Ангелы на льду не выживают. Том 1

Задержанный по подозрению в убийстве Валерий Петрович Ламзин твердо стоял на своих первоначальных показаниях: он вышел из дома практически сразу после того, как из квартиры ушел Болтенков, собирался купить спиртное в круглосуточном магазинчике неподалеку, но уже на улице спохватился, вспомнив, что теперь спиртное после одиннадцати вечера не продают. Однако вместо того, чтобы вернуться домой, решил, несмотря на проливной дождь, пройтись быстрым шагом и даже пробежаться, дабы снять нервозность и успокоиться после скандала с Михаилом Болтенковым. Самого Михаила он на улице не видел, поскольку направился в сторону магазина, а не в ту сторону, куда, по-видимому, двинулся его гость.

Ламзина попросили подробно описать маршрут, по которому он якобы бежал. Полицейские весь день обшаривали дворы, мусорные контейнеры и урны по всему описанному маршруту в поисках выброшенного пистолета. Безрезультатно. Следователь Баглаев попросил криминалистов побыстрее дать заключение по смывам с рук Ламзина, эксперты пошли навстречу, но и здесь ничего не получилось: на руках задержанного не обнаружили никаких следов того, что он стрелял из огнестрельного оружия. Это, конечно, ни о чем не говорило, поскольку кожаные перчатки, как известно, отлично предохраняют кожу рук от частиц пороха и гари. Ламзин мог быть в перчатках. И их нужно было найти. Но и они отчего-то не находились.

С камерами наблюдения вообще полная катастрофа. Дом, в котором живет задержанный, является самым обычным, не ведомственным, не элитным и даже не кооперативным, типичная старая многоподъездная девятиэтажка. На обслуживание таких домов бюджет выделяется маленький, и камеры видеонаблюдения, которые должны, согласно общегородской программе, иметься на каждом подъезде, покупаются самые дешевые, самые плохие. Да и из этих плохих и дешевых добрую половину разворовывают еще до установки, а другая половина быстро выходит из строя. И на ремонт денег, как водится, не бывает. Так что ни одна видеокамера из тех, что установлены на подъездах дома Ламзина и двух соседних домов, не работала уже давно. Была, правда, надежда на хорошие камеры, которые обычно стоят на дверях дорогих магазинов, офисов банков и так далее, но и здесь полицейских ждала неудача. Микрорайон был до такой степени «спальным», что ни одного приличного офиса, оборудованного хорошей камерой, по маршруту, которым предположительно двигался подозреваемый, не нашлось. Вернее, нашлось, даже целых две, более или менее приличные камеры видеонаблюдения, которые были даже не сломаны и все записывали, но ведь камера-то для чего нужна? Для того, чтобы видеть лицо того, кто входит в дверь. А вовсе не для того, чтобы фиксировать лица прохожих на расстоянии более трех метров от двери. Да, какие-то люди проходили, точнее – пробегали мимо камер, вжав голову в плечи, накинув капюшоны, держа над головой зонты, но ни одного лица разобрать было невозможно. Да и особенности фигуры и одежды не определялись: темно и потоки воды с неба. Короче: показания Ламзина не удалось ни подтвердить, ни опровергнуть.

Самым слабым местом этого уголовного дела был большой разрыв во времени между задержанием Валерия Ламзина ночью и проведением обыска его квартиры утром. Никто не виноват, что так получилось. Когда вся дежурная группа уже работала в квартире Ламзина, Баглаеву позвонил кто-то из его руководства и велел все бросать и немедленно мчаться на другое происшествие: в трех кварталах от места обнаружения трупа Михаила Болтенкова взорвали автомобиль зампрефекта округа. Чиновник, вышедший из дома, где был в гостях, садился в машину и при взрыве получил серьезные травмы. Тимур Ахмедович такому приказу, конечно, не обрадовался, не любил он бросать начатое на полпути, но спорить с начальством не стал, быстро написал постановление о задержании и велел везти Ламзина в отдел, а сам помчался на место взрыва. Обыск квартиры провели только утром, и то обстоятельство, что ни оружия, ни перчаток, ни патронов не нашли, уже никак не могло свидетельствовать в пользу подозреваемого. Его жена и дочь оставались в квартире одни в течение нескольких часов и имели все возможности избавиться от улик. Сегодня же самым тщательным образом обыскали и дачу Ламзиных, и гараж, но ни оружия, ни перчаток не обнаружили. Все это было не просто плохо – это было очень плохо. И поскольку никаких вещественных доказательств пока добыть не удалось, оставалось работать на поиск свидетелей. В этом направлении необходимо было сделать все возможное и невозможное.

