Ричард Третий и Генрих Восьмой глазами Шекспира

– Я не плакал, когда Клиффорд занес меч над Ретлендом и мальчик жалобно стонал; мой отец и мой брат Эдуард рыдали, а я сдержался. Я не плакал, когда твой отец в слезах рассказывал о смерти моего отца. Горе не заставило меня плакать, а вот любовь к тебе – заставила. Я никогда никого не умолял и ни перед кем не унижался, но с тобой все иначе. Если не можешь меня простить – вот тебе мой меч, давай, убей меня.

При чем тут какие-то Клиффорд и Ретленд? Ну, здесь все не сложно. Вы же помните, что один из братьев Йорков, семнадцатилетний Эдмунд, граф Ретленд, погиб в сражении с войсками Маргариты Анжуйской во время битвы при Уэйкфилде? В той же битве был схвачен и впоследствии казнен и его отец, Ричард Йоркский, граф Марч. Сперва юношу Эдмунда взяли в плен, а вот что случилось потом – в точности неизвестно. То ли его при попытке к бегству убил Джон Клиффорд, то ли голову пареньку отрубили по приказу этого Клиффорда. Но одно установлено без сомнений: отсеченная голова, которая вместе с головами Ричарда Йоркского и Ричарда Невилла, графа Солсбери (деда Анны, между прочим) была увенчана бумажной короной и выставлена на воротах города Йорка. Этот реальный исторический эпизод запечатлен Шекспиром в пьесе «Генрих Шестой. Часть третья».

Похоже, в этом месте герцог Глостер «рвет на груди тельняшку». В буквальном смысле.

Нагую грудь удару открываю;
О смерти на коленях я молю.

То есть обнажает грудь и встает на колени. Красиво, эффектно! И спустя четыре с половиной века этот кадр вполне успешно перекочевал в советское кино «про революцию».

Анна берет меч, но ударить им что-то не получается. То ли решимости не хватает, то ли силы, то ли умения. Ричард подзуживает ее, ловко изображая искреннее намерение умереть, если не удастся добиться любви. Он же прекрасно видит, что Анна вряд ли убьет его, так что вполне можно попридуриваться.

– Давай, смелее! Да, я убил короля Генриха, но убил из-за твоей красоты. И да, я заколол Эдуарда Вестминстерского, твоего мужа, потому что люблю тебя.

Смотрите-ка, он снова признается в убийстве принца Эдуарда! Где логика-то?! Зачем было обвинять Маргариту Анжуйскую во лжи и сваливать вину на своего братишку, правящего монарха?

Анна роняет меч и говорит:

– Встань, лицемер. Конечно, я хочу, чтобы ты умер, но грех на душу не возьму и палачом твоим не стану.

– Ну хочешь – я сам себя убью, – предлагает Ричард.

– Я же сказала, что хочу.

Леди Анна и герцог Глостер

– Нет, это ты на эмоциях говорила, в гневе. А ты подумай как следует и ответь спокойно. Вот смотри: из любви к тебе я убил твоего мужа, теперь из любви к тебе я убью себя. Тебе понравится быть причиной двух смертей?

И Анна начинает колебаться. Можно ли верить герцогу Глостеру? А вдруг он говорит правду? Она озвучивает сомнения – Ричард своими ответами решительно их отметает. Более того, Ричард дарит ей кольцо, и Анна его принимает, надевает на палец! Правда, говорит при этом, что ответного подарка делать не собирается (то есть своего кольца ему не даст). Ричард просит Анну об одолжении:

– Оставь похоронные хлопоты нам, мы сами все сделаем наилучшим образом, а ты уезжай в Кросби. Сразу после погребения короля я к тебе приеду. Пока не могу сказать, каков план, но он есть. Просто доверься мне.

– Хорошо. И я рада, что видела твое раскаяние.

Вот это уж совсем странный поворот. Анна только что сомневалась – и уже поверила в искренность раскаяния? И что же ее убедило? Кольцо? Вряд ли: ведь своего кольца она ответным жестом не дала. Тогда что? С какого перепуга она соглашается выполнить непонятное и ничем не объясненное требование Ричарда не присутствовать на похоронах свекра, уехать и покорно ждать его в Кросби?

Или же леди Анна вовсе не так простодушна и ловко притворяется, ведя какую-то свою игру?

Внимательного читателя может смутить еще одна малозаметная деталь: в начале сцены Анна говорит, что тело Генриха Шестого несут в аббатство Чертси, где оно и будет захоронено. Ричард, обещая организовать похороны, тоже говорит о Чертси, однако, когда Анна покидает сцену, командует дворянам, несущим гроб:

– В Уайт-Фрайерс, господа; меня там ждите.

Уайт-Фрайерс – тоже аббатство, только совсем другое. Очевидно, у Ричарда созрел какой-то очередной пакостный замысел. Это не совсем соответствует исторической правде, ведь прах Генриха Шестого был действительно захоронен именно в Чертси, но потом начались разговоры о том, что в месте упокоения благородного невинно убиенного короля, покровителя наук и искусства, происходят всякие чудеса. Так, через 13 лет Ричард, став королем Ричардом Третьим, перезахоронил останки (от греха подальше, а то мало ли что, сначала чудеса, а потом и народный мятеж против нового короля) в часовне Святого Георгия в Виндзорском замке. Правда, Азимов в «Путеводителе по Шекспиру»[3 - Азимов А. Путеводитель по Шекспиру. Английские пьесы. – М., 2017.]утверждает, что «Ричард (к тому времени уже ставший королем) распорядился перенести мощи Генриха в другое место. Куда именно, никто не знает, потому что их так и не нашли». И кому верить?

