Ростерия 1

– Зачем ты за мной следила? – сурово спросила она, чтобы отогнать ненужные мысли.

– Кто? Я? – поперхнулась чаем та. – Фильтруй, что говоришь?

– А что это тогда? Совместная прогулка?

– Нет, – обиделась Женька. – Я увидела тебя и захотела поговорить, а ты бежишь вперёд, ничего не замечая.

– Что же не позвала тогда?

– Ты просто не слышала. Ветер дул против движения.

Блондинка кивнула, как будто поверила.

– Что, тоже прогуливаешь? – сменила тему она.

– Нет, – похвасталась Евгения. – Я отсутствую по уважительной причине! Родители даже справку дали.

– Повезло.

Неловкое молчание.

– Красавицы, почему грустите? – возникла перед ними дебелая хозяйка с улыбкой до ушей. – Вам что-то не понравилось?

– Нет, что Вы, очень вкусно, – кисло ответила Лиза.

– Тогда надеюсь, вы ещё зайдёте к нам в ближайшее время.

Женщина ловко сунула юным гостьям по листовке. Текстом они не изобиловали – крупные буквы скакали с строчки на строчку, пренебрегая правилами. Поколебавшись перед Женей, девушка надела очки. «Добро пожаловать в март – месяц праздников10! Заходите в наше кафе первого и шестнадцатого числа – получите скидку на заказ традиционных народных блюд!» Лизавета дважды перечитала, прежде чем поняла, что её смущает.

– Вы приглашаете людей на День скорби? – удивилась она. – Не боитесь? В прошлый раз протестующие разгромили здесь всё.

– Кто не рискует, тот не ест, – оптимистично заверила её хозяйка. – Зато посмотри, как с тех пор идут дела!

И правда, настало время обеда, и посетители, конечно, не наводнили площадь, но их число определённо возросло.

– К тому же, я рассчитываю, что люди стали более сознательными, и больше не будут устраивать бессмысленных, глупых бунтов…

– Почему бессмысленных? – вскинулась Евгения и сразу стушевалась. – То есть, если народу плохо живётся и власть ничего не делает, то почему бы и не высказать…

– Детка, – фыркнула женщина, – тебе лично плохо живётся?

– Нет, но я же из обеспеченной семьи, – забормотала она. – Работникам, наверное, хуже.

– Ничего не хуже. Мы, конечно, не устраиваем балы, но среди моих знакомых нет ни одного нищего. Открыть собственную лавку при желании смогут многие. А ваше сочувствие мне не нужно. Вот, «посочувствовали» уже в прошлом году.

Она побежала к соседнему столику принимать заказ. Женька сидела как в воду опущенная, а Лиза, выпавшая из диалога, доедала булку.

– Я, пожалуй, пойду, – протянула Опрасник и поднялась.

Блондинка кивнула и снова натянула вязаную шапку до бровей.

– Кстати, – обернулась бывшая подруга, – шляпы тебе идут больше.

Она оставила Лизавету в полном недоумении.

***

В двери стучалась весна. И, пожалуй, такое выражение было самым подходящим для описания погодных условий, потому что февральские град и ливень с особой злостью барабанили по ставням и крышам домов. Но даже буйство природы не помешало Лизавете, упавшей на мягкое плечо сестры и мирно спящей уже второй час. Саша и сама с трудом держала глаза открытыми: жирные объятия мягких сидений, плавный ход и пуховая обшивка кареты, что не пропускала внутрь звуков беснований ледяного дождя, очень убаюкивали. Родители погрузились в некое подобие дрёмы – смотрели в окно, не моргая и не перебрасываясь ни единым словечком. Зачем же Заболоцкие покинули приют и отправились невесть куда, спросите вы. Ответ прост: каждый год в конце холодного сезона ученики второй кирилльской школы оставляли парты и уезжали на неделю (которая объявлялась нерабочей) в центр города, где должны были высаживать молодые деревья и заботиться о старых, а также посещать множественные увеселительные мероприятия и ярмарки, посвящённые Дню Весны, вплоть до четвёртого марта. Не беспокойтесь, местные власти изучали справочники по ботанике в былые годы и знают, что конец зимы – не самое благоприятное время для неокрепших саженцев, но именно двадцать седьмого февраля полвека назад Кирилл Второй профинансировал строительство огромной королевской оранжереи, где самолично окучил первую былинку. Разумеется, такое грандиозное событие мгновенно переросло в традицию, поэтому обычные подростки уже который год тратили на путешествие, трясясь в общей повозке вместе с однокурсниками и учителями, без разного рода комфорта и удобств. Но даже несмотря на все подобные увещевания, Лиза всё равно обиделась, когда отец настоял на том, чтобы она поехала отдельно от ребят – очень девушка хотела провести время с Соней и Мишей. Кибитку вдруг несильно тряхнуло; родители на секунду очнулись, переглянулись и опять повернулись к окну. Лизавета заворчала и несильно боднула Сашу, решив, что девочка – причина толчка. Саня подумывала, стоит ли ответить блондинке тем же, когда карета подпрыгнула на очередной кочке, покачалась и замедлилась. Девушка не замедлила пробудиться и недовольно мигнула.

– М-м-м?..

– Скорее всего, корень дуба. Раньше около дороги не росло больших деревьев, – произнесла мама и вернулась к изучению видов.

Вскоре мокрые уставшие лошади остановились, забредя под крышу, специально оборудованную для гостей королевского двора. Точнее, Королевского Двора, ведь, по сути, столицей Ростерии являлся именно он, а Кирилльск – всего-то окрестные территории.

– Хорошо, что мы воспользовались кибиткой, – опасливо выходя наружу и проверяя землю носком на устойчивость, заметила Олеся. – Машина слишком хрупкая…

Семья свернула к узкой мощёной дорожке, ведущей из стойл к неприметной крепкой двери с горящим ажурным фонариком из древнего чугуна, и Николай несколько раз стукнул тяжёлым кольцом по железному обрамлению замочной скважины, хотя догадывался, что долгожданных постояльцев владельцы гостиной заприметили издали. Створка распахнулась меньше, чем через секунду.

– Ах, Вы уже приехали, – с несвойственным жеманством проворковал высокий крепкий мужчина с курчавой бородой. – Прошу, проходите.

Заболоцкие поздоровались кивком и неспешно переступили порог. Они оказались в тёплом светлом и уютном помещении, обставленном пухлой приземистой мебелью, тоже очень старой, доростерийской, но надёжной. Потолки довольно низкие, а люстры вычурные («Красивые», – оценила Лиза) и внушительных размеров, поэтому пройти до стойки, за которой стояла хозяйка – кузина встречавшего их Анатолия, – не нагибаясь, смогла только блондинка.

– Ирма, давно не виделись, – оживилась мать, приблизившись к приятельнице.

– Целый год, Олеся Павловна, – улыбнулась женщина, смахнув со столешницы невидимую пыль мастерским движением. Девочки не стали вмешиваться в разговор и продолжили изучение приёмной комнаты. «А ведь здесь почти ничего не изменилось».

– Лиза! – девушка подскочила к стойке, откликаясь на зов. – А ведь Тёмка заждался тебя, – и хозяйка хитро мигнула.

– Артём? – чуть взбодрилась блондинка. – Где он?

– На ярмарку утром отправился, за новым сервизом, – рассмеялась Ирма. – Переждёт в хлебопекарной лавке дождь, к вечеру вернётся.

Елизавета учла новые данные и поднялась по лестнице на последний этаж, в свою комнату, дабы переодеться в сухую приличную одежду, набраться сил после дороги и перед встречей с приятелем. Тёма был сыном Анатолия и совершенно случайно повстречался с девушкой в прошлом году, накануне праздника. Он оказался старше блондинки на два года и одобрял если не все, то добрую половину сумасшедших Лизиных идей, которые к тому же помогал воплощать. «Интересно, он сильно изменился за год?» – думала Лиза, падая на свежую постель. К счастью, принудительные садовнические работы стартуют только завтра, так что у средней Заболоцкой имелось предостаточно свободного времени, и девушка, посчитав отдых слишком скучным занятием, встала с кровати и озадачилась: куда же поселят её однокурсников? Блондинка стремительно подошла к окну; с треском расступились ставни, пискнула слюда в раме, в комнату ворвался колючий ветер со снегом. Девушка поёжилась, но оперлась о подоконник и выглянула наружу – в округе не виднелось ни единого муниципального здания, где могли разместиться школьники. На самом деле, никаких построек, кроме дорогих гостиниц в этом районе не наблюдалось. Значит, ребята будут жить далеко отсюда. «Жаль», – с досадой хлопнула створками Лизавета и сверилась с наручным циферблатом. До ужина оставалось целых два часа, коих абсолютно не на что потратить. Блондинка обежала глазами маленькую спаленку, явно не предназначенную для развлечений, и вышла за дверь – патрулировать этажи и коридоры в ожидании вечера. На улице стремительно вечерело, тучи превратились в перистые облака, ливень поутих. Хозяева и постояльцы сидели за обеденным столом, поедая блинчики со сгущённым молоком, когда входная дверь отворилась и на пороге объявился Артём, держащий в руках однотонную прямоугольную коробку, очевидно, с покупкой.

– Тёмка! – обрадовалась Ирма. – Поставь же посуду на пол, присоединяйся, – и активно замахала ему руками. – У нас гости, – она таинственно поиграла бровями. Лиза, как будто случайно, выпрямилась, поэлегантнее перехватила вилку и нож.

– Здравствуйте, – сухо склонил голову парень. – Папа, – мальчишка посмотрел в сторону отца, – я, пожалуй, пойду в свою комнату, отдохну. Не голоден, – и взбежал вверх по лестнице. Блондинка проводила его изумлёнными глазами. Как невежливо. Девушка с подпорченным настроением вернулась к трапезе. Неужели за один год так портятся характеры? «На кого-то он стал похож… Такой же уставший».

– Осечка? – едва сдерживая смех, толкнула сестру локтем Саша.

– Не зубоскаль, – легонько наступила той на ногу Лизавета. – Было бы во что стрелять.

***

Следующий день прошёл весьма приятно. Погода смилостивилась над бедными учениками, и ребята высаживали подросшие деревца, греясь под слабыми ласковыми лучами. Заболоцкие с лёгкостью отыскали Соню и Мишу, поэтому теперь школьники вчетвером имитировали бурную трудолюбие, на деле же подростки рассказывали сёстрам о путешествии в телеги и казусах, случавшихся на пути.

– …И вдруг из кармана у уже тёпленькой Алёны выпадает флакончик! Она запротестовала, якобы, в бутылочке духи, но к ней подскочил Олежа! – Лиза с Сашей слушали, затаив дыхание. – Какой же крик поднялся! Он начал звать Ирину Васильевну, стекло в его руках лопнуло, «Зелье Жизни»11 брызнуло на костюм, прибежала куратор…

– Представляю, как вы веселились, – прыснула блондинка.

– Да, насмеялись, но юмор был исключительно плебейский, ведь, разумеется, ни одна особа хотя бы немного знатных кровей не соизволила составить нам компанию, – спокойно сказал юноша.

– Я же попросила прощения! – возмутилась Елизавета.

– Я тебя не обвиняю, – притворно вздохнул Михаил. Лиза незаметно повела глазами в сторону в очередной раз за день, а Софья несильно, но ощутимо ущипнула её.

– Ай! – пострадавшая выронила лейку. – За что?

– У тебя паранойя! – в свою очередь рассердилась рыжая девочка. – Который раз ты уже оглядываешься, десятый? Никого нет за твоей спиной, сядь прямо, уймись.

Дворянка огрызнулась, но просьбу выполнила.

– Какие у учителей планы на нас? – спросила Саня у подруги, не обращая внимания на перепалку.

– Завтрашний день свободен. Меня снова вызвали Лихоборовы…

– А меня мать отправила на базар, торговать горшками и прочим, на протяжении целой недели, – отозвался Плясунов.

– Кажется, я поняла, куда пойду завтра, – потёрла ладони в предвкушении блондинка.

– А как же ты успеешь на праздник? – повернулась к Михаилу Сонечка.

– Разумеется, никак. Наша лавка важнее, а посмотреть на парад я успею в следующие годы.

Девочки сочувствующе вздохнули, Лиза ободряюще хлопнула товарища по спине.

– Маленькие лодыри! – ахнул преподаватель изящных искусств, материализовавшийся за спинами подростков. – Языками чешут, пока остальные работают!

Ребята синхронно схватили лопатки и с удвоенным энтузиазмом приступили к заданию.

***

Холодно. Лизавета, подавляя зевоту, мелкими шажками продвигалась по мощёной извилистой тропке, покручивая черенок у едва надкусанного яблока – пропал аппетит. Налетел новый порыв ветра, вынудивший девушку закутаться в шаль и съёжиться. Заболоцкая, как и обещала, шла на местный базар; шла без желания, вынужденно, из принципа. Сегодня у дворянки плохое настроение, вялое и раздражённое, и ситуация усугублялась от того, что блондинка не могла найти ему причины. Саша тоже встала не с той ноги: не съела ни крошки на завтрак, а после заперлась в комнате. Впереди показались игриво подмигивающие огоньки праздника, разноцветные шатры, торговцы и ресторанчики. Лиза нехотя ускорилась. Дорожка под ватными ногами плавно переросла в мостовую. Гостья осмотрелась: та же самая ярмарка, которую устраивали в честь появления нового источника, только расположение товаров немного поменялось. Девушка сильнее завернулась в шерстяную колющуюся ткань и степенно направилась вглубь улицы. Сходство усилил акробат, шагающий на ходулях между восхищёнными посетителями. Елизавета не ответила на приветствие клоуна, обойдя его по максимальному радиусу, и стала выискивать скромную палаточку с глиняными горшками. Через полчаса, так и не найдя однокурсника, блондинка увидела странно бликующую лавочку. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что стены её скрыты под зеркалами всевозможных размеров, форм и стоимости. Одна из серебристых поверхностей с готовностью отобразила хмурое лицо со следами недосыпа. Всю ночь девушка мучилась от кошмаров и задремала лишь под утро. Противоестественная паника и предчувствие не давали покоя. Потерянная свеча и случай в школе испугали Лизу

– Что-то приглянулось? – выплыла из-за ширмы женщина в балахоне.

– Нет-нет, – Заболоцкая заторопилась дальше. Побродив по ярмарке, она наткнулась на указательный камень со знакомыми смешными надписями, предваряющий распутье. «Ни родника не потратили на организацию», – рассеянно подумала Заболоцкая средняя, сворачивая в ту же сторону, какую выбрала в прежний раз. Удивлённой девушке открылась поразительная картина: загадочный флёр не менее загадочно исчез, обнажив кривые непритязательные конструкции и забрав с собой бОльшую часть волшебной атмосферы, царившей здесь. Сюда ворвались толпы людей, а тенистые лужайки и сказители с гуслями исчезли. В магазинчике эфирных масел с витрин исчезли все баночки с сомнительными этикетками. Обыкновенный базар.

– Здравствуй, красавица, – раздался знакомый мелодичный голос за спиной. Лизавета крутанулась на месте: на неё хитро смотрели ярко-синие глаза, какие можно встретить только у народов восточной Ростерии. Густые серебристые волосы, не скрываемые тюрбаном, оттеняли смуглую кожу.

– Вы? – с облегчением улыбнулась блондинка. – Не надеялась снова встретиться.

– Отчего так пессимистично? – рассмеялся мужчина. – К слову, понравилась ярмарка?

– Ничего не изменилось, – закручинилась девушка. – Как будто августовский базар поставили на колёса и перевезли сюда.

– В таком случае я бы на Вашем месте побывал везде, куда не добрался в прошлый раз, – заметил собеседник, – Вы же пришли от развилки, верно? Только тропинку, где можно совесть потерять, лучше обходить стороной.

– Это же левая дорожка, да? А куда она ведёт?

– В бордель, – пожал плечами тот. Блондинка чуть не поперхнулась и похвалила себя за то, что не постеснялась спросить, иначе не миновать конфуза. Хотя ответ логичен, самой следовало догадаться… Внезапный ветер игриво стянул шаль с головы девочки.

– Где же синяя лента? – мужчина жестом обрисовал тонкую струящуюся ткань.

– Сегодня оставила дома, – Елизавета собрала в хвост растрепавшиеся волосы. – А Вы совсем меня не забыли.

– Я узнаю каждого своего покупателя, – показал белые зубы пожилой продавец.

– У вас такая хорошая память? – Заболоцкая облокотилась о прилавок.

– Нет, у меня мало клиентов, – склонился мужчина к девушке. – В тот день Вы единственная приобрели мой товар.

– Этого и следовало ожидать – бесчеловечная цена.

– Но я всегда готов договориться, – блеснул он глазами.

– Сейчас Вам не на что надеяться – у меня в кармане ни речушки.

– А у меня конфисковали почти всё добро, – парировал продавец. – Мы квиты.

– Да… – что, во имя всех источников, происходит? – Я заметила, что внешний вид шатров в некотором роде претерпел изменения. Возможно, Вы… – она замешкалась, не зная, как обратиться к собеседнику.

– Родион, – протянул сухую ухоженную ладонь мужчина.

