– Вы провели блестящий урок, – начала Лариса Петровна. Говорила она строго, но, как показалось Насте, уже чуть мягче. – Но на вашем месте я была бы осмотрительнее.
– Осмотрительнее в чем?
– В формулировании домашнего задания.
– А что с ним не так? Слишком объемно? Слишком сложно? Или что?
Лариса Петровна с досадой махнула рукой и аккуратно закрыла крышку рояля.
– Это дети, Анастасия Павловна. Ну как же вы не понимаете? Они еще так мало знают, и в особенности о смерти, убийстве, суициде. Вам с высоты вашего жизненного опыта и, простите, вашей прошлой работы кажется, что можно послушать и сразу во всем разобраться. Но им-то! Они полезут в интернет и начнут читать и смотреть всякие ужасы про трупы, про убитых, про самоубийц. И знаете, что будет потом?
Настя пожала плечами. Откуда ей знать? Она впервые в жизни ведет занятия с подростками.
– А потом их родители прибегут к нашему директору с вытаращенными глазами и будут грозить судом за то, что мы заставляем их деток изучать в интернете материалы, не предназначенные для нежного возраста, вот что будет! Еще и журналистов подключат, а то и сразу с полицией явятся.
– Неужели все так ужасно? – удивилась Настя. – Конечно, я в курсе про маркировки «двенадцать плюс», «четырнадцать плюс» и все такое, но мы же здесь говорим об искусстве, о музыке… Детям ведь не запрещают смотреть «Лебединое озеро», а там в финале самое настоящее убийство, Зигфрид убивает Ротбарта, и ничего.
Лариса Петровна вздохнула и мягко улыбнулась Настиному непониманию.
– Я в полной мере разделяю вашу позицию, Анастасия Павловна, дорогая, но не забывайте, что школа, любая школа, имеет дело не только с детьми, но и с их родителями. Воспитывать детей – величайший труд, на который способен далеко не каждый родитель, а иметь такого ребенка, который отвечал бы твоим мечтам и чаяниям, хотят все без исключения. Поэтому, как только с дитятком что-то не так, – сразу начинают искать виноватого. И первыми на очереди стоят школа, учителя, педагоги. Себя никто винить не хочет. Добрая половина родителей, если не больше, следит за тем, что ребенок ищет, смотрит и читает в интернете. И через плечо заглядывают, и историю поисков просматривают. Увидят, что подросток заинтересовался убийствами и суицидами, – сразу в панику: «Почему?! Зачем?!» Подросток честно ответит, что в музыкалке задали. И очень повезет нам с вами, если родитель попытается хотя бы вникнуть в суть задания, но надеяться на это не стоит. С вероятностью девяносто девять с половиной процентов нам всем будут грозить неприятности с полицией, прокуратурой, судами и Роспотребнадзором.
– Я поняла, – виновато пробормотала Настя. – Извините, Лариса Петровна, я об этом не подумала. Моя ошибка. Впредь буду осторожнее, обещаю. Если меня вообще не попросят отсюда после сегодняшнего.
Лариса Петровна в утешительном жесте накрыла Настину руку сухой сильной ладонью.
– Если что – буду вас защищать, как сумею.
– Да что я? – в Настином голосе зазвучало отчаяние. – Пришла и ушла. А вот перед Анатолием Марковичем неудобно, он за меня ходатайствовал, на него все шишки посыплются. И Зою я подвела, выходит, и его.
– Ну, пока еще не подвели, а только, может быть, подведете, – заметила преподаватель музлитературы. – Может быть! Но может и не быть. Во всяком случае, я вас предупредила, и теперь вы станете аккуратнее. Ведь станете?
– Стану, – твердо пообещала Настя.
– А за Зоеньку не волнуйтесь, с нее такого рода неприятности – как с гуся вода, она и в детстве такой была, я ведь ее хорошо помню, – Лариса Петровна тепло и широко улыбнулась. – Очень трудолюбивая девочка с неплохой техникой, но совершенно не умела выражать или передавать чувства. На исполнительской карьере это сразу ставит жирный крест, зато в обычной жизни очень выручает. Ее ругают – а она стоит столбом, ни страха, ни обиды, ни раскаяния – ничего. Такую девочку даже бранить неинтересно, все сразу остывали и умолкали. Подозреваю, что внутри у нее бушевали ураганы, но наружу ни капли не просачивалось. Она и сейчас такая? Не изменилась?