Тимур Ахмедович достал расчерченный в виде таблицы лист бумаги, но Ульянцев кинул на него умоляющий взгляд:

– Тимур Ахмедыч, давайте пожрем, ну сил же никаких нет терпеть, с голоду подохну сейчас, а она так пахнет, зараза!

Баглаев усмехнулся и убрал заготовленную таблицу в ящик стола. Он терпеть не мог никаких крошек вблизи рабочих документов. Федор быстро вскрыл коробку, достал из кармана куртки раскладной нож и ловко разрезал аппетитный круг на восемь частей. Баглаев прислушался к себе, провел языком по десне справа: после удаления зуба, который, как уверял стоматолог, уже не спасти, осталась дырка, и десна, да и вся челюсть, весьма ощутимо побаливала. Пожалуй, пиццу есть не стоит, хотя голод и держит за горло костлявой рукой. Лучше потерпеть, потом, дома уже, попросить жену приготовить что-нибудь более безопасное.

– Вкусно! – с набитым ртом констатировал Федор, уминая второй кусок. – Чего вы не едите-то? Вы ж любите пиццу.

– Спасибо, Федя, я воздержусь, зуб у меня…

– А-а-а, – сочувственно протянул оперативник. – Ну тогда ладно.

После третьего куска Ульянцев ощутил себя вполне готовым к продолжению работы. Следователь снова достал таблицу, и Федор, глядя в блокнот, начал излагать результаты поквартирного обхода дома, где проживает задержанный Ламзин, а Тимур Ахмедович проставлял в соответствующих клетках значки, которые обозначали «ничего не видели», «не открыли дверь», «уехали или не проживают», «что-то видели», «не отработано». Нашлось еще несколько человек (квартиры рядом, выше и ниже квартиры Ламзиных), которые слышали голоса и скандал, подтвердилась и информация о том, что дверь хлопнула дважды. Впрочем, сам задержанный этого и не отрицал, он сразу признался, что выскочил следом за Болтенковым, но не убивал (само собой!), а собирался сбегать в магазин за водкой.

– Кому бы он это все рассказывал! – негодовал Ульянцев. – Сегодня в нашей стране даже младенцы знают, что водку после двадцати трех часов не продают нигде и никому. То есть продают, конечно, но это ж надо места знать! Само собой, Ламзин сообразил, что вранье вышло неудачным, и начал лепить какую-то ахинею, что, дескать, сначала забыл, да потом вспомнил, да решил просто прогуляться-пробежаться. Это под проливным дождем-то… Но я, Тимур Ахмедыч, зацепочку одну нащупал. Сегодня-то все силы и всех людей на поиски оружия и на поквартирный обход задействовали, так что у меня до нее руки не дошли, а вот завтра я за эту ниточку обязательно потяну. Похоже, я знаю, где и у кого Ламзин мог приобрести пистолет.

Выслушав соображения оперативника о том, что Ламзин имел множество добрых знакомых среди работников полиции по месту жительства, Баглаев скептически усмехнулся:

– Молод ты еще, Феденька, против оперов работать, не справишься.

– Да ладно вам, Тимур Ахмедыч, – возмущенно возразил Ульянцев, – чего там справляться-то? Я же не буду про оружие напрямую спрашивать, я буду типа характеристику личности задержанного составлять. А уж если у кого рыло в пуху – я непременно почую, даже не сомневайтесь.

Но следователь Баглаев сомневался. И даже очень. Он вообще не особо верил в такую штуку, как интуиция, особенно у молодых людей. Тимур Ахмедович полагал, что интуиция – это не голос свыше и не природное умение считывать сведения из информационного пространства, а результат большого жизненного опыта. Посему если уж и говорить об интуиции, то только применительно к людям, долго пожившим и много испытавшим. Федя же Ульянцев на человека, обремененного опытом и знаниями, никак не тянул.

– Если твоя версия толковая, то отдай ее тем, кто поопытнее, – посоветовал он. – Кстати, там какие-то звонки из министерства идут, большие начальники вмешались, Петровку хотят подключить, так что жди, завтра тебе помощники подвалят. Старшие братья, так сказать. Они тебя быстро научат преступления раскрывать, ты смотри, не оплошай, учись как следует. – Следователь заметил, как моментально помрачнело лицо Ульянцева, и понимающе усмехнулся. – И вот еще что: мне сегодня после суток полагалось отсыпаться, а меня на это убийство подвязали, так что сегодня я уж отработал по полной программе, а завтра меня не будет. Я с утра к судье за санкцией на содержание Ламзина под стражей съезжу – и все.

