– Ему стыдно, что он у вас в курятнике набедокурил, как лиса.
Она тщательно смела пёстрые скорлупки в ладонь и забросила в другую корзиночку, под стол. Горка скорлупок наводила на мысль о всемирном заговоре веснушек и крапинок. Акуле же они напомнили гигантский комок океанической пены.
Всеволод выглядел смутившимся. Сари похлопала его лапой по запястью, нарочно чуть выпустив когти.
– А теперь яиц налопался, вот ему и не в тему. У него же, наверное совесть есть.
Всеволод, и точно скушавший во время завтрака несколько более означенного им количества под упорнейшие уговоры хозяйки, смутился ещё заметнее.
Сари смеялась. Внезапно она посерьёзнела.
– Шутки шутками, милая, но пора о деле подумать.
– Да, да. – Подтвердила Веда, уписывая оставшиеся яйца с похвальной скоростью.– У меня есть дело. К Гараме.
Сари приятно удивилась:
– Вот умница. По правде, я беспокоилась… Но ты не производила впечатления дурочки, которая будет артачиться по пустякам. Я уже с ним договорилась, у него есть время. Немного – он всегда, видите ли, занят – но вот его дословное рычание, вернее, то, что он называет рычанием, – с лёгкой усмешкой вставила Сари, – «тащи сюда башмаки, Сари, и поживее».
То, что она сказала, изображая Гараму, вовсе не походило на рычание, а, скорее, на птичий писк. При слове «башмаки» Всеволод заметно вздрогнул, непроизвольно глянув под ноги. Намертво приклеенная к подошве скорлупа, видно, тревожила его совесть, которая у него, точно, была.
Веда, сидевшая с ногами на почётном табурете, тоже посмотрела вниз, – на брошенные кое-как свои туфельки.
Сари кивнула.
– Именно. В такой обувке много дел не наделаешь. А Гарама очень неплохо работает с кожей. Ему вряд ли доводилось, – продолжала она, не обращая внимания на то, что двое её гостей переглянулись, – шить человеческую обувь, хотя, – вновь последовала недобрая усмешка, – он врёт, будто не раз сапожничал там…
(Она сделала движение головой, прянув ушами, очевидно, на Большую Дорогу).
– Всё же что-то соорудить он сумеет, надеюсь. – Закончила она. – Так что натягивай свои скорлупки, киска, и я отведу тебя.
– А…
Сари взглянула на Всеволода:
– Вряд ли вам будет интересно битый час сидеть и смотреть, как учёный леопард сооружает пару женской обуви.
– Почему же? – Мягко воспротивился Всеволод.
– Есть многое, что ему интересно. – Перевела Веда.– Ты ведь это хотел сказать?
Сара улыбнулась. Всеволод стоически переждал шквал глупого смеха и снова заговорил:
– Но если у вас иные планы относительно вашего нахлебника…
(– Как ты красно умеешь выражаться.– Пробормотала Веда.)
Сари ответила дракону, всё ещё улыбаясь:
– Он не укусит её за ножку.
Они все трое помолчали, собираясь с мыслями.
– О, я вовсе не… – Начал Всеволод, и, похоже, это было всё, что он собирался сказать.
Сари вдруг прямо-таки прыснула.
– Если бы вы увидели Гараму…
Она повела их, и пальцем не позволив притронуться к посуде.
В мастерской Гарамы пахло быками и кровью. На сучьях дерева не было подушечек, с них сплошь свисали мастерски обработанные кожи. В углу свалены рога. Между ветвей мерцало зеркало обещалки. Леопард-альбинос, неохотно спрыгнувший заради гостей с ветки, ещё более неохотно промямлил что-то вроде день добрый и при этом покосился на властно маячившую за спинами пришлецов Сари.
С отвращением оглядев неметеный пол, она ласково приказала:
– Займись барышней.
Гарама сердито сверкнул на неё стёклышком вроде того, какие носят часовщики, и невнятно ответил. Фраза, однако, была длинна.
Сари огрызнулась с оттяжкой и сладко переспросила:
– Что, прости?..
Слушая, как изъясняется Гарама, Веда подумала, что у Сари недурные подражательные способности.
Гарама чуть слышно фыркнул, но хвост его вяло лежал на полу.
– Я не хотел бы, – промолвил он, вперяясь розоватыми глазами в трухлявый, щедро повитый паутиной сучок над плечом Всеволода, – быть неучтивым в присутствии гостей, но вот эта безмерно уважаемая мною госпожа… гм, безмерно… да, вот она знает, что моё время… навалили на меня… строго расчислено… куча дел в связи… страшно занят…
Он умолк, двигая стёклышком.
– Ты всё сказал, Гарама? – Обнадёживающе спросила Сари. – Потому что, если не всё, то моё время поджимает.
Леопард безнадёжно молчал, ковыряя когтем задней лапы немытый пол. Всем видом он говорил, что отвечать он не будет, ибо и вообще такие вопросы задавать не следует.
– Ты неучтив.
– Я ведь сказал…
– Но мы не сердимся. – Фамильярно заявила Сари и заговорила вполголоса, внушительно. – Вообрази, Гарама, если, конечно, твоё воображение не похоже на какое-нибудь запущенное местечко, где давно следовало бы хорошенько прибраться…
Она обвела взглядом трогательное запустение, свидетельствующее о неустанной работе мысли. Гарама что-то мыкнул.
– …что перед тобой не гости. А полноправные, – тут она невольно произнесла слово на родном языке, но тут же поправилась, – жители Ловарни. Ты бы им тоже сказал, что у тебя куча дел, – премерзкое выражение, кстати, сразу хватаешься за бок, где лопаточка, – и что у тебя нет времени?
– Я не сказал, что у меня нет… Оно расчислено.
Сари перебила и, повышая голос, повторила: