Дебютная постановка. Том 1

– Давно не виделись, Коляныч. Может, дернем по сто грамм после работы?

«Сто грамм после работы» Николая, конечно, не обманули. В последние два-три дня все московское и республиканское начальство только и делало, что вспоминало старых знакомых, с которыми ну просто очень срочно нужно было встретиться и поговорить «за жизнь». Все объяснимо. 23 июля ЦК КПСС и Совет Министров СССР приняли постановление «О мерах по усилению борьбы с преступностью», чем ясно дали понять: власти недовольны работой Министерства охраны общественного порядка и считают, что в деле борьбы с преступностью крайне много недоработок и слабых мест. Прошло всего три дня – и уже 26 июля вышел Указ Президиума Верховного Совета СССР, в соответствии с которым создавалось союзно-республиканское Министерство охраны общественного порядка. Постановление «О мерах по усилению…», как оказалось, было принято не просто так: оно выполнило роль подкладки под указ. Вы плохо работаете, и нужно вас переформировать и все переделать на новый лад. Всего пять с половиной лет прошло с тех пор, как союзное министерство разогнали, – и вот его создают заново. Помимо очередного витка кадровой неразберихи, новых назначений, переводов и увольнений, тревогу вызывал вопрос: кто будет министром РСФСР, а кто возглавит охрану общественного порядка на уровне всей страны? Нынешний министр, Вадим Степанович Тикунов, пребывал в должности с 25 июля 1961 года, и кадровик Губанов, прекрасно владевший всей информацией о приказах по своей линии, с удивлением подумал, что даты до странности совпадают: ровно 4 года и один день. Тикунов был назначен Хрущевым, ничем себя не запятнал, пользовался уважением среди личного состава. Совершенно логично, казалось бы, сделать его союзным министром, а на РСФСР «поднять» кого-нибудь, кто заслужил. С другой стороны, Вадим Степанович уже на деле доказал, что хорошо справляется на уровне республики, а справится ли со всей огромной страной – еще вопрос. А с третьей стороны, удержится ли Тикунов вообще в ранге министра? Он – ставленник старой хрущевской команды, но теперь уже два года как на смену Хрущеву пришел новый человек, Брежнев, который, разумеется, хочет окружить себя своими людьми и отстранить от власти тех, кто в этой власти весьма удобно расположился при Хрущеве. Если бы Хрущев заболел и умер, все было бы не так остро, но ведь он не умер, его сняли, отстранили от власти, устроив нечто вроде дворцового переворота, и в перевороте этом участвовали две группировки, в одну из которых входил Брежнев, в другую – Шелепин. И после отстранения Хрущева именно Александр Шелепин был наиболее ожидаемым новым руководителем партии и страны, недаром же в верхах за ним закрепилось прозвище Железный Шурик. Ан нет, первым секретарем ЦК КПСС избрали Леонида Брежнева, а бывшие соратники по делу свержения Хрущева автоматически превратились во врагов, самыми влиятельными и заметными из которых были, пожалуй, так называемые комсомольцы Шелепин и Семичастный. Шелепин еще при Сталине, потом при Хрущеве был первым секретарем ЦК ВЛКСМ, затем его назначили председателем КГБ при Совете Министров СССР, а место «главного комсомольца страны» занял Семичастный. Через три года, в конце 1961-го, Шелепин переходит на работу в ЦК, а в КГБ ему на смену приходит все тот же Семичастный. Идут, так сказать, рука об руку, один по стопам другого.

Вадим Степанович Тикунов, возглавлявший МООП РСФСР, прежде занимал должность заместителя Шелепина в бытность того председателем КГБ. Понятно, чью кандидатуру будут отстаивать «комсомольцы». И точно так же понятно, что Брежнева такой расклад вряд ли устроит. Если Шелепин одержит победу и отстоит своего человека у руля министерства, то картина одна, а вот если верх возьмет Брежнев и протолкнет назначение своей кандидатуры – картина получится совсем-совсем иная. Хуже того: непредсказуемая. Ах, кабы знать, кого именно хочет привести Брежнев!

Вот об этом и шли постоянные перешептывания и кулуарные разговоры. Обычные люди, черпающие информацию только из газет и официальных сообщений по радио и телевизору, были, разумеется, не в курсе политических войн, разгоревшихся на самом верху. Да что там обычные люди – даже руководители низшего и среднего рангов об этом не знали. И рядовые сотрудники милиции были свято убеждены, что новый указ грозит только штатными изменениями и перестановками, а министр останется на своем месте, никого не уволят и не сократят, потому что союзно-республиканское министерство в любом случае больше и значительнее просто республиканского, под него будут создаваться новые должности и увеличиваться численность кадрового состава.

Николай Губанов как кадровик знал, что Саню Абрамяна буквально неделю назад повысили в должности. Понятно, что он волнуется, не вылетит ли его кресло из нового штатного расписания.

– Мне сегодня на дачу нужно ехать, – сдержанно ответил он. – Давай завтра встретимся.

