Имя потерпевшего – Никто

Было время, когда Ирочке очень хотелось выйти замуж, и она мечтала о том, как Таня скопит денег и купит ей новую квартиру, и в этой новой квартире Ира будет жить с любимым мужем и растить любимых детей. Татьяна постоянно твердила ей о том, что не нужно это мероприятие откладывать, что если есть, за кого выходить, то нужно делать это немедленно, потому что потом может оказаться поздно. «Квартира большая, – говорила она, – все поместимся, тесно не будет. Если он тебе нравится, выходи за него быстро. Развестись всегда сможешь». Сама Татьяна поступала именно так и в данный момент находилась уже в третьем по счету браке. Но Ирочка проявляла какую-то необъяснимую нерешительность, встречалась с нравившимися ей мужчинами, расставалась с ними, но замуж все не выходила. И только однажды сказала: «Я не хочу приводить в нашу квартиру чужого мужика и постоянно беспокоиться о том, чтобы он, не приведи господь, не начал жить на твои деньги. Ведь мы же не сможем разделить хозяйство, правда?» Татьяна сердилась, называла Ирочку всяческими ласковыми по форме, но бранными по сути словами, но ничего изменить не смогла. И вот теперь двадцативосьмилетняя Ира без мужа, без профессии и без работы смотрела на нее огромными, полными слез глазами и спрашивала:

– Почему? Ну почему мы не можем всегда жить вместе?

В такие минуты Татьяне ужасно хотелось махнуть на все рукой и сказать:

«Конечно, Ириша, мы будем жить вместе, как и прежде. Ни о чем не беспокойся, в нашей жизни ничего не изменится. А Стасов – что ж, Стасов взрослый человек, поживет как-нибудь без меня, ведь ты мне гораздо ближе и роднее, чем он. Его я знаю всего полтора года, а тебя – почти десять лет».

В самом деле, как сделать выбор? У нее есть два горячо любимых человека – Ирочка и муж. И в чью же пользу принимать решение? Можно было бы пойти по пути наименьшего сопротивления и объединить их в одной семье. Продать трехкомнатную квартиру в Питере и однокомнатную квартиру Стасова в Москве, и этих денег вместе с той суммой, которая уже отложена на квартиру для Ирочки, вполне хватит на то, чтобы купить одно приличное просторное жилье, отремонтировать его по собственному вкусу и обставить пристойной мебелью. И жить всем вместе. Стасов и Татьяна будут работать, Ирочка по-прежнему возьмется за хозяйство, и все будут довольны. Но Татьяна Образцова понимала, что это будет неправильно. Одно дело – добровольно согласиться на то, чтобы в течение нескольких лет позаниматься ведением хозяйства Татьяны, потому что таким образом можно помочь родному брату и его бывшей жене, и совсем другое – пожизненно уйти в домработницы. Без всяких перспектив на личную карьеру, на интересную жизнь. Вообще на что бы то ни было. Ирка еще молодая и глупая, ей нравится жить так, как она живет сейчас, и потому она даже не думает о том, что будет послезавтра. Сейчас она, хорошенькая стройная брюнетка, нравится мужчинам, у нее постоянно какой-нибудь роман, и встречаться с поклонниками она свободно может у себя дома, причем даже не выгадывая время, когда Татьяна на работе. Места в квартире действительно много, и никто никому не мешает. Она хорошо одета, ездит на Татьяниной машине, ни в чем не нуждается и испытывает постоянно чувство глубокого и всеобщего комфорта. Особенно когда приходят журналисты или телевизионщики брать у Татьяны интервью, а та обязательно представляет им Ирочку и объясняет, что только благодаря этой темноволосой изящной красавице популярная писательница Татьяна Томилина имеет возможность ваять свои бестселлеры. Ирочка мило улыбается, журналисты в восторге – «какой необычный сюжет!». А потом – фотографии в журналах или крупный план в телевизионной передаче. И звонки от знакомых и родственников: «Я тебя видела, ты прекрасно выглядела, ты стала знаменитостью…» Материальный достаток, активная личная жизнь и греющие душу успехи Татьяны на литературной стезе – все это создавало Ирочке Миловановой существование, которое ее более чем устраивало. Она, как и все молодые, не могла и не хотела думать о том, а что же будет через десять лет. Она не вечно будет красивой стройной брюнеткой. И достаток закончится в тот самый день, когда она сможет купить себе квартиру и съедет от Татьяны. И успехи Татьянины уже не будут иметь к ней прямого отношения.

