– Разное в жизни… – Ответил Всеволод, глотнув. – Случился перерыв в занятиях, обеспечивающих жизнь… вот и научился от безделья.
– Когда были безработным? – С пониманием спросил Шанаэль.
Он катал пустую чашку в лапах, будто намеревался запустить её в голову собеседника.
– Да.
Леопард ушёл к столику и с нескрываемым огорчением встряхнул чайник – тот опустел. Крышечка сердито прыгнула.
– Почему вы не спросили?
– Ярра? Это, верно, Орс – на вашем родном языке.
Леопард осклабился, шерсть неторопливо встала щёткою у него на загривке.
– Это старое название.
– Я так и сказал. Да?
– Ну, да.
Они вернулись к биллиарду, где тройка шаров в центре ждала их возвращения.
– Небо сегодня замирает. Далёкое Небо тоже. – Говорил Шанаэль, глядя машинально, как Всеволод ставит недопитую чашку на пол, выпрямляется и примеривается. – В этот летний томительный день всё движется медленнее. Мерцалки, металки и другие тела.
Он усмехнулся.
– Быки, например. Некоторые и вовсе замедляют ход.
– Быки?
Шанаэль принял очередь.
Удар, и шар закачался у сеточки.
– Орс, к примеру. Наш Орс.
– Так вы объясняете плохой удар? – Поинтересовался Всеволод.
– Завтра, – не обращая внимания на ехидство, сказал Шанаэль и оперся локтем на мазик, – родится новый Ярра, молодой… сродни всему молодому… вот, как вы… Он будет страшно силён, он будет страшен.
– Так выпьем за него.
Всеволод нагнулся за своей собственностью, показал недопитую чашку.
– Ни в коем разе. – Облизав нос и губы, объяснил леопард.– За него выпьем завтра.
– Значит, я доживу до завтра в деревне, где целятся в голову.
Глаза Шанаэля потемнели.
– Спросите у быков по поводу плохих ударов. И не дерзите так больше.
Леопард проникновенно глядел, как Всеволод, запрокинув голову, вылил в глотку вино.
– Вы дороги нам. Вы и госпожа.
Всеволод отнёс чашку на столик. Листок пожелтел и скукожился, багровея на глазах.
– Не сомневаюсь. – Любезно заметил гость. Возвращаясь, он провёл пальцем по стеклу. – И сейчас возле нашей хижины несут дежурство отборнейшие из хозяев.
Он посмотрел на опустевший бирюзовый круг.
– Вроде Сахиры.
– Ей ничто не угрожает, зачем же охранять её?
– От меня, например.
Леопард коротко огрызнулся на шутку.
– Желаете продолжить? – Сухо спросил он, кивая на биллиард.
– Конечно.
– Я имею в виду загадки.
– И это тоже. – Покладисто заверил Всеволод.
В то время, как происходил разговор, небо над Ловарней изменилось и продолжало меняться: густо синее, он почернело, потом стало ещё чернее, если можно так выразиться, и это была правда. Чуть скошенный купол мира – я, кажется рассказывала вам, как устроен мир? – стал заметно блёкнуть к тому страшно далёкому отсюда месту, где сходилась углами поверхность восьмигранника.
Что-то происходило за пределами мира. То, что снаружи не видно в зашторенной комнате.
В Ловарне шумела река, вольный рокот доносился из-за взгорья. Бриджентис ушла из окна, где беседовали гость и хозяин. Она знала всё, нет секретов от любящего сердца, и плыла в небе, размышляя. Но о чём её мысли, конечно, не знает никто.
– Сегодня что-то интересное случится. – Сказал Шанаэль. – Знаете?
По комнате рассеялся свет, не имеющий видимого источника. Всеволод предположил, что он исходит от шерсти леопарда, но это был обман зрения.
– Если я скажу «нет», меня, несомненно, просветят. – Любезно отозвался Всеволод.
– Я чувствую, вы слегка пошучиваете. – Пожурил его Шанаэль.– Всё же я скажу вам, я, старый и назойливый.
Но он, если и собирался, не успел. За окном что-то гулко упало. Звук был выразителен и, пожалуй, ужасен, от него сжалось бы всякое сердце.
Леопард поглядел в окно, покинутое Бриджентис.
– Яблоко упало. Яблони у нас хорошие, дают сорт Белое Сердце.– Сообщил он и, сжав кулак, показал его Всеволоду. – Вот этакие. Куснёшь, как в зубы дали, этакое крепкое.