«Тьфу ты! – мысленно выругался капитан. – Достало уже! И как люди могут годами изо дня в день жить в таком регламенте? Я бы через неделю удавился». Но вслух произнес, разумеется, совсем другое. Обедать они будут вдвоем с Анной примерно через час. Ужинать же планируют вчетвером, но время он уточнит попозже.
Фалалеев
Аэропорт в Сереброве был ужасно неудобным. Город готовился принимать игры чемпионата мира по футболу, в связи с чем не только возводили новый огромный спорткомплекс и многоэтажные гостиницы, но и реконструировали здание аэровокзала. Из-за этого приходилось петлять по длинным переходам, путаясь в невнятных указателях, часть которых оставалась с еще доремонтных времен, и информация на них противоречила размещенной на других указателях, временных, повешенных на период перестройки. Фалалеев прошел проверку на входе, зарегистрировался на московский рейс, отстояв длинную очередь, с трудом нашел более или менее приемлемую кафешку и устроился поудобнее со стаканом сока и каким-то салатиком. Очень хотелось выпить, но это уже дома…
Что ж, задание своего руководителя он выполнил: удостоверился, что отправленный из Москвы оперативник действительно проводит время со своей девицей, не вылезает из койки, а в свободное от основного занятия время хлещет пиво с друзьями. Жадный мальчик Никита доложил все в деталях, в том числе и про вышедшего из спальни полуголого Дзюбу, и про то, как капитан прозрачно намекнул ему на необходимость не задерживаться и оставить любовников наедине. И про пустые пивные банки доложил, и про следы ночного гульбища… Хорошо поработал мальчонка. Впрочем, это скорее комплимент тому, кто его так дельно проинструктировал, то есть самому Фалалееву. Имелись все основания похвалить себя и даже порадоваться жизни. Но порадоваться не получалось: утром, еще до того, как он забрал ключи у Никоненко и убедился, что тот благополучно отбыл в Шолохов, жена по телефону сообщила, что дочка не ночевала дома. Фалалеев, как мог, успокаивал супругу, говорил, что девочка, наверное, заночевала у подружки, да хоть бы и у парня, но он уверен, что ничего плохого не случилось. А у самого сердце оборвалось и потом весь день ныло все сильнее и сильнее, тяжело толкаясь в грудную клетку каждый раз, когда жена звонила и все более тревожным голосом говорила, что дочка так и не появилась, а телефон ее выключен. Фалалеев и сам набирал номер дочери каждые 5-10 минут, но ничего, кроме «аппарат абонента выключен…», не услышал. Вот ведь паршивка! Ну ничего, он сегодня вечером вернется в Москву и покажет ей, где раки зимуют. Как именно он будет «показывать», Фалалеев не знал, потому что весь предыдущий опыт воспитания единственного чада неумолимо свидетельствовал о полной бесплодности каких бы то ни было попыток.
По громкой связи объявили посадку на рейс до Москвы, Фалалеев допил сок, вытер губы и пальцы салфеткой и направился к воротам.
И снова зазвонил телефон. Почему-то Фалалеев был уверен, что это жена и что сейчас она скажет ему: «Вернулась!»
Но на дисплее светились слова «Неизвестен».
– Твоя девчонка у нас, – проинформировал его незнакомый грубоватый мужской голос. – Если хочешь получить ее назад живой и здоровой, сделай так, чтобы в течение сорока восьми часов Семенюка выпустили из СИЗО, а Грабовский был арестован. И дело чтобы возбудили такое крепкое, которое ни в одном суде не развалится.
Фалалеев покачнулся и прислонился спиной к стене, какое-то время бессмысленно глядя на зажатый во вспотевшей руке телефон, из которого не доносилось больше ни звука.
Орлов
К Валентине Семеновне Фокиной, сестре покойного Вадима Семеновича Пескова и родной тетке Игоря, Орлов пришел все с той же легендой, с какой пожилую женщину навещал оперативник. Дескать, я адвокат, помогаю Игорю писать письма в инстанции, вот сейчас Игорь срочно нужен, а его нигде нет, я уж и помощника своего к вам присылал, рыженький такой паренек, помните?