Татьяна неоднократно советовала ей начать работать, пусть на полставки, пусть даже на четверть ставки, пусть с почасовой оплатой, но работать, чтобы не терять профессиональные навыки. Но Иру это отчего-то не вдохновляло, быть домоправительницей известной писательницы ей нравилось куда больше, а Татьяна должной настойчивости не проявляла. Им обеим казалось, что время расставания наступит еще очень не скоро. А там видно будет…

И вот это время настало. И стало видно, что все очень непросто. Теперь Татьяна корила себя за легкомыслие, за то, что не сумела настоять на своем и не заставила Иру идти работать, а также за то, что никогда не считала возможным вмешиваться в ее личную жизнь. Лучше было бы проявить бестактность и вмешаться, но заставить ее вовремя выйти замуж и родить ребенка. Тогда она не смотрела бы сейчас на Татьяну этими перепуганными глазами и не спрашивала бы:

– Как же я без тебя? Что я буду делать, когда ты уедешь?

* * *

Начальство Татьяну, естественно, не поддержало. Да и немудрено, работать-то некому, а уж когда такие специалисты, как Образцова, уходят, тогда вообще пиши пропало. Разговор с полковником Исаковым у Татьяны вышел тяжелый и оставил неприятный осадок.

– Как у вас все просто получается! – возмущался полковник. – Решили, видите ли, в Москву переезжать. А работать кто будет?

– Я не понимаю, – чуть удивленно сказала Татьяна. – Вы что, не отпускаете меня?

– Конечно, не отпускаю. С какой это стати, скажите, пожалуйста, я должен вас отпускать? Ну объясните же мне, с чего это вы решили, будто я вас отпущу. И не подумаю. Будете работать, как раньше. – Григорий Павлович, но я вышла замуж. И я хочу жить вместе со своим мужем. По-моему, это нормальное желание и законом не запрещено. Вы не можете меня удерживать в Петербурге.

– Почему это не могу? Могу. Очень даже могу. Кто сказал, что супруги должны проживать по месту жительства мужа, а не жены? Пусть ваш муж переезжает сюда, если вы непременно хотите жить вместе. Он у вас, говорят, бывший работник милиции?

– Да, верно.

– Ну вот, и ему здесь работа найдется. Так что не валяйте дурака, уважаемая следователь Образцова, идите и работайте.

– Но, Григорий Павлович… Это несправедливо. Отпустите меня.

– И не подумаю. Вы офицер, извольте выполнять приказы. Идите и работайте.

Такого Татьяна не ожидала. Она, конечно, предполагала, что ее решение уйти с работы в Петербургском УВД не встретит грома аплодисментов, но не думала, что получит прямой, быстрый и хамский по форме отказ. Она готовилась выслушать упреки, сожаления, да что угодно, но никак не отказ.

Поразмыслив над ситуацией, Татьяна поняла, что придется искать обходные пути. Одним из таких путей было обращение к одному из заместителей начальника управления, с которым она когда-то вместе училась на юридическом факультете. Идти к нему не хотелось ужасно. Когда-то, курсе на втором или на третьем, у Татьяны был с ним пламенный, но скоротечный роман, который оставил в ее душе почему-то неприятные воспоминания, хотя ничего плохого между ними, в сущности, не произошло. Но встречаться с этим человеком Татьяна избегала, чего нельзя было сказать о нем. Игорь Величко при каждом удобном случае подходил к Татьяне Образцовой перекинуться парой слов. И теперь, когда она пришла к нему, Величко очень обрадовался, велел секретарше принести чаю с печеньем, внимательно выслушал Татьяну и долго хохотал.

