Он почувствовал живое тепло за спиной: Найя придвинулась ближе, стараясь унять дрожь и не стучать зубами.
– Это… я… – пророкотал каменный старик.
При этом губы его, на которые Дью смотрел очень внимательно, не шевельнулись. Казалось, говорит кто-то спрятавшийся в чреве статуи.
– А кто ты такой?! – снова крикнул мальчик. – Если ты прячешься за этой каменной глыбой, то лучше выходи! Так нам будет удобнее разговаривать.
– Я… не прячусь. Я перед тобой.
– Кто ты? – повторил Дью, на этот раз тише, так как изваяние не делало никаких угрожающих движений и холодок страха под сердцем рассосался.
– Я… Бохоу.
– Бохоу? – переспросил мальчик. – Никогда о таком не слышал. А ты? – обернулся он к девушке. – Ты слыхала когда-нибудь это имя?
Найя кивнула. Ей удалось справиться со спазмом в гортани и выдавить:
– Я слышала о Бохоу. Так звали знаменитого знахаря, отца Вьюхо. Он умер очень давно, когда меня еще не было.
– Ты хочешь сказать, ты отец Вьюхо? – Дью вновь повернулся к статуе и сурово нахмурился.
– Да… – откликнулся резной камень.
– Но ведь ты давно умер!
– Умер… для всех вас…
Сын Огдая осветил его факелом с головы до ног.
– Пожалуй, ты не врешь, – заключил он. – Ты и впрямь смахиваешь на своего сыночка. А этот? – он махнул в сторону первого изваяния. – Надо понимать, его дедушка?
– Да… Это мой отец, Бошши…
– Он не такой разговорчивый, как ты! – хмыкнул мальчик.
– Он не может говорить… Он стал каменным полностью… Весь…
– А ты, выходит, не полностью?
– Приложи ухо… к запястью… Послушай…
Дью с готовностью привстал на цыпочки и прижался ухом к огромной холодной руке, висевшей вдоль каменного тела.
– Ого! – удивился он. – Кажется, у тебя есть сердце! И оно бьется. Правда, еле-еле.
Найя, чье любопытство превозмогло страх, проделала то же самое.
– Бьется! – прозвенел изумленный голосок. – В холодном камне бьется что-то живое!..
– Сердце… – подтвердил Бохоу. – Когда-нибудь оно перестанет биться… И я стану таким же, как Бошши, отец… Как дед, Вохобато…
– А что с вами случилось? – поинтересовался Дью. Чтобы смотреть каменному собеседнику в лицо, приходилось задирать подбородок, и оттого в голосе против воли проскальзывали запальчивые и дерзкие нотки. – Наверное, это проделки Вьюхо, мерзкого твоего сыночка?!
– Вьюхо, мой сын… ни при чем. Мой дед, Вохобато… когда-то давно нашел вблизи от селения залежи самоцветных камней… Он шлифовал их… постигал их тайны. Приучил стихийные души скал и земли помогать ему… Чтобы никто не мешал, наложил строгий запрет появляться в этих местах… Сказал: духи умерших гневаются, если их беспокоят… Он познал секрет бессмертия. Камни рассказали ему… Чтобы жить вечно, нужно срастись с камнем… стать с ним одним целым. Он научил всему, что знал и умел, моего отца, а затем перебрался сюда. Он был очень мудр, мой дед, Вохобато…
Дью громко фыркнул, прервав гулко-неживую речь.
– Это вовсе не мудрость, а безумие! Срастись с камнем! Тысячи каменных лет не стоят и одного года в нормальном живом теле! – Он огляделся вокруг. – И где он, этот твой безумный дедушка?
Третья статуя обнаружилась не сразу: человеческие черты проступали в ней совсем смутно. Гораздо больше она напоминала причудливую игру природы. Голова с непропорционально растянутым лбом и искаженными чертами растеклась по своду пещеры. Борода, напротив, срослась с полом. Ни пальцев рук, ни мышц тела было не разобрать – лишь бесформенные гранитные складки вились вдоль стены во всех направлениях.
– Да… Это уже не дедушка, а просто каменное нагромождение! – заключил Дью, оглядев прадеда Вьюхо. – Воистину, он выжил из ума, твой предок Вохобато. А следом за ним и твой отец, и ты. Ну и семейка!
– Он был мудр… – бесстрастно возразил Бохоу. – Он получил то, что хотел. Он познал вселенскую мудрость, какую ведают одни лишь камни, первенцы нашей земли… Он обрел покой. Нерушимый, вечный… То же сделал и мой отец, и я…
– Неужели это не жутко – превратиться в камень? – взволнованно подала голос Найя. – Стать недвижным и холодным на тысячи тысяч лет?
– Это не жутко… Это самое мудрое, что может сделать человек, чтобы избегнуть объятий смерти и обрести покой…
– Вьюхо говорил мне, что камни тоже умирают! – возразил Дью.
– Умирают, да… Но у них нет страха смерти… Они не знают, что такое боль или ужас. Умерев, камень не замечает, что умер…
– Вообще-то, сынок твой говорил иное! Говорил, что камни могут любить, могут покончить с собой.
– Могут, да… Те, которые разбужены. Чей дух растет и меняется, переходя в иное бытие… Но человек, сросшийся с камнем, поворачивает назад… Он замыкает кольцо. Растет лишь каменная плоть. Не дух… И оттого – покой…
– Почему же тогда твой сынок не пристроится тут у вас четвертым? А вместо этого превращает мертвых воинов в своих рабов и выращивает чудовищ? Лучше бы ему навеки закаменеть вместе с вами! Для всех было бы лучше.
Бохоу какое-то время молчал.
– Вьюхо… не такой, – прогудел он медленнее и тише, чем прежде. – Я научил его всему, что знал. Но он не хочет покоя… Он продолжает добывать камни. Он что-то ищет…
– Он хочет сделать какой-то Венец Освобождения. Кстати, что это такое?
– Не знаю…
Сын Огдая расхохотался.
– Вот так так! А как же твоя вселенская мудрость?!
– Мудрость не в том, чтобы знать всё… Мудрый знает самое важное… Мой сын Вьюхо не хочет мудрости. Не хочет покоя…
– А ты не знаешь случайно, где прячет Вьюхо гранатовое колечко? – спросила Найя.
– Не знаю… Я сам хотел спросить у вас о Вьюхо. Никто никогда не тревожил нас. Но теперь раздаются шумы, стуки… Люди заходят сюда. Вы зашли… Разве запрет появляться в месте упокоения больше не действует?…
В двух словах Дью поведал каменному старику всё, что знал о планах и замыслах Вьюхо.