– Ну, когда это было, – махнула рукой Валентина Семеновна.
Реплика эта проскочила мимо сознания Орлова. Он пришел сюда не выяснять, где Игорь, ибо и без того понятно, что здесь ему этого не расскажут, а узнать о том, каким он был в детстве и каким стал теперь.
– Валентина Семеновна, а давайте чайку выпьем, – располагающе улыбнулся Орлов и протянул пожилой даме увесистый магазинный пакет с тортом и конфетами. – Видите ли, я уже немолод, а ездить по городу приходится много, устаю сильно. Да и редко встретишь человека своего возраста, с которым можно поговорить.
Он грубо льстил и одновременно прибеднялся: Фокина была лет на десять старше его самого, это если по паспорту, а на вид – так и на все двадцать. Дзюба, делясь своими впечатлениями от визита в эту семью, говорил, что Валентина Семеновна целыми днями сидит с правнуками. Значит, скорее всего, скучает по общению с ровесниками.
Женщина явно обрадовалась такому предложению, но одновременно и смутилась.
– Тесно у нас, не хоромы, – сказала она. – Такого гостя, как вы, и усадить-то некуда…
Но пакет взяла, из чего стало понятно, что чаю Орлову все-таки нальют.
– А у кого хоромы? – он картинно развел руками. – У всех тесно, кто не на Рублевке живет. Я сам в коммуналке вырос.
Очевидно, после слов о коммуналке он в глазах Валентины Семеновны словно бы спустился с небес на землю, потому что она с удовлетворением кивнула и провела его в комнату, маленькую и заставленную мебелью. Борис Александрович быстро окинул взглядом обстановку: два дивана, платяной шкаф, маленький низкий столик. Больше сюда ничего не влезало.
– Мой помощник говорил, что у вас двое очаровательных правнуков. Где же они? – с любопытством спросил он.
– Спят, – с нежной улыбкой ответила Фокина. – Пообедали и спят, ангелочки мои.
– Жаль, – притворно огорчился Орлов. – А я так надеялся их увидеть! Может, позволите взглянуть? Я тихонечко.
Фокина улыбнулась еще нежнее и поманила его пальцем. В соседней комнате, чуть более просторной, в двух детских кроватках спали мальчики. Несмотря на то что площадь была в целом больше, здесь было так же тесно: диван-раскладушка, два спальных места для детей, пара разномастных шкафов, посередине – стол и четыре стула. Орлов сделал вид, что любуется спящими малышами. На самом деле он прикидывал, как размещаются в такой маленькой квартире все члены этой большой семьи. Валентина Семеновна, ее дочь Лидия, внучка с мужем и двумя детьми, внук. Похоже, внучка с мужем и сыновьями занимают вот эту комнату, а там, куда Фокина пригласила его пить чай, располагаются она сама и ее дочь. Квартира трехкомнатная, это Орлов помнил по рассказам Игоря, значит, есть еще одна комната, и в ней, наверное, обитает внук. Должно быть, совсем каморка… Несправедливо, конечно, бабка с матерью ютятся друг у друга на головах, а парень один живет. Правильнее было бы именно бабушку устроить получше, в отдельной комнате, но куда ж деваться, если разнополые, все-таки молодая мать и взрослый сын – тоже нехорошо.
– Я бы вас, конечно, за стол усадила, – с виноватым видом говорила Валентина Семеновна, когда они, ступая на цыпочках, вернулись туда, где стояли два дивана и маленький столик. – Но детки сейчас спят. В другое бы время пришли – мы бы с вами как нормальные люди за столом чайку бы выпили. Не в кухне же мне вас угощать, там и вовсе повернуться негде.
– Мы прекрасно посидим с вами здесь и поболтаем, – успокоил ее Борис Александрович. – А тесноты не стесняйтесь, так живут все, кто честным трудом зарабатывает.