– А давай лучше я тебя отвезу, – неожиданно предложил Абрамян. – Туда и обратно. По дороге и почирикаем.

– И как же ты меня отвезешь? – недоверчиво усмехнулся Николай. – На своих плечах запихнешь в электричку?

– Обижаешь, гражданин начальник! Доедем с комфортом, на четырех колесах.

Неужели Абрамян купил машину? Вот это да! На какие шиши, интересно знать? И при помощи каких связей? «Запорожец» ЗАЗ-965, прозванный в народе «горбатым», стоит около двух тысяч рублей, даже чуть больше, чтобы его купить собственными, так сказать, силами, не воруя и не беря в долг, нужно два года не есть, не пить, не ездить на городском транспорте, ничего не приобретать и вообще не жить. Или копить много лет. Возможно, Саня и копил, но месяц назад, когда они встречались после убийства Астахова, никаких разговоров о предстоящей покупке «Запорожца» не было, это Николай помнил точно, а ведь трудно, просто невозможно предположить, что человек, стоящий буквально на пороге приобретения автомобиля, промолчит и даже не заикнется об этом. Все-таки событие значительное! Хотя еще в те времена, когда Губанов вместе с Абрамяном работал в областном угрозыске, Санька пару раз обмолвился о каких-то состоятельных родственниках не то в Ереване, откуда он был родом, не то в Баку, где до замужества жила его благоверная.

– Ну, коль так, поехали, – согласился Николай.

В условленное время Саня на зеленом «горбатом» появился в оговоренном месте.

– Ну, теперь ты совсем настоящий начальник, повышение получил и на собственном авто разъезжаешь, – улыбнулся Губанов, устраиваясь на переднем сиденье рядом с Абрамяном.

– Колеса не мои, дядьки моего, он из Еревана в Москву в отпуск приехал, дает попользоваться, когда попрошу. Куда едем?

– В Успенское, куда ж еще. Ты что, забыл, где у нас дача?

– Не забыл, но спросил на всякий случай, мало ли, может, тебе еще куда надо. На рынок, например, или по секретному интимному делу под видом дачи. Да не тушуйся, Коляныч, жизнь есть жизнь, тем более если она семейная. Все понимаю, – лукаво заметил Саня.

Понимает он! Всех по себе меряет, сам-то ни одной юбки не пропустит. А вот насчет рынка – идея дельная. И вообще, раз уж так повезло с транспортом, нужно распорядиться удачей с умом, накупить побольше всякой бакалеи и всего, что не портится, крупы там, макароны-вермишель, сахарный песок, консервы, хозяйственное мыло. Картошки взять килограммов десять-пятнадцать, свеклу, морковь, лук, несколько кочанов капусты, чтобы матери из сельпо тяжести не таскать. Лимонаду для Юрки можно купить целый ящик. Хорошо, что зарплата недавно была, деньги с собой есть.

Затарив продуктами полный багажник, они двинулись к выезду из города. Абрамян без обиняков приступил к делу, продемонстрировав неплохую информированность о происходящих наверху волнениях и конфликтах.

– Тикунова точно не оставят, – уверенно сказал он. – Не для того после смерти Сталина систему разваливали и ослабляли, чтобы снова во главе союзного министерства гэбиста поставить. Нам Берии за глаза и за уши хватило.

– Бывшего гэбиста, – осторожно заметил Губанов. – Разве Вадима Степановича можно упрекнуть в том, что он прогибается под Комитет? Я, например, ничего такого не замечал.

– Кто знает, тот и замечает, – туманно отозвался Саня. – У меня хорошие источники где надо.

«Это заметно», – подумал Николай. Абрамян был старше него всего на четыре года, но еще тогда, в середине пятидесятых, когда они вместе работали в розыске, вел себя солидно, водил знакомства с важными людьми и крупными чиновниками, давал понять, что обладает информацией, недоступной простым смертным, а сейчас, наверное, вхож в самые высокие кабинеты. Но не настолько, однако, высокие, чтобы выяснить то, что беспокоит Александра Геворковича Абрамяна, неделю назад переведенного с должности начальника отдела уголовного розыска на должность заместителя начальника районного управления.

Больше половины пути до Успенского они провели в обсуждении перспектив кадровых перестановок, штатных реорганизаций и возможных кандидатур на кресло министра. Губанов был твердо уверен, что Тикунов останется и возглавит новое министерство: зачем искать варяга, когда есть готовый министр, с высшим образованием, между прочим, чего после Октябрьской революции и до сих пор ни разу не случалось. Человек уже руководит охраной общественного порядка, во всем разобрался, знает, что к чему, так для чего искать кого-то, кто еще долго будет входить в курс дела? Нужно немедленно засучив рукава браться за выполнение указаний постановления ЦК, устранять недостатки в деятельности по охране общественного порядка, усиливать борьбу с преступностью, а не расслабляться и ждать, пока новая метла сообразит, из какого угла выметать мусор и в какую кучу его сгребать. Абрамян же упрямо твердил, что в ЦК не допустят нового усиления власти госбезопасности и будут искать свежего человека, никак не связанного с Шелепиным и Семичастным. Если при этом пострадает борьба с преступностью – то и фиг с ней, преступность – дело второстепенное, от нее страдают обычные люди, членов Политбюро она никак не касается, а вот распределение и объем власти как раз очень даже их касается. И постановление «Об усилении…» было нужно не для того, чтобы реально улучшать охрану общественного порядка, а исключительно для дискредитации Вадима Семеновича Тикунова. Мол, этот министр не справляется, нужно его менять.

