Игра на чужом поле

– Готовы, все четыре.

– Декорации, костюмы?

– Готовы.

– Озвучание?

– Музыкальное сопровождение готово, остальное – после съемки.

– Отлично. Какие предложения по графику работы?

– Начинаем завтра, делаем по очереди два заказа Ассанова. За это время решаем проблему Марцева, должны успеть. Заказ узбека – в последнюю очередь. Типаж вообще-то самый обычный, быть того не может, чтобы за четыре дня мы не нашли никого похожего. В нашем банке данных – десятки женщин…

– Но не забудьте про категорию.

– Я помню.

– Работаем в сложных условиях, проблемы сразу с двумя заказчиками. Если все сделаем благополучно и вовремя, предлагаю наградить Семена премией. Кто за? Единогласно. Все свободны, кроме Котика.

Рыхловатый улыбчивый массажист Костя, по прозвищу Котик, пересел со стула, на котором сидел во время совещания, на мягкий диван, согнул ноги в коленях и свернулся клубочком. Он говорил, что так ему легче думается, и в самые ответственные моменты принимал позу спящего кота, чем и заслужил свое прозвище.

– Что ты выяснил о Каменской?

– Ничего. Самое главное – она сама ничего ни о ком не выясняет. Ходит на процедуры, переводит свой детектив. Ни с кем знакомиться не хочет. Она мне напоминает дрессированного фокстерьера.

– Поясни.

– Дружелюбна, приветлива, а глаза мертвые. И хватка железная.

– Насчет глаз – могу согласиться. А почему ты думаешь, что хватка железная? В чем-то проявилась?

– Ни в чем. Просто чувствую.

– Котенька, я ценю твое чутье и плачу тебе за него огромные деньги. Однако сегодня я молю бога, чтобы ты ошибся. И запомни, никто – ни Дамир, ни Семен – не должен знать то, что знаем мы с тобой про Каменскую. Иначе они ударятся в панику и натворят черт-те чего. Дамир – натура артистичная, тонко чувствующая, у него, как у всех художников, мозги набекрень, а значит, реакция может оказаться неадекватной. О Семене и говорить нечего. Он блестящий организатор, слов нет, но не забывай, что он уже лет десять в розыске за тяжкое преступление и живет по фальшивым документам. А это – десять лет постоянного, ежедневного напряжения. Он, возможно, привык к нему и не замечает, но оно накапливается и, как только ситуация станет угрожающей, может прорваться, и Семен сотворит какую-нибудь глупость. Ты можешь поручиться за него, если он узнает, что у нас под боком человек из МВД?

– Вы правы, не могу.

– И я не могу. И все-таки, Котик, спроси свое чутье: что Каменская здесь делает? Она по нашу душу явилась?

– Похоже, что да.

– Ну и ладно. Мы все равно ей не по зубам. Куда ей до нас…

* * *

Было уже почти десять утра, а Настя Каменская все еще валялась в постели. Вчерашний день прожит, может быть, и не зря, думала она, но лучше бы все-таки она провела его по-другому. От ночной прогулки с Исмаиловым остался неприятный осадок, и Настя пыталась разобраться, чем он вызван. Обстоятельства были очевидны: он приехал не вчера, он не кинулся, «ломая ноги», прямо с самолета с цветами и подарками к старенькой учительнице музыки. Он прилетел гораздо раньше, по крайней мере уже позавчера он был здесь, тискал в запертом кабинете физкультурницу Катю и показывал ей оригинальный браслет на часах. «Как будто каслинское литье», – сказала Катя. А вчера Настя увидела этот браслет, когда он под фонарем во время прогулки смотрел, который час. Казалось бы, мелочь, но из этой мелочи моментально выросли новые вопросы, и чем дальше, тем все более неприятные.

Если Дамир Исмаилов относился к своей учительнице как к одинокому несчастному человеку, то понятно, что он ни за что не признается, что, приехав в санаторий, первым делом навестил подружку, а до старухи очередь дошла только на следующий день, да и то к вечеру. В этом сценарии расклад получался такой: Дамир – дешевый бабник, старуха – доверчивая и обманутая. Место самой Насти в этом сценарии определяется просто: Регину Аркадьевну жалеем, Дамира посылаем подальше.

Однако же во время прогулки кареглазый Дамир с восторгом рассказывал, что Регина Аркадьевна – гений, что он показывает ей все свои работы, советуется, дорожит ее мнением. Тут он, пожалуй, не врал. Настя хорошо помнила невольно подслушанные на балконе слова старухи и необычно жесткий тон. Это не был тон учителя. Это был скорее тон экзаменатора, начальника. Но если взаимоотношения Дамира и Регины Аркадьевны носят деловой характер и лишены сентиментальности, то зачем ее обманывать? Не все ли равно в таком случае, днем раньше он явился в санаторий или днем позже, к ней первой он примчался с цветами и подарками или предварительно побывал в двух-трех койках?

Кутаясь в теплое одеяло и предаваясь размышлениям, Настя не обратила внимания на неприятный холодок, несколько раз возникавший где-то в области желудка, – верный признак того, что она заметила что-то важное, над чем стоило поразмышлять. Холодок появлялся не только тогда, когда она вспоминала прошлый вечер. Что-то еще во вчерашнем дне должно вызывать беспокойство. Что-то такое, что случилось задолго до появления Дамира. «Нет, – решительно сказала себе она, – я не на работе, я отдыхаю. Просто я погрузилась в детективный роман, и из-за этого мне всюду мерещатся крысы. У меня нет никакого повода для беспокойства. Пусть Дамир морочит голову старухе, это не мое дело. Пусть он перетрахает весь персонал «Долины» – это тоже не мое дело. Да, он нравился мне целых три часа. Три часа я была почти влюблена – с моим характером это просто рекорд для закрытых помещений. Ну, подумаешь, ошиблась. Живем дальше».

Но настроение тем не менее было испорчено, и Настя решила в этот день пропустить не только процедуры, но и бассейн, а вместо этого выйти в Город. Город ей понравился. Он был уютный, стерильно чистый и какой-то не российский: без обшарпанных стен, без колдобин на дорогах, без кавказцев за витринами коммерческих палаток. То есть сами палатки были, но торговали в них русские пацаны лет по шестнадцать-семнадцать. На карманные деньги зарабатывают, одобрительно подумала Настя, ничего плохого в этом нет. Заодно хоть таблицу умножения выучат и научатся говорить «спасибо» и «пожалуйста».

Дойдя пешком до переговорного пункта, она позвонила отчиму и попросила прислать денег, в долг, разумеется. Леонид Петрович вопросов задавать не стал, зная Настину аккуратность и щепетильность в денежных вопросах, требуемую сумму обещал выслать тотчас телеграфным переводом.

Настя купила еще горсть жетонов, чтобы позвонить Лешке.

* * *

Они хотят его обмануть, эти шакалы, они собираются содрать с него деньги и подсунуть фальшивку! Не выйдет! Он выведет их на чистую воду, он, Зарип, не позволит держать себя за дурака. Он им сказал, какую женщину хочет, так в чем дело? Почему нельзя пойти и предложить ей заработать денег, много денег? Зарип не жадный, он ее озолотит, только пусть она согласится. Можно ведь не говорить ей, что он собирается с ней сделать потом. А на все остальное можно уговорить, вопрос только в цене.

Они говорят – «нельзя». Почему нельзя? Чем она отличается от всех других женщин? Все женщины соглашаются за деньги, ну, почти все. А за очень большие деньги – абсолютно все. Подумаешь, пятнадцать минут потерпеть – и пожизненная рента. Они ведь даже не пробовали с ней поговорить, а сразу сказали «нельзя». Врут они все! Небось для другого заказчика приберегли или для самих себя. Может, она подружка кого-нибудь из них? Тогда понятно, почему они говорят «нельзя». Но он, Зарип, не позволит морочить себе голову. Он должен все выяснить сам.

Выскользнув из коттеджа, Зарип осторожно подошел к главному корпусу. Вот окно столовой. Хорошо, что она на первом этаже. Зарип терпеливо ждал, пока не позавтракал последний отдыхающий, но своей красавицы блондинки не увидел. Что с ней? Заболела? Вдруг его обманули, когда сказали, что она отдыхающая, а он, дурак, поверил и стал ждать, что она придет на завтрак вместе со всеми. Может, она и живет-то не здесь. Как же ее разыскать?

Зарип уныло брел по аллее санаторного парка, когда увидел вдали ярко-голубую куртку и длинные светлые волосы. У него мгновенно пересохло во рту. Она! Забыв о том, что ему категорически запрещено было покидать не только санаторий, но и коттедж, Зарип двинулся следом за Настей.

* * *

Семен, человек с лошадиным лицом, темным прошлым и фальшивыми документами, старательно отрабатывал обещанную сегодня утром премию. Он пересмотрел лично весь банк данных, нашел как минимум десяток девиц, имеющих в той или иной степени сходство с Каменской, поручил операторам тщательно выверить все биографические данные, чтобы определить, можно ли их использовать по категории «Б». Для того чтобы попасть в эту категорию, нужно было не иметь родственников и вообще людей, которые так или иначе могли бы начать поиски, встревожившись длительным отсутствием. Нужно было также не иметь приводов в милицию и не стоять у них на учете. Был и еще целый ряд требований и ограничений для тех, кого снимали в кино по категории «Б».

Раздав задания, Семен отправился в аэропорт, где должен был встретить человека, прилетающего на переговоры. Семен здорово нервничал, он хорошо умел объяснять суть вопроса женщинам, знал, на какую ложь они легко покупаются, а где лучше сказать правду. С мужчиной ему придется вести такой разговор впервые, и он боялся допустить какой-нибудь промах. Пожалуй, надо попросить Котика помочь. Хорошо, что в машине есть телефон, а до самолета еще почти час.

Котик примчался на такси и успел как раз к тому моменту, когда их гость показался в зале ожидания. Звали гостя Владом, был он молодым, миниатюрным, лет двадцати трех, хмурым, с желтыми, испорченными никотином зубами. Влад, по отзывам специалистов, был неплохим актером, ремеслом владел крепко, на игле сидел с пятнадцати лет, в деньгах нуждался постоянно. Для Семена это был хороший шанс, и надо было сделать все, чтобы его использовать.

* * *

– Вы чего-то недоговариваете, – покачал головой Влад, наливая себе очередной стакан минеральной. Все трое сидели в маленьком частном кафе рядом со зданием аэропорта. Семен пил кофе, Котик тянул пиво из банки, а Влад, выпив сразу две рюмки водки и закусив цыпленком-гриль, перешел на боржоми.

– Я хочу понять, почему вы не можете использовать в вашем фильме обыкновенного мальчика восьми лет. Они замечательно работают перед камерой, у вас не будет проблем, тем более вы, как я понял, делаете короткометражку. Предложите любому школьнику – да он будет счастлив сняться бесплатно. А вы готовы заплатить мне довольно солидную сумму. Не буду скрывать, деньги мне нужны, но я хотел бы точно знать, за что я их получаю.

– Я объясню, – мягко сказал Котик, ласково глядя на Влада. – Мне не нужен обыкновенный школьник, мне нужен актер, настоящий большой актер, который сможет сыграть такое чувство, которое дано пережить лишь единицам. Это во-первых. А во-вторых, мне нужен актер с музыкальными способностями. Видите ли, киностудия занимается экспериментами в области кинематографии, в частности, мы пытаемся усилить эффект от актерской игры специально подобранным музыкальным сопровождением. Это не то, что делается обычно: снимается эпизод, потом пишется музыка и делается озвучание. У нас музыка создается вначале, она звучит во время съемки, подпитывает эмоциональную сферу актера, его игра становится более выразительной, а в идеале – он выстраивает эпизод в соответствии с развитием музыкального сопровождения. Ну подумайте сами, разве ребенку это под силу? А о вас мне говорили, что вы тонко чувствуете музыку и даже сами сочиняли когда-то.

«Класс! – восхитился про себя Семен. – И откуда только слова берутся? Я бы так не сумел. Я бы, наверное, уговаривал его, соблазнял деньгами, которых хватит как минимум на год, если не увеличивать дозу. Может, припугнул бы, хотя и не люблю этого. В любом случае он от меня не ушел бы. Хоть под кайфом, но я бы приволок его в павильон. А Котик работает чисто – загляденье!»

Они отвезли Влада на квартиру, где еще вчера вечером складывала чемодан девушка, не прошедшая «конкурс» и отправленная домой с заверениями, что ее данные будут представляться каждому респектабельному заказчику и счастье ей улыбнется уже совсем скоро, ну просто-таки в следующем месяце.