– Диана Алексеевна? – взревел Смеликов.
– Я ступню подвернула и уже хромаю к вам! – бодро прокричала его вечная головная боль.
«До отправления поезда три минуты. Просьба провожающим…»
Вся группа уже ждала в вагоне.
Игорь нервно переминался с ноги на ногу на условленном месте возле расписания.
Диана влетела бойко и легко. Ни о какой хромоте речи не шло! Она шагала на лабутенах походкой модели. На плече висел крошечный модный рюкзачок. За ней спешил таксист с кучей сумок и пакетов…
– Вы меня обманули? – сдвинул брови Игорь. – Ладно. Идем скорее!
– Игорь Валентинович, ну, я просто ресницы наращивала! Я же не смогу там макияж поправлять, на раскопках!
«Жаль, что она мне не родственница! Хоть мог бы ее матери пожаловаться! Ну, почему не принято вызывать родителей в институт!» – тоскливо думал Игорь, вылетая на перрон.
Диана пыталась бежать, но…
Поезд плавно тронулся. Колеса ритмично стучали. Проводники выставили флажки.
– Я вижу, вы надели удобную, раздолбанную, разношенную обувь! – саркастически заметил профессор.
– Я эти туфли ношу столько, сколько люди не живут! Может, запрыгнем? – деловито предложила Диана, в такт колесам щелкая каблучками по асфальту и провожая взглядом мелькающие вагоны.
Поезд набирал ход.
– Да всё, – Игорь вздохнул, – надо билеты менять. На следующий.
– И только мы с вами… Один на один! – возликовала Диана.
Профессор ощутил себя загнанным в ловушку и ничего не ответил.
Лучи заходящего солнца слабо освещали сумрак бора.
Ощущалась вечерняя прохладная сырость.
Костя Вострецов бойко вырулил на новой «Мазде» и заторопился, стараясь успеть до темноты. Внезапно в душе шевельнулось беспокойство.
Костя съехал на обочину и остановился.
Сломанная тонкая сосенка. Много-много пятен крови.
«Это явно не к добру! Ох, все-таки нас спалили! Сникерс! Хана пришла, откуда не ждали… Хорошо бы сейчас перемотать вот этот весь трындец и перейти прямо к той части, где я уже в безопасности, пью виски с красоткой…»
Костя осторожно прошел по следам. Он примерно понимал, что может сейчас увидеть.
«Этого следовало ожидать… Хотя, кажется, нет, еще не трындец. Так, чисто подготовительные работы…»
Вервольф стоял, примотанный скотчем к дереву. Ровно-ровно. Волосы слиплись от крови. Глаза закрыты. Одежда в земле, траве и крови.
«Что с ним сделали? Кажется, не пристрелили? И не резали? Задушили, что ли? Но почему крови много? Ах, вот, голова пробита!»
Вострецов приблизился к связанному, отодвинул воротник куртки и осторожно коснулся шеи. Пульс прощупывался.
Почему-то Костя обрадовался, словно пленник был его давним другом. Он стал торопливо отрывать и отматывать скотч. Видимо, второпях причинил боль: Вервольф еле слышно протестующе застонал и открыл глаза.
– Ой, Эдик! – с облегчением выдохнул Костя, – ты живой? Ты стоять-то сможешь?
– Я и так… стою…
– В смысле, без дерева стоять сможешь? – Костя обхватил Эдика руками, опасаясь, что тот упадет.
– Ты… чего?
– Эдька, не разговаривай, вдруг нельзя! Я сейчас скорую вызову! Это тебя Сникерс так? Он где-то рядом? Ой, а они же ментам сообщат, да?
– Да… Не надо скорую. В пансионате медик. Нам полицию не надо… Все идет нормально.
– Ага? Это всё входит в программу местных развлечений? – съязвил Костя. – Так себе здесь массовики-затейники… Честно говоря…
На центральной аллее горели фонари. Дорога к каменному зданию отлично освещалась.
К деревянным домикам, где жили работники пансионата, шли узкие неосвещенные тропинки.
Костя поддерживал местного фельдшера – Леголасову Ариадну Рудольфовну – под локоть. Луч фонарика выхватывал торчащие из земли корни деревьев и стаи потревоженных комаров.
– Вот, наконец, и наша берлога! – Костя распахнул дверь в жилое помещение, где обитал вместе с Вервольфом.
На столе закипал электрический чайник. На подушке Эдика виднелись вмятины и следы крови.
И никого!
– Ты где? Вервольф! – перепуганно завопил Вострецов.
Воображение рисовало жуткие картины. Сникерс все-таки решил добить неслуха! Эдьку связали и утащили топить! Зарезали и оставили труп под кроватью! Повели на расстрел…
– Костя, не шуми, и так башка раскалывается! – донеслось из-за межкомнатной двери. – Я в душе.
– Что тут у нас? – добродушно улыбалась миловидная женщина.
– Я пока еще «кто», Ариадна Рудольфовна! Живой же! – Эдик в одном полотенце вышел из совмещенного санузла. – А дальше уж – как вы скажете.
Костя взглянул на левую руку Вервольфа и вздрогнул.
Татуировка – волк от локтя до плеча – без слов напомнила о том, что Костя долго и безуспешно старался забыть.
– Что такое, Андрей Михайлович? – невозмутимо продолжала щебетать Ариадна Рудольфовна. – Где так травмировались? На вас живого места нет!