сказал, но про себя отметил: она в джинсах была еще лучше, чем в юбке.

В один из дней, Сильвия, я, Вита и два товарища из Германии, с которыми я был знаком уже целую неделю, пошли в город.

Сначала сходили на мемориальный комплекс памяти погибших воинов во второй мировой войне, затем пошли к памятнику советским воинам-освободителям – знаменитому «Алеши».

Поднимались медленно, не спеша. Памятник находится на одном из живописных холмов. Вокруг много зелени. Собрали цветы и каждый, молча, возложил их у подножия обелиска.

Собирая цветы, мы вели непринужденную беседу, но я понял это по взгляду девушек, что как и я, так и они испытывают какое-то легкое волнение. Успокоились только тогда, когда оба парня – Штефан и Зигмунд, последовав нашему примеру, молча положили цветы к подножию постамента.

Мы ни о чем не говорили, но каждый из нас думал о том же – о прошедшей войне, о тех, кто своей жизнью подарил нам сегодняшний день, о том, какой долгий и тяжелый путь прошли наши народы к этой победе, и о том, что нам сейчас хорошо. Ибо молодость – это всегда хорошо. Хорошо трудиться, общаться, узнавать друг друга, мечтать о чем-то, уверенно идти к своей цели.

И было такое ощущение, что будто мы в чем-то виноваты перед историей, что наши народы тогда вели такую жестокую и кровопролитную войну.

Постояв немного, мы начали спускаться вниз по направлению к нашему временному, но общему дому.

Вечером я сказал девушкам, что хочу поехать завтра после работы в соседний город.

Сильвия пожелала поехать со мной.

Когда я пришел после работы к ней в комнату, она лежала, закрыв глаза. Было видно, что устала, но увидев меня, сказала с улыбкой:

– Поедем?

И мы пошли на автовокзал. Приобрели билеты и сели в автобус. Поездка была интересной. Вернулись мы поздно вечером. Дорога нас слегка утомила и мы с Сильвией, условившись на следующий день пойти погулять по городу, расстались.

Было еще не так поздно. Приняв душ и вернувшись в комнату, я пытался что-то читать, но не читалось. Я подошел к окну, долго стоял неподвижно, всматриваясь в наступающую ночь. Взгрустнулось.

Утром получил письмо из дому.

Писала мама. Сообщила, что умерла бабушка – моя вторая мать. Я внимательно прочитал несколько раз письмо. Мама писала, что бабушку уже похоронили.

Перед отъездом я заходил к ней попрощаться. Она была в возрасте, была больна. Но сколько раз с ней такое бывало? Думал я тогда, что все пройдет, как это бывало раньше, но никак не мог предвидеть, что вижу ее в последний раз. Она была в ясном уме. Что-то мне говорила, а когда я уходил, не стала меня провожать – продолжала лежать, наверное, была очень больна.

Получив такое известие, я сник – было грустно и жалко.

В этот же день к вечеру мы пошли в город. Бродили по его узким и прелестным старинным улочкам. Вечерело.

Мы присели отдохнуть на большую каменную плиту, которая находилась на углу одной из улочек. Разговорились.

Мимо нас, сгорбившись, с палочкой медленно шла милая старушка и, поравнявшись с нами, по-видимому, услышав, что мы говорим по-русски, спросила:

– Какое сейчас время?

– Без 15 восемь – ответил я и тут же спросил:

– Простите, откуда вы знаете по-русски?

– Я русская – ответила старушка спокойно, видимо уже привыкшая, что в этом городе можно часто слышать русскую речь.

Посмотрев на нас, также спокойно спросила:

– Любуетесь городом?

– Да, знакомимся с его старой частью – ответил я.

– Пойдемте со мной, я вам кое-что покажу, вдруг уверенно сказала старушка.

– Вы местные? – обратилась она к девушкам.

– Да, мы из этого города – ответила Вита.

– Тогда тем более, вам надо это знать – сказала старушка.

Мы поднялись вверх по улочке, зашли во двор и оказались на крутом каменистом склоне, откуда открывалась панорама большей части города. Старушка вошла в дом, и через некоторое время вернулась к нам, держа в руке старую, потрепанную и не очень толстую книгу.

– Посмотрите внимательно на тот холм, который видится вдали, показывая рукой, сказала старушка.

– Вы видите вершину горы, а теперь, посмотрите на этот рисунок в книге.

На рисунке была очерчена голова льва. Всмотревшись внимательно в вершину горы, мы увидели, как закат солнца отчетливо высвечивал силуэт головы льва.

– Это и есть символ нашей Родины – сказала старушка.