– Это вы правильно сказали, – живо откликнулась Фокина. – Вот у нас в семье все работают, рук не покладая, и Лидка, дочка моя, и внучка, она в магазине электроники торгует, менеджер, и муж ее курьером работает, тоже без ног по вечерам домой является, еле дышит, и Лешка, внук, сам себе на жизнь зарабатывает, и с голоду не помираем вроде, и обуты-одеты все, а все равно живем как в крысиной норе, друг у друга на головах.
Она вышла из комнаты и вскоре вернулась с чайником, чашками и всем прочим, что необходимо для чаепития с тортом и конфетами.
– Валентина Семеновна, расскажите мне об Игоре, – попросил Орлов. – Я ведь его только взрослым узнал, и мне интересно, каким он был в детстве.
Разговор потек плавно, то разбегаясь ручейками в сторону других родственников и их жизненных обстоятельств, то снова сосредоточиваясь вокруг родного племянника Валентины Семеновны Фокиной.
Когда Вадим Песков женился на Екатерине, все были уверены, что лучшей пары, более красивой и подходящей друг другу, просто не бывает. Оба были влюблены и очень счастливы. Но когда через два года родился Игорек, все изменилось: Екатерина не желала считаться с тем, что стала матерью, и, едва закончив кормить грудью, сбросила все заботы о сынишке на ясли и на мужа. Вадим по ночам вставал к малышу, часами носил его на руках, укачивая, бегал в детскую кухню и в магазин за смесями, стирал и гладил пеленки. Потом водил в детский садик. Потом отвел в первый класс. Все выходные и праздники проводил с Игорем, ходил с ним в зоопарк, на аттракционы, в кино на мультфильмы и детские картины, позже подключились рыбалки и походы в лес. Катя была очень привлекательной женщиной, и дело даже не столько в красоте черт лица и фигуры, сколько в необыкновенной притягательности для мужчин. Вокруг нее полчищами вились ухажеры, ей это нравилось, знаки внимания, в том числе и вполне материальные, она принимала с видимым удовольствием и с таким же удовольствием принимала приглашения в рестораны. Работала она косметологом в парикмахерской, но на деле все было не так просто, как звучало. В те времена во многих парикмахерских были «косметички», которые могли покрасить клиентке брови и ресницы и сделать самую примитивную маску. Но вот в парикмахерских классом повыше, именовавшихся салонами красоты, работали уже не «косметички», а косметологи, и клиентов они обслуживали в отдельном кабинете, а не в том же самом кресле, где их только что стригли или укладывали. В этих салонах работали лучшие мастера, а косметологи пользовались дорогими импортными средствами, и услуги их были намного более разнообразными, особенно если удавалось приобрести хорошее оборудование. В салонах обслуживались артисты, работники сферы торговли, жены дипломатов и больших начальников. Официальные зарплаты там были почти такие же, как в обычных парикмахерских, но вот чаевые – существенно более высокими. А кроме чаевых, постоянные клиенты могли достать дефицит – билеты в театр, продукты, модную одежду, а могли и оказать содействие в решении каких-то вопросов. Например, помочь путевку достать, в кооператив вступить, встать в очередь на автомобиль или на хороший цветной телевизор. Одним словом, полезные люди.
Понятно, что Вадиму не могло нравиться, когда жена после работы не бежала домой, а отправлялась в ресторан или еще куда-нибудь. Но Катя каждый раз говорила:
– Ты должен понимать, что это необходимо. Ты же ничего не можешь достать, ничего не можешь устроить, а доставать и устраивать надо. Вот я комбинезончик Игорьку достала, тебе рубашки итальянские, себе сапоги, а все почему? Потому что бываю на людях, знакомлюсь, завожу контакты. А колбаса сырокопченая, которую ты трескаешь за обе щеки? А фрукты для Игорька? А лекарство для твоей, между прочим, сестры? Да мы просто пропадем, если я буду дома сидеть!