– Совершенно не изменилась, – кивнула Настя. – Молчаливая и закрытая.
Эх, ей бы самой стать такой, как Зоя Печерникова! Чтобы «плюнь в глаза – Божья роса». Невозмутимой. Не делающей трагедии из критического замечания. Но нет, не сложилось.
Настя вышла из школы, села в машину, но, прежде чем ехать, позвонила Зое.
– Не переживайте, – спокойно ответила Печерникова. – Даже если все будет, как Лариса предрекает, это не катастрофа. Маркович и не такое пережил, он еще при советской власти за диссидентство пострадал. А обо мне вообще речи нет.
– Ну как же нет, Зоя? Вы обо мне рассказали Анатолию Марковичу, и если у него из-за меня будут проблемы, то…
– Выбросьте из головы, – коротко и решительно произнесла Зоя. – Я с Марковичем играю со школьных лет, он еще в те годы был единственным, кто мог долго выносить мою игру на скрипке и не беситься. Он мой друг и останется им, что бы ни случилось.
– Мне так неловко… Простите меня.
– Выбросьте из головы, – повторила Зоя.
Насте стало немножко легче, но настроение все равно испортилось. А ведь только сегодня утром все было таким радужным! Стасов отпустил ее на год, на целый длинный прекрасный год, в течение которого Анастасия Каменская собиралась заниматься тем, что ей нравится. Впервые в жизни! Для приработка – читать лекции по судебной статистике, для души – заниматься анализом музыкальных произведений в разных исполнениях. Все складывалось как нельзя лучше: ее, кандидата юридических наук, с удовольствием взяли по трудовому договору вести занятия на курсах повышения квалификации в Правовой академии, а коллега по работе в детективном агентстве, Зоя, рассказала о Настином увлечении своему аккомпаниатору Анатолию Марковичу, который загорелся идеей предложить музыкальной школе, в которой работал, некоторое разнообразие в преподавании. Предстоящий год обещал быть просто чудесным! Восхитительным! И из этого великолепного года прошел всего один месяц, а сколько разных замечательных вещей еще ждет ее впереди!
Одним словом, Настя Каменская была абсолютно счастлива каждый день на протяжении всего последнего месяца. И ей очень хотелось верить, что следующие одиннадцать месяцев окажутся не хуже, а возможно, даже и лучше.
Однако ж вот… «Не имела опыта воспитания собственных детей – нечего было лезть к чужим», – сердито думала Настя. И ведь нельзя сказать, что она в свои пятьдесят девять лет совсем уж оторвана от подросткового мира, во всяком случае, знала о скандалах с сайтами, на которых размещалась информация о разных способах свести счеты с жизнью и которые активно посещали несовершеннолетние. Но разве человек в здравом уме свяжет истории этих скандалов с классической музыкой? То-то и оно. Наверное, ум родителя устроен как-то иначе, а Настя этого не учла, хотя должна была бы, все-таки не первый день на свете живет, много чего повидала. «Ну и фиг с ним, – она внезапно развеселилась. – Ошибки – это тоже опыт, будем его извлекать и становиться мудрее. Выпрут из музыкалки – значит, это совсем не мое. Значит, так и надо».
Она собралась было остановиться у магазина с хорошей кулинарией, чтобы купить готовой еды на два дня, но вовремя одумалась. За лекции по судебной статистике платили куда меньше, чем она зарабатывала в агентстве у Стасова, и Настя еще месяц назад поставила перед собой задачу научиться в целях экономии сносно готовить из дешевых продуктов. Пришла пора отказываться от дорогостоящих привычек. Разница в стоимости между готовыми котлетами и домашними выглядела вроде бы малосущественной, но если позволять себе кулинарию почти каждый день, то за месяц выходило довольно ощутимо. Конечно, когда работаешь с утра до поздней ночи и зачастую в выходные, то время на тот же винегрет выкроить непросто: пока все сваришь, особенно свеклу, да пока все остынет, потом резать мелкими кубиками… Вполне простительно при таких раскладах купить готовые порции и не париться. Но теперь-то времени у Насти достаточно, так что не надо жалобных песен.
Проехав мимо кулинарии, она свернула на перекрестке, выбралась на транспортное кольцо и направилась в «Ашан». Чем крупнее гипермаркет и чем дальше он от центра столицы, тем ниже цены. Теперь приходится тратить куда больше времени и на дорогу, и на покупку продуктов, и на готовку, зато выходит дешевле даже с учетом затрат на бензин. Наверное, это и называется «время – деньги». Обратно пропорциональная зависимость.
