– Царские сыновья сидят во главе стола, даже если стол круглый. – И пояснил. – Если бы они внедрили это открытие – нас бы держали на мушке до самой Стены… а там, если бы им что-то показалось…
– Есть ли у кого-то медвежьи лапки. – Шумно догадался Билл и сурово повернулся к брату. – У тебя есть медвежьи лапки?
Ас попытался вернуть внимание экипажа, пока идиоты веселились. Шанни обратилась с упрёком почему-то к Энкиду, который пытался доказать жестами, что искомого у него нет:
– Говорит командир.
Веселье оборвалось.
– Словом…
«Да я за ней, как за каменной стеной, буду».
Сказав себе с усмешкой, Ас нетерпеливо пригласил всех занять места и крепко овладел бутылкой, которую Билл не сразу отдал. Он принялся за обязанности кравчего с такой непринуждённостью, что слова возмущения увяли на устах Билла, который поплёлся вокруг стола.
– Большой квадрат на самом деле маленький. – Энкиду подвинул стул, возле которого стоял, для Шанни.
Билл тоном аскета предложил:
– Выпьем за маленький…
Ас сделал лицом иероглиф «Правила Поведения», и зануда Энкиду, обидевшийся за медведей, тоже повернулся к Биллу, а его молчание всегда имело вес реплики.
Билл поспешно прибавил:
– И за Большой.
Снова посмотрели.
– Короче…
Билл осёкся и расстроился, но тут же повеселел:
– За тиранов-мечтателей… которые щедро чертят госграницы. Выпьем.
– Выпьем. – Сказала Шанни, садясь, и глаза её яростно заблестели.
Все поспешно заняли свои места и игра началась. Содвинули.
– За императора. – Сказал Билл. – Выпьем.
– Выпьем.
Содвинули.
– Мы – свободны. Да здравствует тоталитарная власть.
– Выпьем.
В то время, когда поднимались стаканы – шестнадцатигранные – забытый и скорбный Спутник совершал свой обычный усталый бег.
Там в пыли и тьме искусственно созданного смога, где решётка, вздымающаяся на шестнадцать километров ввысь, внизу вбита в глину, кремнезём и гранит на всю глубину литосферы, кто-то смотрел в небо. Рука вцепилась в прутья. И – о, Абу-Решит – как страшна была эта рука. В порванной рабочей перчатке, истощённая до того, что кости кисти проступали пятилучевой звездой под пятнистой кожей, с обломанными ногтями там, где они вообще остались.
Сзади из вонючей темноты раздавались какие-то звуки, и внезапно пролаял властный голос. Рука покрепче сжала решётку, и если небо могло видеть, то увидело бы, как блеснули глаза.
Блеск этот совпал с лёгким и еле заметным движением по небу Глобуса. Ощущение предательства и надежды извлекло из этих, давно не способных на такие штучки глаз, целительную каплю.
Они, и правда, ушли. Ас представил себе…
Как маленький светящийся шарик, эта новая планета-самозванка, винтом вошёл во врата и канул… да. Верно.
Суп (обрезки овощей по всей кухне и гора посуды в мойке, о которой время от времени вспоминали участники ужина) оказался очень недурным, хотя чрезмерно на взгляд придирчивого Аса экзотическим. По красному цвету и острому запаху он догадался, что во время спора относительно выбора первого блюда (ему пришлось отлучиться в рубку) победил громкий голос Билла. Но вкус ему понравился, что уж там. Запашистый и пряный, но не слишком – даже странно, учитывая, как энергично Билл трясёт над тарелкой банкой со специями. Дирижёр, не иначе.
Билл, продолжая дирижировать, обернулся всем телом.
– Куда ты смотришь? А…
Билл указал на завиток растения, пролезшего по стене до самой библиотеки, но не решившегося заползти внутрь.
– Надо и за него выпить. За вечное стремление к свободе.
– Осторожнее в желаниях. – Припечатал Энкиду, и Ас вспомнил то, что сказал Биллу в ту ночь на площади независимости.
Энкиду поднялся за вторым.
Когда он вышел, Билл притих. Шанни, повествуя о том, какие трудности встречают строителя во время рытья колодцев, вопросительно умолкла. Ас вмешался в паузу, наполнив стаканы.
Четыре стакана, четыре суповые тарелки плюс уйма прочего…
– Кто будет мыть посуду? – Спросила Шанни.
Не ведая того, она заставила потеплеть сердце Билла – эта простодушная откровенность, обнажающая тревоги и тайные мысли окружающих, была свойственна его дорогому дядьке-конюху.
Вот так же он однажды сказал Биллу, напряжённо размышляющему над школьным дневником. Запись, сделанная на странице, приковывала взгляд Билла, как случайно найденное заклинание – неопытного мага. Конюх появился за плечом, прочитал запись, взял твёрдой рукой дневник, и с силою шваркнув Билла по обычному для его педагогической методики месту – затылку – сказал с глубоким сочувствием:
– Не видать тебе, веретено, аттестата. – Старик подумал. – И Огонька тоже.
(Огонёк был новый конь.)
Билл почувствовал облегчение, что его страхи обнародованы и можно начать протестовать.
Ас, не поднимая глаз от стакана, ответил:
– Неужели у вас всех хватит наглости вписать командира в наряд по кухне?
Шанни рассмеялась, повеселел и Билл, который, несомненно, попытается увильнуть. Пусть попробует.
Энкиду внёс блюдо – о, боги уборки… – и все потянули носами.