Федор выглядел таким расстроенным, что на него жалко было смотреть.

– А я? Я же тоже после суток не отдыхал.

– Опера ноги кормят, а следователя – голова, – назидательно произнес Тимур Ахмедович. – Голова должна отдыхать, иначе я тебе такого тут нарасследую, что мама не горюй. Короче, вот тебе постановление о проведении обыска на рабочем месте задержанного Ламзина, вот тебе отдельное поручение, и дуй завтра с утречка, куда указано. Найди мне свидетелей, которые… ну, сам знаешь, что нам нужно. И не забудь съездить на место работы потерпевшего, сам же говорил, что его жена рассказывала: Ламзин ворвался к Болтенкову в тренерскую и открыто, при свидетелях угрожал убийством. Вот всех этих свидетелей мне найди и обеспечь. Все понял?

Ульянцев тяжело вздохнул и принялся упаковывать остатки пиццы в коробку. В общем-то он не был огорчен тем, что выходной накрылся медным тазом. В таких делах, как это, где светит быстрый и безоговорочный успех, дорога каждая минута, и на отдых тратить время нельзя. Удачное завершение дела куда важнее. А вот перспективой работать бок о бок с операми из московского главка он был откровенно расстроен. Они ведь все равно ничего делать не будут, только так называемую методическую помощь окажут, а на фига ему эта методическая помощь? Ему, Ульянцеву, в чьем производстве находится дело оперативного учета, нужны дополнительные руки и ноги, чтобы бегать и собирать информацию, а вовсе не дополнительные головы, которые ничем, на его взгляд, не отличаются от его собственной головы. Вот будут теперь ходить с важными рожами, как надутые индюки, и делать вид, что руководят процессом. И зачем только их подключают? Кому это в голову пришло? Труп тренера по фигурному катанию… Подумаешь! Невелика шишка. Еще ладно бы, если бы дело было совсем тухлым и местные опера не знали бы, с какого конца к нему подступиться. А здесь-то! Все налицо: и подозреваемый, и мотив, еще чуть-чуть – и можно «палку» срубить, записав в свой актив раскрытие тяжкого преступления по горячим следам. На фига ему сдались эти, с Петровки? Опять все лавры себе присвоят. Помощнички, блин! И почему так всегда получается?

* * *

– Тренер по фигурному катанию? Он что, тренирует кого-то, кто будет участвовать в Олимпиаде?

Вопрос, раздраженно заданный Антоном Сташисом, повис в воздухе без ответа. Сергей Кузьмич Зарубин только плечами пожал, а рыжеволосый Роман Дзюба, всего два месяца назад переведенный к ним в отдел из окружной криминальной полиции, немедленно схватился за мини-планшет: поиск информации в интернете – первое, что он всегда делает.

– Болтенков Михаил Валентинович? – через несколько секунд проговорил он. – Нет, ничего такого. В связи с Олимпиадой его имя даже не упоминается нигде.

– Тогда почему нас подключают? – продолжал сердито недоумевать Антон.

Подполковник Сергей Зарубин хмыкнул и выразительно ткнул пальцем в сторону Антона.

– Нет в тебе политического мышления, Тоха, молодой ты еще! И сам убитый Болтенков, и задержанный по подозрению в убийстве некто Ламзин – оба тренеры по фигурному катанию. Да, не высшей лиги. Но! Все равно это вид спорта, в котором на предстоящей Олимпиаде у нас есть хоть какие-то шансы на медали, поэтому нужно бросить в этом направлении все силы. А труп тренера и тренер-убийца – это скандал, который может негативно сказаться на психологической атмосфере и помешать эффективной подготовке наших будущих чемпионов. Короче, обсуждать тут нечего. Есть команда из министерства, наше дело – выполнять. Они там наверху сами решают. Зуб даю – кто-нибудь из Федерации вмешался и начал министерских теребить. Сейчас сюда приедет опер с территории и введет нас в курс дела. Пока могу сказать только то, что сам знаю: труп Болтенкова обнаружен неподалеку от дома, где проживает Ламзин. У Болтенкова с Ламзиным длительные неприязненные отношения были, недавно конфликт разгорелся с новой силой, Болтенков приехал к Ламзину выяснять отношения и после того, как ушел оттуда, был найден застреленным. Ламзин задержан, оружие не найдено, признательных показаний нет. Вот вам и вся картинка.

Роман Дзюба посмотрел на Зарубина ясными глазами круглого отличника.

– И что, уже есть санкция судьи?

– Это я не в курсе, – признался Зарубин, – или есть, или вот-вот будет. А тебе не все равно?

