– Да, бывает.
– Ах, не всегда на земле нам мешают наши тела.
Молчание явилось кем-то третьим между ними. Оля смотрела так, ну видит в темноте барышня.
– Странные вы какие-то. – Хмуро сказал лётчик. Он помрачнел и рыжина его погасла.
– Ну, ну.
– Но красивые. – Смешавшись и подставляя себя фонарику, так что заблестел погон, простил рыжий.
Оля увела его в дом и вовремя, кажется.
– К слову, о страшных существах, господа. – Возвысил голос Илья и все, не сразу затихнув после предыдущей шуточки, прислушались один за другим к посерьёзневшему властному и насмешливому голосу.
– Давеча слышал я, что вводят войска.
– Фронт разве переместился?
– Фронт не переместился… говорят, внутренний враг оживился на пограничье с некоей территорией. В горах усиленный патруль.
– Что значит оживился? – Придралась Калерия. – Он, что, мёртвый был?
Илья взглянул на лётчика
– Вот вы, Валерьян Львович, что скажете?
Тот пожал плечами, Поля протянула ему яблоко через стол.
– Да, был такой разговор.
Калерия, неподвижно обхватившая бокал, подняла голову и палец.
– Что? – Спросил Илья, отменив собственную реплику, адресованную лётчику.
– Вы слышали?
Поля, сидевшая с открытым ртом и внимавшая Илье, насупилась.
– Ну, хватит. Ты и десять минут назад жаловалась, что тебе слышится что-то.
Она обхватила себя, как дриада над собственным деревом.
– У меня мурашки везде бегают.
Калерия не слушала, глядя в темноту окна. Лётчик заметил, что у неё шевельнулось розовое маленькое ухо под волосами.
– Вы что-нибудь видели? – Обратился Илья к Оленьке и лётчику.
Оля недоумённо приподняла плечо и взяла яблоко, прижав его к щеке.
– Нет…
– Местные разочарованы, – нудил Илья. – Сначала пришли с плотиной и водопроводом, с йодом и ватой… и блаженным медицинским спиртом, – Поля высунула кончик языка, – да-с, пришли.
– А что? – Спросила Поля.
Молчавшая Анастасия заговорила нараспев, тихо и внятно:
– Девочки надрываются на полях, где растут прекрасные, но чудовищные цветы… эти цветы сами не раскрываются, и они должны разнимать острые, как бритва, лепестки своими руками.
Олюшка сурово взглянула на неё:
– Они и раньше надрывались.
– Но раньше Баалзеб так часто не спускался с вершин. – Обыденно ответила Анастасия.
Все замолчали. Вдалеке постучали деликатно калиткой. Илья встрепенулся и, радуясь возможности прекратить разговор о Баалзебе, спускающемся с вершин, – и местные, и те, кого называли «чужаками», не любили таких разговоров, считая их дурной приметой, – помахал рукой – я сейчас – вышел.
Калерия прислушалась. Продолжая слушать, поднялась и выглянула во внешний двор, приоткрыв дверь веранды и напустив холодку, который не понравится кокону в сундуке. Плоховато видно в новолуние, но всё же за теневым форпостом живой изгороди мелькнули две фигуры.
– Как наш малыш? – Мягко спросила Анастасия.
Калерия мрачно взглянула на неё.
– Недавно домой не хотел идти. Камень подобрал и показывает мне.
Она занесла руку.
– Недурно. – Мурлыкнула Оля.
– Да, недурно. – Подтвердила Калерия.
– Эта беленькая крошка с толстыми щеками и бессмысленным взглядом зелёных глаз заполнила наши сердца. – Низко склонившись над пустым бокалом, Анастасия выглядела вовсе не грустной.
– Беленькая крошка, гм-м… – Проурчала Оля. – С ней трудно порой, но мы без неё никто.
Калерия посмотрела на неё.
– Кто-то, – сказала она, поворачиваясь к лётчику всем телом, – из нас всегда берёт на себя реплики Ильи, когда он выходит.
– Обычно это бываешь ты. – Заметила Оля.
– Где, кстати, он. – Анастасия заботливо отирала виноградный сок со щеки Поленьки.
– Он на вас похож? Ребёнок?
– Да… – Неопределённо согласилась Калерия и посмотрела опять на Олю.