– Лиза, очень приятно, – осторожно пожала руку блондинка.

– Правда Ваша, Лизанька, – задумчиво произнёс он. – Атмосфера сильно поменялась, и не в лучшую сторону. Мою палатку обыскали, перевернули вверх дном, отобрали половину товаров. Даже головной убор заставили снять.

– Но почему? – недоумевала Заболоцкая. Мимо прошла пожилая супружеская пара, и мужчина замолчал. Дворянка перегнулась через прилавок.

– Что-то назревает, – доверительно сообщил ей Родион. – И королевский двор это чувствует.

Вникнув в суть последних слов, девушка похолодела. В мозгу как будто щёлкнул или шевельнулся, показавшись на миг, давний сон, ужасным предчувствием пробежавший по коже и заставивший покрыться мурашками. Она бросила короткую благодарность знакомцу и помчалась домой. Достаточно с неё геройств – пришло время всё рассказать.

***

– Мы пропали! Пропали!

– Прекрати драматизировать, не суетись. Объясняй по порядку.

– Я… Я…

– Выведите его из круга! Это обоюдные мучения. Кто-то один должен выпытать новости, а потом передать остальным. Найдётся герой? «Сконфуженный ропот».

– Как всегда, любое задание перепоручают мне, замечательно… Максим! «Две минуты напряжённой тишины».

– Итак, товарищи, дела наши действительно плохи: гвардейцы обыскали туннели, и, собственно, глупо было бы надеяться, что они ничего не найдут.

– Ах! Ах!

– Тишина! Не время впадать в панику и расслабляться. Следователям ещё понадобится время для опроса и дознания, но грядущие четыре дня обещают стать самыми тяжёлыми, нужно браться за работу с утроенной силой. Приготовления не завершены, орудия не доставлены, место не назначено, сроки поджимают, так что…

– Секунду, трое с лишним суток? Отчего так скудно?

– Наступает последний общенародный праздник, который нам подходит. Взрослые непременно должны видеть наше выступление, иначе план не удастся воплотить. Ещё вопросы? «молчание». Отлично! Тогда ускоряемся!

***

Путь до гостиницы не сохранился в памяти Елизаветы. Единственное, что осталось напоминанием о длительной пробежке – спёртое дыхание и саднящая боль в горле, мешающая объясниться. А объясниться следовало: например, почему, стоя на пороге, девушке приходилось держаться за дверь во избежание падения; почему выходила на улицу она в шали, а вернулась без; почему она заслонила собой проход, не пуская родителей и сестру, также очень встревоженную. Но для начала следует дождаться, когда же из горла начнут появляться звуки, а не хрип. Отцу с матерью тоже требовалось время, чтобы прийти в себя, и лишь по его истечении они подхватили старшую дочь под руки, внесли в прихожую и усадили на мягкое кресло. Олеся скрылась за хозяйской стойкой, Николай присел на корточки, обеспокоенно взял Лизу за подбородок и повернул в одну сторону, затем в другую, Саша встала за спиной и положила руки на плечи сестры.

– Тебя кто-то обидел? – выпалила мама нетерпеливо, поднося ковш с водой. – Ты поранилась? Тебе угрожали? Молю, не молчи!

«Вот, оказывается, как она разговаривать умеет», – проползла отстранённая мысль, пока блондинка огромными глотками опустошала сосуд; холодная жидкость стремительно остужала полыхающую гортань.

– Лиза! – хором взвыли Заболоцкие.

– Нет, – в конце концов, оттолкнула посудину девушка и откинулась в кресло. – Со мной всё в порядке. Только устала.

– Ты бежала, словно за тобой гнались гепарды, – выдохнула Саня. – Должна быть веская причина.

– Так и есть, – блондинка наполнила лёгкие кислородом.

Сейчас, дома, среди родных, неконтролируемый страх отступал, и дворянка не понимала, что же её испугало. Но три пары глаз смотрели на Лизавету с неведомым ранее участием… И девушка, сперва решившая промолчать, начала повесть.

