Ну, ребята, вы попали

С к у р а т о в: Да мне как-то в голову ничего с ходу не приходит. И вообще, я не могу думать на пустой желудок. Вот поужинаем, посоветуемся с твоей Наташей, ты сама говоришь, что она умная…

Звонит телефон.

Д у х: Неужели опять из больницы? Ой, не дай Бог скажут, что пора возвращаться, а я же еще самого главного не узнал – как они собираются меня в тюрьму упрятывать. И на Наташу эту не посмотрел. Умная, необыкновенная… Не бывает таких! А если и бывают, так я лучше на ней женюсь, а Ольгу брошу к чертовой матери, пусть ее Сашка содержит со всеми ее многочисленными родственниками и их многочисленными финансовыми проблемами. Сашку, конечно, тоже выгоню к чертям собачьим из своей фирмы, пусть где хочет, там и зарабатывает на содержание моей жены и ее родни.

О л ь г а: Я сама подойду. (снимает трубку). Алло! Да, это я… Да, да… Снова хуже? Да, конечно, надежда умирает последней… Спасибо вам. Да, я надеюсь, что вы еще позвоните. (кладет трубку) .

Д у х: Слава Богу! Мне опять хуже, душа в тело пока не возвращается. Можно еще поприсутствовать на этом празднике неожиданных откровений.

О л ь г а: Слава Богу, ему опять хуже. Слушай, сколько ты им заплатил, чтобы они звонили с такой регулярностью? Сколько я имела дел с больницами, никогда в жизни они не звонят сами, особенно если больной в реанимации. Только если по знакомству.

С к у р а т о в: Сколько надо – столько и заплатил. Не бери в голову. Главное, что они обещание выполняют и деньги свои отрабатывают.

О л ь г а: Саня, а нельзя было им заплатить, чтобы они… это… ну ты понимаешь.

С к у р а т о в: С ума сошла! Это же статья! Звонить и сообщать жене о состоянии ее мужа за деньги – это нормально, а брать и давать деньги за то, чтобы муж не выжил, – за это можно сесть в два счета. При этом сядут все, и те, кто платит, и те, кто выполняет.

О л ь г а: Так никто же не узнает!

С к у р а т о в: Лёлечка, когда тайной владеет такая куча народу, через две секунды тайна становится достоянием гласности. Кроме нас с тобой, об этом знали бы все врачи в реанимации, все сестры и нянечки. И уже через полчаса об этом узнали бы в милиции.

О л ь г а: По-моему, ты преувеличиваешь опасность. Лучше уж признайся, что у тебя пороху не хватило. Слабоват ты в коленках, Санечка.

Д у х: Нет, вы слышали, что она несет? Вы слышали? Это ж надо быть такой дурой! Или стервой…

С к у р а т о в: Ну что ты несешь! Ты или дура клиническая, или стерва первостатейная.

Д у х: Во! Правильно, Сашок, так ей. Мы с тобой всегда были единомышленниками.

О л ь г а: И почему это я дура, объясни, пожалуйста. Ладно, со стервой я согласна, сама знаю. Но почему дура-то?

С к у р а т о в: Да потому что деньгами можно заткнуть рот одному человеку, а двоим уже нельзя. А если их больше двух – тогда тем более. Поверь моему опыту, Лёля, когда люди получают деньги за одно и то же, они тут же начинают сравнивать и негодовать, почему это им заплатили так мало, хотя сделали они так много. Ты же не будешь вызывать к себе всех врачей из реанимации и отдельно спрашивать каждого, сколько, дескать, вы хотите за то, чтобы Емелин не выжил? Ты позовешь кого-то одного, пообещаешь ему определенную сумму, а он потом эту сумму будет сам делить между остальными. И кто-то обязательно окажется недоволен, кому-то непременно покажется, что его обделили. Дальше все понятно. Твой Емелин еще из больницы не выйдет, а мы с тобой уже сядем.