– Тань, ну ты как с луны свалилась! Ты что, ни разу не переходила с места на место?

– Нет. Я только в должности росла. А почему ты спросил?

– Да потому что он разыгрывает типовую комбинацию. Все через это проходят. Никто не может заставить Гришу отпустить тебя. Никто, кроме министра. Для этого ты должна написать рапорт на имя министра внутренних дел с просьбой разрешить тебе перевод из Питера в Москву в связи со вступлением в брак с жителем столицы. И министр, если захочет, наложит на твой рапорт резолюцию: «Разрешить». Обрати внимание: если захочет. А если не захочет, то может написать, например, так: «На усмотрение начальника УВД СПб». И это будет означать, что как генерал решит, так и будет. И тут весь вопрос в том, у кого более короткие ходы к нашему генералу, у Гриши или у тебя. А может быть и третий вариант. Министр просто делает вид, что твоего рапорта не существует. Конечно, самому министру на тебя глубоко наплевать, ты ему никто, он тебя и знать не знает, но ведь у него есть референты и помощники, и рапорт вполне может затеряться у них в столе или случайно оказаться не в той папке. Все зависит от того, кто и о чем их попросит. Так что на самом деле ты полностью сейчас во власти своего начальника Григория Павловича Исакова. Однако Гриша понимает, что у тебя, может, и нет ходов к министру, а у твоего мужа – еще неизвестно. Может, и есть. Может, даже очень короткие эти ходы. Так что отпускать тебя все равно рано или поздно придется. Если он не даст согласия на перевод сейчас, ты начнешь писать рапорта и прошения и все равно добьешься разрешения.

– Но если все так, как ты говоришь, то почему он меня сам не отпускает?

– Да потому что никто ничего просто так не делает, – терпеливо объяснил ей Величко.

– Он взятку, что ли, вымогает?

– Балда ты, Образцова, хоть и умная. На кой ему твоя взятка? Он хочет, чтобы ты пошла к вышестоящему начальству жаловаться на него. Ведь ты же пошла, правильно? Пошла. Ну и вот, потом начальство звонит ему и спрашивает, мол, Григорий Павлович, что там у вас с Образцовой? А то что-то жалуется она на вас. Гриша им и говорит, что работать некому, что нагрузка на одного следователя чуть не по пятьдесят дел одновременно и, что он будет делать, если еще и Образцова уйдет, вообще непонятно. То есть вся питерская преступность вырастет моментом в десять с половиной раз и захлестнет весь город, если принять такое безответственное решение и Образцову отпустить. Тань, ты пойми, это все игры, в которые играют все поголовно. Просто удивительно, что ты как-то ухитрилась в этом не участвовать. Цель всего этого только одна: раз ты уходишь, то нужно заставить тебя сделать как можно больше грязной работы, от которой все отказываются. Например, закончить следствие по делу, которое вели по очереди шесть или семь следователей, растеряв по дороге половину бумаг и почти все доказательства. Всунуть такое дело никому не удается, потому что если приказать, то это будет не завершение следствия, а просто очередной, восьмой следователь, который внесет в имеющийся бардак и свою скромную лепту, а до суда дело все равно не доведет. Или, к примеру, дело, которое просто страшно доводить до конца, потому как жить еще хочется. Добровольно и добросовестно за такое дерьмо никто не возьмется. Если прикажут – они повозятся для видимости месяц-другой и сунут папку с делом в шкаф. Пользы никакой, спасибо еще, если не навредят. Дело дохлое, бесперспективное, и заставить следователя довести его до суда практически невозможно, если следователь в этом сам лично не заинтересован. Вот на таких, как ты, которые хотят, чтобы их отпустили или еще какое одолжение им сделали, эти дела и сваливают. Дескать, сделаешь – и можешь быть свободен. Давайте, Татьяна Григорьевна, искать консенсус, теперь это модно. Мы вам идем навстречу, хотя и не обязаны, так уж и вы нам навстречу пойдите. Не бросайте дело на полдороге, доведите до ума. Понятно, Танюха?

