В плену вожделения

Варя набиралась смелости, чтобы просто начать говорить. Она уже получила деньги и знала, что Мирон не из тех, кто будет ждать. Как только пульс пришел в норму, она расслабилась на сидении и принялась открывать ему карты Евы.

– Отец Евы – чиновник, а ее мама заведует своей медицинской клиникой… – ей было сложно говорить, не зная, что именно хотел услышать Мирон. – Несмотря на такие должности, родители Евы – прекрасные люди. Они не подверглись звездной болезни, имея очень много денег. Ева всегда училась в лучших учреждениях, хотя и не очень хорошо.

– Они били ее за оценки?

– Нет, – с глазами полного отрицания произнесла Варя. – Они никогда ее не трогали, ничего не запрещали, давали ей все, что она попросит.

– Завидуешь? – усмехнулся Мирон, видя, что попал прямо в точку.

Варя действительно завидовала Еве, что старалась никогда не показывать. У нее не было той жизни, что была у нее: любящая семья, вечный достаток, даже парень, с которым она живет уже шесть лет, пусть и не очень счастливо. У Вари тоже есть на данный момент не бедная семейка, но она хорошо знает, что такое жить с отключенным светом, когда нет возможности заплатить за квартиру. И если Ева даже в свои двадцать два года могла опереться на родителей, то Варя не могла. Она зарабатывала себе на жизнь довольно простым для себя способом, пробуя на вкус роль содержанки. Она могла переспать с каким-нибудь старикашкой, извиваясь под ним, симулируя стоны, не получая даже малейшего удовольствия. Зато уходила с сумочкой, в которой лежало больше половины миллиона за ночь. Правда, эти деньги быстро улетали на ее хотелки и тусовки.

– Мне нечему завидовать, – она соврала. – Пусть что-то у Евы и идет лучше, но оказаться на ее месте я бы не хотела.

– Почему же? – вот теперь Мирон навострил уши.

– Потому что ее жизнь весит на волоске. Она умирает. И физически, и морально.

– Ты про алкоголь?

Варя кивнула.

– И про таблетки, – дополнила она, как увидела, что Мирон напрягся.

– Что за таблетки?

– Обычные успокоительные.

– И как часто она их пьет?

– Каждый день на протяжении трех лет.

– Причина? – он ждал полноценного рассказа, а не выманивание из Вари хоть одно словечко. – Говори, девочка, а не жди моих вопросов. Ты получила деньги.

– Она начала их пить после того, как перестала себя контролировать и чуть не убила Глеба. Своего парня.

Мирон прищурился, прокручивая в голове ее слова. Он бы подумал, что ослышался, но со слухом у него было все в порядке.

– Каким образом? Только с самого начала.

– Три года назад я стала свидетельницей одной из их ссор, – Варя сглотнула, вспоминая тот день. – Ева лежала со мной на кровати. Мы смотрели фильм, и в тот момент как раз Глеб пришел с работы. На сушилке лежал ее плащ. Я не знаю, чем он помешал Глебу, но он начал кричать, что она свинья, которая разбросала свои вещи. Хотя сам он хуже свиньи, – Мирон видел, с каким пренебрежением Варя говорила о Глебе. – Он кинул ее плащ на пол и сказал, чтобы она его убрала. Тогда Ева встала с кровати, подняла свой плащ и принялась хлестать им Глеба по спине, как кнутом. Да так, что на его спине появились кровоподтеки. На плаще было много замков, и видимо, они так сильно разрезали ему кожу. Это был не единственный случай… – Варя выдохнула, продолжая рассказывать: – Был еще момент. Очень странный. Если бы мне кто-нибудь о таком рассказал, я бы не поверила. Но это происходило при мне. Мы сидели с Евой и пили чай. Я не знаю, что творилось в голове Глеба, но он просто снял свои вонючие носки и начал ими размахивать перед ее лицом, при этом громко смеясь. Она предупредила его несколько раз, что если он не перестанет этого делать, то она плеснет в него чай. Я думала, что она шутит. Видимо, так же думал и Глеб. Но она это сделала. Плеснула ему в лицо кипяток, а потом спокойно встала и пошла в комнату.

Мирон снаружи не выразил ни одной эмоции, когда внутри его пробирала дрожь от жестокости Евы и паранойи ее паренька. Какой адекватный человек будет махать грязными носками перед лицом?

– Она всегда была такой?

– Кто? Ева?– рассмеялась Варя. – Она всегда была милым созданием. Но в один прекрасный день все изменилось. Это был ее день рождения. Ей исполнялось семнадцать лет. Глеб испортил его ей. И теперь она такая… Настоящее исчадье Ада.

– Что он сделал?

– Расстался с ней. А потом она нашла переписку, в которой он сказал друзьям, что просто трахал ее на протяжении полугода. Оскорбил ее родителей, назвав их зажравшимися тварями. А Еву назвал потаскухой. Было смешно, потому что у Евы никого не было, кроме него в плане секса.

– И почему они до сих пор вместе? – Мирон не понимал, как Ева может столько лет жить вместе с человеком, который нанес такой удар.

– Он вернулся к ней через неделю… Наплел на уши свои оправдания, что якобы ревновал ее к Кириллу. Он тогда был ее лучшим другом, – пояснила Варя. – А Ева просто дала ему испытательный срок, который этот гаденыш прошел. Он был паинькой. Но через пару лет оказалось, что люди не меняются…

– Разве такое можно простить? – нервно усмехнулся Мирон.

– Можно, – твердо ответила Варя. – Когда это твой первый мужик в постели.

– Это чушь.

– Это слова Евы.

В голове Мирона наконец-то сложился пазл. Ева не чокнутая, не сумасшедшая, не сумасбродная. Она просто считает себя грязной. Этот урод в подростковом возрасте вбил ей в голову слово «шлюха». И теперь она в заточении собственных кошмаров, лишающих ее попытать свое счастье с другим мужчиной.

– Но ты говоришь, что на успокоительные она подсела три года назад.

– Да, – ответила Варя. – Совместная жизнь с Глебом ударила ее под дых. Отсутствие романтики, внимания, гулянок, постоянные ссоры на фоне бытовых проблем. Все это ее потрепало. Она начала потихоньку сходить с ума, и я это видела. Она начала пить. Каждый день. Потом тяга к эмоциям, которые исчезли. А уже после таблетки.

Мирон бы никогда не подумал, что такая, как Ева, могла падать в колени такому подлецу. Он даже представить не мог, что та когда-то была покладистой, не знающей плохого слова. Прощение, дарующееся людям один раз, тоже должно быть с умом. А она дала его тому, кто этого не заслуживал. Ева позволила вытереть об себя ноги, а теперь отрывалась, пытаясь это забыть. Заливала себя алкоголем, приглушала таблетками, но при этом тянулась к опасности, которая еще держала ее на плаву. Она хотела чувствовать, но не всеми силами, боясь, что агрессия победит.

– Она убьет его… – прошептал Мирон самому себе.

– Да, – тихо ответила Варя. – Если прекратит пить успокоительные.

– Но если не прекратит, она убьет себя.

– Какой бы сукой Ева не была, она всегда предпочтет смерть себе, нежели чем кому-то из близких.

Они оба замолчали, осознавая безысходность девушки, которая собственноручно предопределила себе свою судьбу. Пока Варя сожалела о взятых деньгах, за которые продала Еву, Мирон уже знал свой следующий шаг. Он принял решение, которое убьет в Еве последнюю нервную клетку. Но именно ее отсутствие станет путем к выздоровлению.

Глава 9

Ева проснулась, чувствуя влагу, стекающую по лицу. Она подскочила с кровати, смотря на ошарашенные глаза Глеба, который сидел за компьютером. Сегодня у него был выходной. Он бросил на нее взгляд, наполненный ужасом. Она поднесла руку к своему лицу и попятилась. Вся ладонь была залита кровью. Ева побежала в ванную, пытаясь остановить носовое кровотечение.

– Ева! – крикнул Глеб, тарабаня по двери, которую та заперла. – Что с тобой?

– Все в порядке, – тихо сказала она, смотря на капли крови, растворяющиеся под сильной струей воды.

Ей стало страшно. Человек всегда чувствует приближение своей смерти. Он не может объяснить эти ощущения. Они как помехи в телевизоре: ты видишь, что картинки нет, но ты так сильно борешься за то, чтобы снова ее увидеть. Ева боролась точно также. Она хотела увидеть свое светлое будущее или хотя бы почувствовать его. Но продолжала видеть лишь мерцающие черно-белые частицы, в которых не было ничего. Пустота. Ее предвиденный конец.

Остановив кровь, она вышла из ванной, где сразу же столкнулась с Глебом. Он смотрел на нее с испугом.

– Давление? – спросил он.

– Ага, – отмахнулась она, осознавая, что причиной носового кровотечения было далеко не оно.

Она присела на край кровати, смотря в одну точку. Глеб, присевший возле нее на корточки, начал гладить ее холодные руки. Она грустно улыбнулась, чувствуя теплоту по коже, но омертвение внутри нее.