Вадим соглашался. Он был хорошим отцом, и он был любящим мужем. И еще он очень любил и ценил комфорт, вкусную еду и модную одежду. В общем и целом, его все устраивало, а очевидных поводов для ревности Екатерина не давала.
Какое-то время.
А потом хрупкое равновесие в семье Песковых нарушилось. Видимо, Катя дала повод, но ничего точно Валентина Семеновна не знала. Сперва Вадим начал попивать, потом пить уже по-настоящему, потом Катя начала жаловаться, что он устраивает ей скандалы и даже поднимает на нее руку.
– Ты приезжай, приезжай, – рыдала Екатерина в телефонную трубку, – посмотри, как твой братец валяется посреди квартиры, упившись в хлам! Я у соседей сижу, Игорька взяла и убежала. Вадик так орал на меня, ножом размахивал, я думала – убьет!
Валентина Семеновна, конечно, никуда не ехала, потому что после работы нужно было бежать домой помогать с крохотной внучкой, которую дочь Лида родила в семнадцать лет неизвестно от кого. То есть сама-то дочка, конечно, знала, кто отец ее ребенка, и даже имя его матери называла, да только мать этого проходимца в глаза не видела ни до того, ни тем более после. Лидку саму еще нянчить впору, а тут ребенок…
Летним воскресным днем 1988 года Валентине Семеновне позвонили из милиции и попросили приехать: произошло несчастье, Вадим арестован по обвинению в убийстве своей жены, которую он в состоянии алкогольного опьянения лишил жизни, после чего поджег дачный домик, где, собственно, преступление и было совершено. Мальчик Игорь сейчас находится в отделе милиции под присмотром инспектора по делам несовершеннолетних, и поскольку Валентина Фокина является ближайшей родственницей ребенка, то пусть приедет и заберет его, а заодно и даст свидетельские показания.
Вот так Игорь Песков и оказался на ближайшие шесть лет, вплоть до ухода в армию, в квартире своей тетки.
– Как он уживался с вами? Мирно? – поинтересовался Борис Александрович, прихлебывая остывший чай.
Фокина покачала головой:
– Тяжело было. Я уж к нему и так и эдак, все-таки горе у ребенка страшное, все старалась ему кусок повкуснее подсунуть, устроить получше. Жалко его было очень. А он…
Она махнула рукой, и Орлову показалось, что в глазах ее блеснули слезы.
– Неразговорчивый он был, как чужой все равно. И Лидка, дочка моя, его сильно не любила. Обижалась, что он место у нас занимает, а помощи от него никакой, одна обуза. Лидка у меня вообще своенравная и капризная, все ей не так было, места для двоюродного брата пожалела, а вчетвером в трех комнатах разве тесно? Ей все барства какого-то хотелось, как в заграничном кино: чтобы в одной комнате была ее собственная спальня, в другой – детская, а в третьей гостей принимать. Я и то ей мешала, а уж Игорек…
Валентина Семеновна безнадежно махнула рукой.
– Я, по крайней мере, с ребенком помогала, так меня она готова была терпеть, а Игорька изводила при всяком случае. А уж когда Лешка родился, она вообще как с цепи сорвалась, по любому поводу к Игорьку цеплялась. Она тогда все надеялась, что ее хахаль, Лешкин отец, на ней женится, и ей комната была бы очень не лишней, а ее мальчик занимает.
– Не женился? – сочувственно спросил Борис Александрович.
– Да где там! У моей Лидки мужики не задерживались никогда, характер у нее трудный, нрав горячий. Но она все равно во всех своих проблемах тогда Игоря винила. Мужик бросил – Игорь виноват, молоко прокисло – Игорь виноват, дату на упаковке не посмотрел, когда покупал. Даже каблук сломался – и то Игорь виноват.
Ну что ж, отметил про себя Орлов, неприязнь Лидии Фокиной к кузену никуда не делась, если судить по тому, что рассказал оперативник Дзюба. Значит, этот момент можно считать установленным и проверенным.