– Понятно, – кивнула она. – И что мне теперь делать в свете регламента ваших игрищ? Ждать, пока Гриша меня вызовет, или самой идти и предлагать свои услуги?

– Подожди пару дней. Я ему позвоню, скажу, что ты ко мне приходила, потом он тебя вызовет и начнет рассказывать, как он не хотел тебя отпускать и как я ему говорил неприятные слова. Он, конечно, в полном праве тебя не отпустить, но раз ты такая стерва и ходишь по начальственным кабинетам, то ему проще разрешить тебе перевод, чем объясняться с руководством, которому ты рассказываешь про Гришу всякие гадости. Ты в этот момент начнешь чувствовать себя ужасно виноватой, и, чтобы ты могла искупить свою вину перед Гришей, тебе будет предложено поработать над некоторыми делами, с которыми никто не может и не хочет справляться. Закончишь – и уматывай в свою столицу.

– Красиво, – Татьяна скупо улыбнулась. – Методика отработана до совершенства. Только я ведь никаких гадостей про Гришу тебе не говорила. Так что ему упрекнуть меня будет не в чем. Этот фокус не пройдет.

– Пройдет, – Величко встал из-за стола и подошел к Татьяне поближе. Теперь он стоял совсем рядом, нависая над ней, – еще как пройдет. Он передаст тебе слова, которые ты якобы говорила мне, и ты никогда в жизни не докажешь, что ты их не говорила. Танечка, дорогая моя, не думай, что следственная работа – это одно, а жизнь – это нечто другое. Это все одно и то же. Ты же в следственной работе такой прием используешь чуть ли не каждый день, правда?

– Правда.

– И он срабатывает. Так почему ты думаешь, что он не сработает в повседневной жизни? Прием рассчитан на человеческую психологию, и в этом смысле он универсален. Для того чтобы все получилось, нужно только знать правила игры и строго их соблюдать. Я эти правила знаю, и Гриша их знает, поэтому у него все получится. Он вызовет тебя и скажет, что я ему звонил. Ты приходила ко мне жаловаться на то, что Гриша тебя не отпускает, и рассказывала о том, что Гриша – гад последний и сволочь, пьет на работе, берет взятки и регулярно трахает на рабочем столе начальника секретариата Свету, или как там у вас ее зовут. И я ему, конечно же, об этом доложил. После такого он не считает возможным удерживать тебя во вверенной ему службе, ему не нужны сотрудники-подлецы, которые готовы оболгать начальника во имя собственных интересов, лучше пусть у него не будет никаких следователей, чем такие. Здесь, заметь себе, хитрость номер раз. Он отпускает тебя не потому, что сверху попросили или приказали, а потому, что ты оказалась последней дрянью и теперь он сам не хочет, чтобы ты у него работала.

– А я скажу ему, что ничего подобного не говорила.

– Правильно. А он тебя спросит в ответ: почему он должен верить тебе, а не мне? Я-то ему сказал, что ты его грязью поливала. И здесь у него хитрость номер два.

– А ты действительно ему это скажешь?

– Да нет, конечно, – рассмеялся Величко. – Зачем? Правилами игры это не предусмотрено. Я скажу ему, что ты у меня была и высказывала недовольство Гришей в связи с тем, что он не отпускает тебя и не дает разрешения на перевод в Москву. Остальное он сам придумает. Есть только один способ доказать, что ты в действительности ничего плохого мне про Гришу не говорила: устроить нам очную ставку. То есть собрать нас в одном кабинете и спросить меня в его присутствии, говорила ли ты мне про него гадости. Но ведь я на такую встречу никогда не соглашусь. Я-то правила игры знаю. Поэтому ты вынуждена будешь считать, что у Гриши есть все основания на тебя обижаться. Да, я, твой давний приятель Игорь Величко, оказался дураком и сволочью, оклеветал тебя в глазах твоего начальника Гриши Исакова, но убедить Гришу ты в этом не можешь, поэтому тебе придется смириться с тем, что он теперь плохо о тебе думает. Ну а остальное уже плавно вытекает из этого.