***

Тёплая гостиничная комнатка, рассчитанная на одного человека, погружена в предрассветную темень, хотя солнце давно поднялось над горизонтом, а шторы убраны верёвками с толстыми кистями – пожелтевшие от времени окна закрыты, а любому проникновению света препятствовали цветные расписные ставни. Обустроено помещение в меру аскетично: широкая кровать с сиреневым постельным бельём; низкая тумба рядом и серебряный подсвечник на ней, тщательно отмытый от воска; большой старый немеханический камин, за оградой которого чернел уголь. Сразу становилось ясно, что спаленка предназначена более для ночного отдыха, чем для постоянного обитания. Блондинка лежала на заправленной постели, в домашних туфлях, белом ажурном платьице с кружевами на подоле и декольте и с воздушными рукавами. Она второй час не меняла позы, уставившись в потолок и считая мелкие трещинки: один, два… Всё тело затекло, требовало малейшего движения, но Заболоцкая стойко держалась. Она надеялась, что родители, случайно ли, специально, заглянув в спальню и увидев столь выразительный укор совести, вмиг сгорят от стыда. Ещё девочка едва терпела, чтобы не начать колотить ногами и руками по кровати и не завизжать от злости и обиды, потому что вся ярость без остатка должна или излиться на родственников, или помочь придумать план освобождения. И Елизавета, дабы достичь обеих целей одновременно, сосредоточенно вспоминала: её вчерашний длинный монолог, никем не прерываемый, поначалу бессвязный, но всё более чувственный по мере продвижения и погружения в историю. Девушка, как на допросе, выдала то, чего раньше не осмеливалась рассказать родным: и про давнее знакомство с ребятами, которых поначалу она приняла за злоумышленников. И про двойственное впечатление, произведённое ими. Ведь на это и повелась девочка, поэтому и стала общаться с загадочной троицей, вечно появляющейся без предупреждения, вырастающей, как из-под земли, и так же исчезающей, оставляющей на прощание только зыбучий провал в памяти. И про развитие отношений, первые недели продвигающееся со скрипом, но потом всё больше ускоряющимся под непонятным напором прилипчивого Димы, действующего с какой-то целью, умудрявшегося без устали трепать языком, вызнавая всё о собеседнице, но ничего толком не рассказывая о себе. И про загадки да тайны, где одна из самых запоминающихся – головоломка о проникновении в имение Заболоцких, попытка разобраться в которой и привела Лизавету к ещё более ветвистой истории с подземными ходами. И про её, Лизину, исследовательскую деятельность, так печально закончившуюся ограблением и ссорой. Последующий суд, раскрывший новые подробности, прояснивший и запутавший одновременно… Слежка в школе, гигантский наплыв подозрительных учеников и безумец на августовской ярмарке, послуживший катализатором для начала мыслительного процесса, тоже случайно сорвались с языка. В общем, после разговора дворянка ощущала неведомую доселе опустошённость. И успокоение. Но реакция матери и отца вновь заставила насторожиться девочку. Нет, мама не ужаснулась или впала в истерику, как всегда. Папа не начал делать дочери ошеломлённые и обвиняющие жесты. Родители только переглянулись. Очень быстро, так, что определить выражений их лиц представлялось невозможным. Затем снисходительно посмотрели на сестёр, ибо Саша немо поддерживала Лизавету. Олеся ласково потрепала обеих по волосам, отчего блондинка окончательно растерялась. Разве не должен был вечер закончиться скандалом на почве, якобы, недоверия или хотя бы серьёзной озабоченностью всей семьи? Или старшие Заболоцкие и не слушали вовсе чистосердечные излияния? Наверное, именно этот вариант самый реалистичный, потому что девушка, по собственному мнению, привела неоспоримые аргументы. Почему же они молчат?!

– Милая, – ласково («Ласково?» – изумилась блондинка) сказала мать, – не хочу тебя обижать, но боюсь, ты переволновалась.

– Что? Нет, подождите, что?

Она отказывалась верить собственному слуху. Неужели её слова, такие убедительные, не принесли никакого результата? Папа стоял напротив и изредка кивал, а Саня… Она как будто растворилась.

– Что тебя так напугало? – участливо наседала мать. – Ты же шла на ярмарку, кто-то обидел?

– Никто меня не обижал! – взорвалась девушка. – Я же совсем о другом, вы что… – и здесь до неё дошло. – Секунду. Мы мне не верите, да?

Олеся стала ещё печальнее, губы её затряслись, она взяла Лизу за руку.

– Почему? Мы всё понимаем. Ты перетрудилась и, ах! кажется, ещё заболела.

Мама пощупала её лоб холодными пальцами. Дочь вырвалась из хватки, сверкая растерянно-гневными глазами.

– Нет же! Вы не слушаете! Мои бывшие друзья…

– Подростки? – уточнил отец.