Николай Губанов
Славик лихо съехал с горки, хотя и заметно зашатался на самом крутом участке спуска. А вот Юрка все-таки завалился в сугроб и неловко пытался снова встать на лыжи. Когда мальчишки, хохоча, подъехали к Николаю, их лица были мокрыми от пота и снега, щеки пылали здоровым румянцем, глаза сверкали от удовольствия.
– Теперь ты, – сказал Юрка отцу, с трудом переводя дыхание.
– Смотри внимательнее, – строго наказал Николай. – Славик уже все понял и едет правильно, а ты не работаешь корпусом.
Он «елочкой» взобрался на довольно высокую горку, убедился, что сын смотрит в его сторону, и начал спуск. Морозный воздух щипал лицо, снежинки попадали в рот, и Губанов вдруг подумал, что никогда в жизни не был так счастлив, как в последние два года. И сегодняшний день – как апофеоз восторга, радости и надежд.
– Здоровски вы катаетесь, дядя Коля, – с завистью проговорил Славик Лаврушенков. – Мы с Юркой тоже так научимся. Скажи, Юрок?
– Само собой, – деловито подтвердил Юра.
У него уже ломался голос, поэтому парень иногда говорил басовито, по-взрослому, а иногда пускал петуха или смешно скрипел. У Славика голос был еще детским, чистым и звонким, ведь он на целый год младше Юры, зато ростом вымахал не по возрасту, почти на пять сантиметров обогнав своего друга, да и в плечах стал пошире.
– Так, пацаны, давайте еще по три спуска – и на платформу, а то электричку пропустим, – скомандовал Губанов.
Зимние каникулы мальчики проводили вместе, встречались каждый день. То Юра ездил в Успенское, то Славик приезжал в Москву и оставался ночевать у Губановых. Каникулы длинные, почти две недели, выходные выпадали целых два раза, и Николай Губанов с удовольствием проводил эти свободные от работы дни с сыном и его другом. Ходили в парк Горького на аттракционы, в кафе-мороженое, в кино, на каток, ездили, как сегодня, за город кататься на лыжах.
В январе темнеет рано, в четыре уже смеркается, а в пять совсем темно, поэтому многочисленные лыжники, проводившие выходной день на природе, возвращались в Москву не вечером, как дачники летом, а намного раньше. Николай с мальчиками с трудом втиснулся в набитый вагон, оккупированный студентами, судя по веселым громким разговорам – однокурсниками. Они остались ютиться в тамбуре, потому что на каждой остановке кто-то входил, и была велика опасность, что в Успенском Славка просто не сможет выбраться наружу.
Когда электричка замедлила ход, Юра сказал:
– Завтра как договорились? Приедешь?
– А то! – бодро отозвался Славик. – Последний день перед школой надо провести так, чтобы было о чем вспомнить.
Он выбрался наружу, обернулся и помахал старшему и младшему Губановым.
– О чем собираетесь вспоминать? Какой план на завтра? – спросил Николай.
– Пойдем на «Последнюю реликвию».
– Да ты, по-моему, уже два раза этот фильм смотрел!
– Ну и что? Он классный. Тебе жалко, что ли?
Губанов сразу почуял, что сын ощетинился и собрался то ли обидеться, то ли нагрубить. Господи, из-за такой ерунды! Вот он, переходный возраст. Никогда не угадаешь, какую реакцию вызовут самые невинные слова.
– Наоборот, я рад, что вы со Славиком завтра снова встретитесь. И вообще я рад, что у тебя есть такой замечательный товарищ.
Он помолчал, потом добавил:
– И хорошо, что ты у него есть. Ему ведь очень трудно, я понимаю. Мы с тобой много раз об этом говорили. Хорошо, что ты рядом с ним все эти годы.
– Пап…
Юра заговорил осторожно, и в голосе его уже не слышалось той детской агрессивности, которую еще несколько секунд назад уловил Губанов.
– Что, сынок?
– Славка не верит, что дядя Витя мог… ну… сделать такое.
– Я знаю, сынок, мы с тобой это неоднократно обсуждали. И со Славиком я об этом говорил.
– А ты?
– Что – я?
– Ты веришь?
– Нет, сынок, не верю, – твердо ответил Николай. – Дядя Витя хороший человек. Но в жизни, к сожалению, очень часто случается, что мы считаем человека хорошим, потому что слишком мало знаем о нем. А потом, когда он совершает плохой поступок, удивляемся и не верим. Ты спроси у дяди Миши или у тети Нины, они тебе расскажут, сколько раз родители приходили к ним и говорили, что их сын не мог сделать ничего плохого, потому что он чудесный мальчик. Родители обычно видят в своих детях только самое лучшее, а плохого не замечают. И дети в своих родителях тоже видят только хорошее.
– Так я не понял: ты веришь или нет? Ну, про дядю Витю.
– Конкретно про дядю Витю – нет, не верю. Но вера – это такая штука, сынок… Ненадежная. Были доказательства, работал следователь, и не один, потом состоялся суд. Вряд ли все они ошиблись.
– Но могли? Могли они ошибиться? – упрямо допытывался Юра.
– Я не знаю. Они живые люди, а каждый человек может совершить ошибку.
– Значит, я докажу, что все они ошибались, – с недетской убежденностью заявил Юра. – Вырасту, стану самым лучшим сыщиком, найду настоящего преступника и докажу, что дядю Витю посадили неправильно.
– Его не посадили, – мягко возразил Губанов. – Он находится в специальной больнице на принудительном лечении, он нездоров.
– Все равно я докажу.
Лицо сына словно закаменело, по-детски пухлые губы превратились в твердую складку.
– Это правильно, сынок, – одобрительно кивнул Николай. – Если сомневаешься – нужно идти до конца и проверять все до мелочей. Но тебе придется очень и очень стараться, если хочешь стать по-настоящему лучшим в раскрытии преступлений.
– Постараться? А как?
– Нужно очень много учиться. Нужно много знать и много уметь.
– Что уметь? – с жадным любопытством спросил паренек. – Драться? Стрелять? Приемчики всякие?
– И это тоже. Но приемчики и стрельба – не главное. Возьми, к примеру, того же дядю Витю: разве для того, чтобы его поймать, нужно было драться или стрелять? Запомни, сынок: хороший сыщик должен быть очень умным, у него должно быть быстрое и гибкое мышление. А для этого нужно постоянно тренировать мозги. Нужно уметь за долю секунды отделить главное от второстепенного, не упустить ни одной мелкой детали, потом сопоставить их, сделать вывод и выработать линию поведения.
В глазах сына Николай явственно видел недоверие. Значит, нужны понятные и доходчивые примеры.
– Ты помнишь, мы вместе смотрели «Адъютант его превосходительства»?
– Конечно! – оживился Юра.
– Вот Павел Андреевич Кольцов. Ты только вспомни, как он говорил, как ходил, как вел себя. Образованный человек, воспитанный, его в кругу белогвардейцев принимали за своего. А был бы он малограмотным и грубым, разве смог бы выполнить задание?
– Так он же разведчик был, а не сыщик! Там перед кино специально сказано, что посвящается первым чекистам.