Татьяна помолчала некоторое время, с любопытством разглядывая лоснящееся довольством крупное лицо Игоря Величко.

– Слушай, у вас в аппарате все такие суки? – внезапно спросила она.

– Конечно, – весело подтвердил Величко. – Если бы мы тут не были суками, как бы мы вами руководили, интересно знать? Ладно, нечего мне мораль читать, сам не маленький. Скажи-ка лучше, запрос на твое личное дело уже послали?

– Пока нет. Зачем людей напрягать, если согласие моего начальства не получено? Как только Гриша скажет, что отпускает меня, я сразу же позвоню мужу, и на следующий день запрос пойдет в Питер.

– Ты держи это на контроле, – посоветовал Игорь. – Предупреди девочек в секретариате, чтобы дали тебе знать, как только запрос придет.

– Зачем? – удивилась Татьяна. – Что это изменит?

– О, дорогая моя, тут все, что угодно, может случиться. Например, запрос потеряется. Ты ждешь неделю, другую, месяц, два, три, а никто тебя не вызывает. Ты уверена, что запрос давно получен и дело ушло в Москву для ознакомления, а на самом деле никто его и не думал в Москву посылать, потому что в отдел кадров запрос не поступал. На тебя грузят самые черные дела, в том числе и опасные для жизни, ты работаешь, полагая, что все это вот-вот кончится, а ничего еще даже и не начиналось. Допустим, дело отошлют в Москву, там его посмотрят, скажут, что ты им подходишь, и направят сюда запрос на откомандирование. Но запрос-то тоже может не дойти. И никто тебя в Москву не откомандирует. Так что бди, глаз с секретариата не спускай, а еще лучше – договорись с мужем, пусть он все запросы из Москвы, и на личное дело, и на откомандирование, берет в собственные руки и везет сюда лично. И ты лично будешь приносить их в секретариат на регистрацию и относить в кадры. Поняла? Только так у тебя есть шанс выбраться отсюда хотя бы месяца через два. А иначе прождешь два года.

– Спасибо за науку, – грустно сказала Татьяна. – Знаешь, Игорь, меня давно уже считают хорошим следователем, но я, вероятно, сильно оторвалась от жизни. Я имею в виду жизнь той системы, в которой мы с тобой работаем. Я здорово умею играть в эти самые игры с прокуратурой, с судами и адвокатами, но я никогда не предполагала, что между «своими» в рамках одной системы тоже играют. Как-то не приходилось мне решать свои личные проблемы через руководство.

– Ну-ну, не сгущай краски-то, – Величко отечески похлопал ее по плечу. – Ты уж прямо монстров каких-то из нас делаешь. Все люди, все человеки, все нормальные. Кстати, если будет совсем туго, сделай финт ушами. Увольняйся из органов, снимай погоны, переезжай в Москву и восстанавливайся. Так многие делают, если начальство не отпускает. На гражданку тебя не имеют права не отпустить, по закону не полагается. Ты не думала о таком варианте?

– Думала, – призналась Татьяна. – Но при восстановлении нужно будет проходить медкомиссию, а я ее не пройду.

– Почему ты думаешь?

– Я специально ходила к врачам, консультировалась. Они сказали, что у меня шансов нет. Лишний вес, а от него все проблемы. Сердце, одышка и так далее. Короче, этот вариант не пройдет.

– Ну что ж, тогда жди, когда Гриша тебе дохлых дел навешает полные руки. Ничего, Танюха, не бойся, прорвешься. Ты же умница, тебе никакие дохлые дела не страшны.