Они были первыми

Отношения между Германией и СССР стремительно ухудшались. Обстановка на границе накалялась с каждым днём и из Москвы постоянно запрашивали, собранную приграничной агентурой информацию. В этот визит Горбенко надо было встретиться с руководителями сети – «Жаном» и «Малышом» и передать им пришедшее из Москвы сообщение особой важности. Весь прошедший день в Гродно постоянно звонили из центрального аппарата НКВД и настоятельно требовали, чтобы сообщение было передано, как можно быстрее. Именно поэтому, несмотря на всё возрастающую опасность провала, Горбенко снова пришлось поехать в Сувалки. Он потер ладонями утомленное бессонницей лицо и посмотрел на часы. Было половина десятого вечера. Связь с «Жаном» и «Малышом» была назначена на утро следующего дня. «Надо успеть выспаться, чтобы завтра чувствовать себя бодрым. – подумал Горбенко. – Малейшая ошибка во время встречи может погубить всё».

Варшава. Сулеювек. 20 июня 1941 года…

Телефонный звонок из штаб-квартиры «Абвера» застал подполковника Шмальцшлегер в ночном казино за игрой в карты. Он держал банк и уже прикидывал в уме сумму выигрыша, когда подошедший официант протянул ему листок бумаги, на котором была написана просьба дежурного офицера штаба «Валли» срочно позвонить в Берлин. Уединившись в одной из комнат казино, Шмальцшлегер набрал указанный в сообщении номер телефона. К своему величайшему удивлению, он услышал на другом конце провода голос адмирала Канариса.

– Доброй ночи, подполковник! – поздоровался тот с ним.

– Доброй ночи, господин адмирал! – ответил растерянным голосом Шмальцшлегер.

– Вы откуда звоните? – поинтересовался Канарис.

Шмальцшлегер на секунду задумался, но затем все же решил не кривить душой со своим шефом.

– Я звоню вам, господин адмирал, из ночного казино… – смущенно ответил он.

– Так я и думал! – усмехнулся Канарис. – Ладно, подполковник, гуляйте, – успокоил его он. – Эта ночь у вас будет последней, когда вы сможете это делать. – Канарис сделал паузу. В телефонной трубке было отчетливо слышно тяжелое дыхание Шмальцшлегера. – Почему, хотите спросить вы? – задал вопрос Канарис и затем сам же ответил на него. – Сегодня фюрер принял окончательное решение напасть на Россию. Завтра ровно в час дня в войска будет передан условный сигнал – «Дортмунд»!

Шмальцшлегер продолжал молчать, словно не осознавая, услышанное им. Наконец, он оправился от волнения и сказал:

– Господин адмирал, штаб «Валли» готов выполнить любой ваш приказ!

Это хорошо, подполковник, – ответил Канарис. – Но сейчас вам предстоит выполнить не мой приказ, а приказ фюрера!

– Я вас внимательно слушаю, господин адмирал! – насторожился Шмальцшлегер.

– Сегодня на совещании фюрер приказал мне, как можно быстрее ликвидировать разведывательную сеть русских на территории генерал-губернаторства. – сказал Канарис. – Когда начнутся боевые действия, она может затруднить нашим войскам продвижение на восток. Чтобы сделать это без особых хлопот, я решил воспользоваться опытом Польши. Надо захватить в Гродно архивы НКВД, в которых наверняка есть сведения об агентах на территории генерал-губернаторства.

– А почему именно в Гродно? – удивленно спросил Шмальцшлегер.

– По вашим сообщениям, подполковник, получается, что именно оттуда приезжают связные. – пояснил Канарис.

– Вы имеете в виду Горбенко? – спросил Шмальцшлегер.

– Да, именно Горбенко! – ответил Канарис. – Вряд ли человек с таким опытом будет регулярно приезжать в Сувалки только для того, чтобы посмотреть, что там происходит. Для такой задачи не нужен кадровый сотрудник НКВД. Достаточно обыкновенного осведомителя. К тому же он всегда едет по одному и тому же маршруту. Значит, сам разведкой не занимается, а получает информацию от кого-то другого. И раз конечный пункт его маршрута – Гродно, значит там и надо искать картотеку русских.

– А вы знаете, господин адмирал… – вдруг вспомнил Шмальцшлегер. – Именно сегодня Горбенко приезжает в Сувалки!

Значит, само провидение за нас! – радостно воскликнул Канарис. – Видимо подполковник вам не удастся сегодня ночью закончить партию в «бридж». Когда он уезжает обратно? – поинтересовался адмирал.

Шмальцшлегер напряг память и затем ответил.

– Разрешение у него заканчивается завтра ровно в полночь.

– Горбенко ни в коем случае не должен вернуться в Россию. – приказал Канарис. – Задержите его завтра на нашей территории. Война начнется двадцать второго июня в три часа тридцать минут. Я думаю, что арестовать его можно будет уже часов в восемь вечера. Все равно официальные русские власти за оставшееся время ничего не смогут предпринять для его защиты. К тому же он находится на нашей территории с документами не на свое имя, а на имя Анджея Скавронского. То есть с фальшивыми. После ареста, срочно доставьте Горбенко в Берлин. Наши специалисты по допросам заставят его заговорить. Все, подполковник. Жду от вас завтра хороших новостей.

Шмальцшлегер услышал в телефонной трубке короткие частые гудки.

Польша. Сувалки. 21 июня 1941 года…

Последний мирный июньский день выдался в Польше на редкость тихим и солнечным. Рано утром, попрощавшись с Зосей Скавронской, Горбенко взял пролетку и на ней поехал обратно на вокзал. По дороге он несколько раз останавливался у хозяйственных и галантерейных магазинов и почти в каждом из них что-нибудь покупал. Наконец, нагруженный свертками и пакетами он добрался до вокзала. Расплатившись с извозчиком Горбенко, попросил его помочь ему отнести покупки в поезд. Тот уже стоял у перрона.