Войдя в огромный торговый зал, Настя глубоко вдохнула и резко выдохнула, словно избавляясь от неприятного осадка, оставшегося после разговора с Ларисой Петровной. Что у нее сегодня в плане? Давно известно, что вкусным можно сделать любой продукт, если владеть искусством создания соуса, это основа знаменитой французской кухни. А соус – это травы и приправы, они недороги и расходуются малыми количествами. Из самых дешевых макаронных изделий и круп можно делать множество вкуснейших сытных блюд, если использовать разнообразные соусы, которым Настя Каменская и запланировала посвятить текущую неделю. Она вытащила телефон, просмотрела заметки, которые составила накануне, изучая в интернете огромное количество рецептов, освежила в памяти перечень необходимых продуктов и двинулась в направлении нужных стендов. «И еще шоколадку куплю. С орехами и клюквой», – весело подумала она.
Зарубин
Если рабочий день начинается с вызова к руководству – добра не жди. В этом Сергей Кузьмич Зарубин убедился еще в те давние годы, когда бегал по «земле» простым опером. Сейчас-то он уже давно не рядовой сыщик, а заместитель начальника «убойного» отдела на Петровке, но закономерность все равно подтверждалась из года в год и из раза в раз.
Начальник МУРа генерал Большаков выглядел не то чтобы расстроенным или сердитым, скорее озабоченным, и Зарубин с облегчением подумал: «Значит, не втыкать будет, а всего лишь давать указания. Уже легче».
– У меня, Сергей Кузьмич, для тебя две новости, одна хуже другой. С какой начать? – задумчиво проговорил генерал.
– Давайте с той, которая совсем плохая, – мужественно ответил Зарубин. – Судя по тому, что вы вызвали меня, а не Глазова, хотя он на месте, наши дела – полный швах?
Глазов был начальником отдела и не пользовался любовью ни своих подчиненных, ни генерала, предпочитавшего сложные и деликатные вопросы по возможности решать с его заместителем, которого давно знал и которому безоговорочно доверял.
– Пока швах не полный, – скупо улыбнулся Большаков, – но все к тому идет. Глазов вчера вечером привез запрос на свое личное дело. Утром отправили. Думаю, вопрос проработан давно, так что слишком долго его дело изучать не будут, решение уже принято. Если я прав, то сегодня к концу дня твой начальник напишет рапорт о назначении на должность на новом месте службы, а завтра, самое позднее – послезавтра будет приказ об откомандировании. Глазов, поди, уже вещи собирает, освобождает кабинет.
– Побежали крысы… – вздохнул Зарубин. – Только успели объявить о том, что правительство уходит в отставку, а этот уже подсуетился. И кого приведут на его место? Вы уже знаете? Какого-нибудь козла, которого срочно нужно пристроить? Это и есть плохая новость?
– Плохая новость в том, Сергей Кузьмич, что готовой кандидатуры пока нет, все слишком быстро случилось, и я собираюсь подписать приказ о назначении тебя временно исполняющим обязанности начальника отдела. Официально Глазов, конечно, все еще на должности, но из этого кабинета ты выйдешь уже фактически не замом, а руководителем. Вот теперь можешь плакать, я тебя пойму.
– Константин Георгиевич! – с ужасом воскликнул Зарубин. – Ну за что?
– Потерпи, Сергей Кузьмич, – строго произнес генерал. – Надо. Теперь вторая новость, еще хуже прежней.
– Ну, добивайте уже.
– Ты сводку за сутки смотрел?
– Не успел еще.
– А я успел. Но врать не стану, до сводки руки не дошли бы, если бы мне с самого раннего утра из министерства не позвонили. У одного очень богатого и влиятельного папы, депутата по фамилии Чекчурин, убили сына. Папа – лицо, приближенное к власти, задействовал все свои связи и возможности, чтобы дело поручили самым лучшим оперативникам и следователям. Короче, все как всегда.
– Но это же уровень округа, – удивился Зарубин. – Обычное убийство. С какого перепугу нам подключаться? Этот потерпевший что, известная личность? Звездный певец или актер? Великий ученый?
– Оболтус двадцати восьми лет от роду, прожигал жизнь в клубах и на тусовках, работал в каком-то офисе в одной из компаний, принадлежащих папе. Носителем государственной тайны не являлся, объектом всенародной любви – тоже.
– Тогда я вообще не понимаю…