– И давно ты стал таким циничным? – с неудовольствием спросил Губанов. – Раньше ты был настоящим романтиком, стремился людей защищать, а теперь что?

– Так я же не от себя говорю, не от своего имени, – обиделся Саня. – Я рассказываю, как наверху думают и чем руководствуются.

– Откуда ж ты так хорошо знаешь, что и как думают наверху?

– Оттуда. И, кстати, наверху очень недовольны тем, что убийство Астахова до сих пор не раскрыто. Дело передали другому следователю, оперсостав усилили людьми с Петровки.

– Петровка – это же город, а Успенское – область, – удивился Николай. – Как так-то?

– Да вот так. – В голосе Абрамяна зазвучала неприкрытая досада. – Когда наверху хотят, то любые правила можно нарушить.

– Выходит, Дергунова от дела отстранили?

– Угу.

– Жаль, – искренне огорчился Губанов. – Он мне очень понравился. И что, никаких подвижек за полтора месяца?

Саня помолчал немного, потом вздохнул:

– Ладно, расскажу, только между нами, хорошо? Разглашение тайны следствия и все такое, а ты, хоть и наш сотрудник, но, во-первых, кадры, а не опер, а во-вторых, свидетель.

– Само собой. Мог бы и не предупреждать.

Девушку с фотографии, оставленной на груди покойного Владилена Астахова, установили, это оказалась некая Лилия Бельская, балерина из труппы Большого, не прима, конечно, не солистка, а кордебалет. У Астахова был с ней роман несколько лет назад, расстались плохо, сердце Лилии оказалось разбито на такие мелкие осколки, что она ушла из Большого в Театр оперетты, там тоже хореографии много. Здание почти соседнее, но сцена все-таки другая, и коридоры другие, нет никаких шансов постоянно натыкаться на сочувственные или откровенно злорадные взгляды. Ей ведь многие завидовали, пока она была фавориткой звезды и красавца, к тому же холостого. Спустя год после разрыва Бельская покончила с собой, повесилась, оставив записку, в которой говорилось, что без Владилена ее жизнь стала пустой и лишенной смысла. Оперативники отработали все окружение девушки, искали родственников, друзей, соседей, бывших одноклассников, в общем, всех, кого смогли найти. Каждого примеряли на роль мстителя. То и дело казалось, что вот он, ну точно он, по всем параметрам подходит, и мотив есть, и алиби на время убийства шаткое и неубедительное, а то и вовсе отсутствует… А потом все обваливалось. Дотошный и кропотливый следователь Дергунов требовал доказательств, вызывал и подолгу допрашивал свидетелей, гонял сыскарей в хвост и в гриву, чтобы выяснить и перепроверить каждую деталь, и выносил суждение: не тот.

– Один чувак ну совсем в цвет попал, – рассказывал Саня. – Он начал ухаживать за Бельской как раз после того, как ее бросил Астахов, и она вроде бы отвечала даже какой-то взаимностью, согласилась замуж за него выйти, а потом вдруг заявила, мол, не могу забыть Владилена, и жизнь мне теперь не мила, и ничего мне не нужно, и подарки свои забери, никакой свадьбы не будет. На похоронах Бельской этот тип убивался сильно, больно было смотреть. Во всяком случае, так говорят те, кто там был. А чувак, между прочим, не хрен собачий, а переводчик с французского, ездит с нашими делегациями во Францию и еще в какие-то африканские страны, где по-французски говорят. То есть он и таблетки мог привезти, и записку написать.

– Так может, все-таки он? Если все так совпало, то…

– Да нет, – вздохнул Абрамян, – не он, по алиби не проходит. На момент обнаружения Астахов был мертв примерно около восьми часов, то есть смерть наступила с двух до трех часов ночи. А когда после вскрытия сделали все анализы, то сказали, что при том количестве обнаруженного в крови вещества в сочетании с нехилым количеством крепкого алкоголя Астахов должен был умереть в течение двух часов после приема таблеток. То есть отравили его не позже часа ночи, а вернее всего примерно с половины двенадцатого до половины первого. Наш подозреваемый аккурат в это время был в гостях у одной супружеской пары, тоже, между прочим, артистов, он с ними через Бельскую познакомился, когда женихался с ней, и до сих пор поддерживает отношения. Они подтвердили.