– Но я не понимаю, как можно получить санкцию при таких хилых доказухах! У них же ничего нет на Ламзина! С какого перепугу они вообще его задержали?

Зарубин возвел очи горе и всем своим видом изобразил монолог, суть которого сводилась в кратком изложении к сожалениям по поводу наивности молодого поколения.

Антон Сташис рассмеялся:

– Ну давай, Кузьмич, расскажи теперь Ромчику, как плохо быть молодым. Меня ты уже просветил на эту тему, теперь его очередь.

Но в этот момент зазвонил мобильник Зарубина, и отвечать на вопрос пришлось Антону.

– У следователя может быть хорошая репутация в глазах судьи, – терпеливо объяснял он. – У него, например, всегда все раньше было обоснованно, четко, по делу. И судья ему доверяет, полагается на его профессионализм. Или, как вариант, судья – личный задушевный дружбан этого следака, они, может, учились когда-то вместе или сейчас водочкой и шашлычками балуются время от времени. И вообще, Рома, решение о заключении под стражу принимается исходя не из доказательств виновности…

– Да знаю я, – перебил его Дзюба, – чего ты меня, как студента, натаскиваешь?

«Это правда, – подумал Антон, – что-то меня занесло. Ромка хоть и моложе меня, и опыта у него меньше, но законодательство он знает лучше. Тут не поспоришь. Судье неинтересно, виновен задержанный на самом деле или нет, он доказательства виновности не оценивает, а исходит из оценки фактов, свидетельствующих о том, что человек может скрыться или помешать следствию. Действующего загранпаспорта уже достаточно, чтобы судья дал санкцию. А уж если виза открыта куда-нибудь, то и разговоров нет».

– Ну вот и хорошо, – примирительно произнес он. – Значит, дождешься человека с земли и подключишься.

Зарубин закончил разговор по телефону и мгновенно подхватил последнюю услышанную фразу.

– Что значит «подключишься»? – взревел он. – Почему в единственном числе? Вы оба будете этим делом заниматься.

– Ну Кузьмич, – взмолился Антон, – поимей же снисхождение! У меня убийство Ефимовой из аппарата Госдумы, ты же знаешь.

– Ой-ой-ой, кто бы говорил! – насмешливо протянул Сергей Кузьмич. – Тебя послушать, так у нас у всех по одному делу в работе, и только у тебя, несчастного, целых пять. Про твою нагрузку я все знаю. И про Ефимову свою ты мне тут не пой, не на таких напал. Что мы, не знаем, как люди работают? В первые сутки все на ушах стоят, до трех суток – колотятся еще как-то, а через неделю все превращается в рутину. Ефимову твою уж два месяца как убили, и по делу целая группа работает: и ФСБ, и УЭБиПК, нам только маленький кусочек на отработку всунули, так что главный спрос не с тебя, и на этом деле Ефимовой ты не убился насмерть. Работай, как обычно, а по тренеру надо поднажать, пока все свежее. И не смотри на меня волком.

Дзюба сосредоточенно составлял какой-то документ на своем компьютере, и Антон, подойдя к Зарубину почти вплотную, проговорил как можно тише:

– Серега, ну будь ты человеком, а? Пусть Дзюба пока один поработает вместе с ребятами с земли. Дай мне продохнуть хоть немного. Ты же сам сказал, что знаешь, какая у меня нагрузка. Работы выше головы.

Зарубин взглянул на него сочувственно, но при этом все равно строго. Несмотря на маленький рост, из-за которого ему приходилось смотреть на стоящего Антона, сильно задрав голову, подполковник ухитрялся выглядеть властным и излучать силу.

– Я сказал: нет, – шепотом, но очень четко произнес он. – Кто здесь начальник, я или все подряд? Короче, Тоха, шеф сказал, чтобы по тренеру работали двое. Я назначил тебя и Ромку. Хочешь – договаривайся с ним сам, чтобы прикрыл тебя, но у меня должна быть возможность отчитываться перед руководством с честными глазами. А то вы тут химичите чего-то постоянно, а у меня глаза из-за этого делаются вороватыми.

Антон молча отошел от стола Зарубина, достал из сейфа какие-то бумаги и вышел. Ничего, сегодня Ромка и сам справится, а ему нужно быстро проверить одну, на первый взгляд вполне невинную, информацию. Толку, конечно, не будет, это и так понятно, но если потребуют отчитаться по убийству Ефимовой, то, по крайней мере, будет что показать. Да, результата нет, но работа-то проделана! Человек старался, выяснял, проверял. Иными словами – делом занимался, а не баклуши бил.

* * *