Зайдя в вагон, Горбенко столкнулся в узком проходе с одним из кондукторов, обслуживающих вагон. При столкновении из кармана кондуктора случайно выпало несколько старых проездных билетов, один, из которых Горбенко оставил у себя. Горбенко же во время этой неожиданной встречи лишился наручных часов, которые оказались в кармане пиджака кондуктора. Недовольно буркнув себе что-то под нос, кондуктор быстро пошел дальше по коридору и исчез за дверью, ведущей в соседний вагон.

Эта встреча произошла настолько быстро, что садящиеся в поезд пассажиры не обратили на неё внимание. Когда же Горбенко расположился в купе, то вдруг обнаружил, что извозчик, который вез его на вокзал, забыл отдать ему одну из его покупок, но зато вместо неё Горбенко нашел в своем багаже рекламный буклет какой-то немецкой парфюмерной фирмы. Спрятав его вместе со старым билетом во внутренний карман пиджака, Горбенко с облегчением откинулся на спинку дивана. Встречи с «Жаном» и «Малышом» состоялись, и теперь ему осталось, сойдя с поезда в Липске, выяснить, что происходит на этой железнодорожной станции. Затем через немецкий пограничный пункт он вернется обратно в Гродно.

Бросив взгляд в окно Горбенко, вдруг увидел толстого чиновника, с которым он ехал на поезде из Балинки в Сувалки. Рядом с чиновником стояли несколько немецких офицеров в черной эсесовской форме. Вдруг чиновник тоже заметил Горбенко и приветливо помахал ему рукой. Горбенко в ответ вежливо кивнул. Попрощавшись с толстым чиновником, офицеры направились к его вагону. Горбенко почувствовал какую-то смутную, необъяснимую тревогу. Он находился в купе один. Быстро осмотрев его, он вытащил из кармана пиджака брошюру и билет и засунул их в вентиляционное отверстие, находящегося под столиком обогревателя. Едва он успел это сделать, как дверь купе распахнулась, и на его пороге появились офицеры-эсэсовцы.

– Вы, господин Анджей Скавронский? – на ломанном польском языке спросил один из них.

Горбенко встал и, изобразив на лице удивление, ответил.

– Да, это я, господа!

– Пройдемте с нами! – смерив его враждебным взглядом, сказал офицер.

– Но я подданный Советского Союза… – с недоумением ответил Горбенко, чувствуя, как его ноги и голова начинают наливаться свинцом.

Он вытащил из кармана разрешение, выданное ему на пограничном пункте, и протянул офицеру. Тот даже не взглянул на него.

– Пройдемте с нами! – чуть повысив голос, повторил офицер.

Видя, что Горбенко не двигается с места, офицер взял его за левую руку и надел на её запястье кольцо наручников. Второе кольцо наручников он застегнул на его правой руке.

– Вы не имеете права меня задерживать! – стараясь говорить, как можно громче, сказал Горбенко. – Я советский гражданин! Я требую отпустить меня!

Горбенко грубо вытолкали в коридор, и повели к выходу из вагона. Двери купе стали приоткрываться, и любопытные пассажиры начали выглядывать в коридор. Горбенко продолжал громко возмущаться и уже в дверях вагона заметил лицо кондуктора, с которым случайно столкнулся в коридоре. Тот, не отрываясь, смотрел в его сторону.

Варшава. Сулеювек. 21 июня 1941 года…

Бледный испуганный лейтенант в забрызганном пятнами грязи мундире вытянулся перед, сидящим за письменным столом, подполковником Шмальцшлегером. Лицо последнего напоминало готовый вот-вот лопнуть перезрелый помидор. Брызгая слюной, Шмальцшлегер, не сдерживаясь, громко кричал на лейтенанта.

– Как так исчез! Да вы хоть понимаете, что говорите! Как вы умудрились потерять Горбенко? За это вас надо разжаловать и послать рядовым в самый захолустный и спившийся гарнизон!

Лицо лейтенанта стало мраморно белым.

– Так точно, г-господин п-подполковник… – дрожащим голосом отвечал он. – Наружное наблюдение контролировало Горбенко от квартиры Зоси Скавронской до вокзала. Наши люди видели, как он сел в поезд. Затем наблюдение за ним должна была вести другая группа сотрудников. Но когда поезд тронулся, вдруг выяснилось, что в купе Горбенко нет. Допрос проводника позволил установить, что пассажир из этого купе был арестован офицерами в форме СС. Его посадили в машину и куда-то увезли. Куда – неизвестно…

Подполковник Шмальцшлегер, не сдержавшись, громко выругался.

– Чёрт бы вас побрал, лейтенант! Вы не должны были спускать глаз с Горбенко! – продолжал кричать он. – Как могло случиться, что он оказался без наблюдения? Одна группа прекратила за ним наблюдать, а другая еще не начала…

Лейтенант, двигая большим кадыком, судорожно проглотил скопившуюся во рту слюну.

– Извините, господин подполковник, – поникшим голосом ответил он. – Вторая группа задержалась в привокзальном буфете. Они завтракали и не успели вовремя сесть в поезд.

– Так вот оно в чём дело! – ещё громче закричал Шмальцшлегер. – Вместо того чтобы нести службу, ваши люди пьют пиво в кабаках и ведут себя, словно на курорте. А всего через сутки начнется война с Советами!

Шмальцшлегер бросил на лейтенанта негодующий взгляд.