Оставшись один, герцог Глостер разражается очередным язвительным монологом, который достоин того, чтобы быть здесь детально пересказанным. Разумеется, упрощенным языком.

– Ну? У кого еще получится так уболтать женщину? Надолго она мне не нужна, но сейчас она моя! Это же надо: я убил ее мужа и отца, она прекрасно знает об этом – и все равно поддалась, несмотря на горе и ненависть ко мне. Я справился один, без поддержки, никто мне не помогал, наоборот, все было против меня, все обстоятельства, но я смог. Я сделал это! Ха-ха! Она уже и мужа любимого забыла, которого я грохнул три месяца назад. А ведь какой был парень! И умный, и красивый, и смелый, и чистой королевской крови! И она готова променять такое сокровище на меня, убийцу, сделавшего ее вдовой, уродливого, хромого. Да я мизинца его не стою! Похоже, я себя недооценивал… Вот кто поймет этих женщин! Даже объяснить не могу, как так получилось. Может, мне пора начать смотреться в зеркало?

И модную одежду надо бы приобрести. Черт возьми, я начинаю сам себе нравиться! Хотя теперь, видимо, придется пойти на некоторые издержки, чтобы соответствовать своей новой самооценке. Вот разберусь с похоронами – и пойду к Анне изображать любовь.

Клянусь, хоть это мне и непонятно,
Я для нее мужчина хоть куда.
Что ж, зеркало придется покупать
Да завести десятка два портных,
Что нарядить меня бы постарались.
С тех пор, как влез я в милость сам к себе,
На кой-какие я пойду издержки.
Но прежде сброшу этого в могилу,
Потом пойду к возлюбленной стонать.

«Сброшу этого в могилу… Пойду стонать…» Звучит цинично, согласитесь?

Сцена 3

Лондон. Дворец

Входят королева Елизавета, Риверс и Грей.

Про Елизавету Вудвилл, супругу короля Эдуарда Четвертого, мы уже говорили. А вот и один из ее сыновей от первого брака с лордом Греем: Ричард Грей, младшенький. Отцу Елизаветы был пожалован титул графа Риверса, и после его смерти титул унаследовал старший из сыновей, брат Елизаветы. Иными словами, Риверс в этой пьесе – тот самый Энтони Вуд-вилл, о котором тоже упоминалось в первой сцене.

Риверс утешает сестру:

– Потерпи, король скоро поправится.

Сын уверяет королеву, что от ее переживаний больному легче не станет, и лучше постараться развлечь его чем-нибудь веселым, чем расстраивать короля и этим усугублять его нездоровье.

Елизавета в отчаянии:

– Что со мной будет, когда он умрет?

– Потеряешь мужа, это единственная беда, которая тебя ждет, – оптимистично обещает брат.

– Такая беда хуже, чем все беды на свете…

– У вас с королем есть чудесный сынок, он будет тебе утешением, – говорит сын.

– Он совсем маленький, – сетует королева. – И король назначил Глостера его опекуном (протектором). А Глостер ненавидит и меня, и всех вас.

Граф Риверс, королева Елизавета, лорд Грей

– Что, его уже назначили правителем? – спрашивает Риверс.

– Пока нет, но решение уже принято. Как только мой муж умрет, Глостер станет правителем и опекуном принца.

Входят Бекингем и Стенли.

Еще два персонажа из реальной истории. Бекингем – дворянин с очень сомнительным бэкграундом, его дед и отец сражались на стороне Ланкастеров, то есть против Йорков. Семья была отнюдь не бедная, и когда осиротевший мальчик в пятилетнем возрасте унаследовал титул, земли и деньги, король Эдуард Четвертый пригрел «бедного сиротку», взял его ко двору и постарался воспитать в приверженности дому Йорков. Заодно и денежки его прибрал. А для верности спустя несколько лет женил его на одной из многочисленных младших сестер Елизаветы. Полное имя этого дворянина – Генри Стаффорд, второй герцог Бекингем. Несмотря на то, что он с раннего детства находился при дворе Йорков, ему все-таки не очень доверяли. Как выяснится впоследствии – не напрасно.

Стенли – это Томас Стенли, известный в истории тем, что вместе с братом Уильямом всегда ухитрялся получать политическую выгоду. При любом противостоянии братья занимали обе стороны (по договоренности), так что кто бы ни победил – семья не оказывалась в проигрыше. Упоминаемая чуть дальше в репликах графиня Ричмонд – не кто иная, как Маргарет Бофор, супруга Томаса Стенли, мать Генриха Тюдора, будущего короля Генриха Седьмого. Есть еще одно занятное обстоятельство: Томас Стенли – четвертый муж леди Бофор, графини Ричмонд, а вот ее третьим мужем был родной дядя Генри Стаффорда, герцога Бекингема. Таким образом, Маргарет Бофор считала Генри Стаффорда своим племянником и относилась к нему соответственно.