Тот, кто знает

– Не нужны мне твои коктейли…

– А что тебе нужно? А, поняла, тебе нужен Марик. Послушай, Натуля, ты еще совсем неопытная…

– Можно подумать, ты очень опытная, – огрызнулась Наташа, снова собираясь залиться слезами.

– Я – да, я – опытная, – не моргнув глазом подтвердила Инна. – Потому что я все время в кого-нибудь влюбляюсь, а потом разочаровываюсь или сама парня бросаю, или он меня, это уж как получится. Я знаешь какая закаленная? Меня теперь голыми руками не возьмешь. Думаешь, я не переживала, когда Витька Романов из пятьдесят девятой школы меня бросил и стал с Верой Кравченко ходить? А ведь у нас такая любовь была, такая любовь! Целый год не разлучались, все время вместе были, даже уроки вместе делали. Ну и что? Повеситься мне теперь? А ты всю жизнь была влюблена только в одного своего Марика, на других парней внимания не обращала, тебя никогда никто не бросал, вот тебе и кажется, что настала всемирная трагедия. А это совсем не трагедия, можешь мне поверить. Неприятно, конечно, и противно, что и говорить. Но не смертельно. Давай-давай, поднимайся.

– Ты не понимаешь…

– Хорошо, я согласна, я не понимаю, – терпеливо говорила Инна, стаскивая с Наташи одеяло, за которое та судорожно цеплялась, – я полная дура и не понимаю, что твоя любовь к Марику – это совсем не то же самое, что моя любовь к Витьке Романову. У тебя любовь особенная, и Марик твой особенный, и ты сама не такая, как все. Согласна. Но это не означает, что теперь ты должна лежать на своем диванчике и горько плакать, в то время как жизнь идет своим чередом и, между прочим, проходит мимо. В «Художественном» идет новая комедия, называется «Семь стариков и одна девушка», там Смирнитский играет, такая лапочка – закачаешься! Во МХАТе новый спектакль, «Дульсинея Тобосская», в главной роли сам Ефремов, билетов не достать, но я могу папу попросить, он нам сделает. Между прочим, мой папа машину купил, «Жигули», она в точности как итальянский «Фиат», совсем новая модель, у нас в стране раньше таких не было. Можно его попросить, и он нас покатает. Мы с Милкой вчера весь вечер катались, когда он с работы пришел. Знаешь, как классно? Кстати, Милка достала потрясающий парик с локонами, ей так идет – обалдеть! Можно пойти к нам примерить его.

Наташа поневоле вслушивалась в неторопливую Инкину речь, слова подруги одновременно убаюкивали, делая душевную боль не такой смертельной, и пробуждали интерес к жизни. Все-таки Наташа была обыкновенной шестнадцатилетней девушкой, для которой любовь, конечно, стоит на первом месте, но на втором, третьем и десятом местах тоже находятся вполне привлекательные вещи. Сочетая длинный непрерывный монолог с активными действиями, Инне удалось дотащить подругу до ванной, умыть ее, напоить чаем и даже запихнуть в отнекивающуюся Наташу два бутерброда с «Докторской» колбасой.

– А теперь одевайся, пойдем гулять, – скомандовала Инна.

– Я не хочу… У меня нет сил.

– А ты через «не хочу». Пошли сначала ко мне, выберем что-нибудь модненькое, потом прошвырнемся по Калининскому и пойдем по бульварам. Мне Милка одну кафешку показала, ее туда очередной ухажер водил, там такие пирожные – закачаешься! Как раз на Гоголевском бульваре.

Через час девушки бодро шагали по проспекту Калинина, разглядывая витрины универмагов «Москвичка» и «Весна». Наташе Инна дала свою белую водолазку – писк моды в этом сезоне – и клетчатую юбку в складку, сама же надела извлеченные из шкафа сестры брюки с жилеткой и водолазку шоколадного цвета, такую шелковистую на ощупь, что хотелось все время гладить ее пальцами. Они прогулялись по бульварам, съели в кафе по два эклера и выпили по чашке кофе с молоком, сходили в кино – в маленьком кинотеатре у Никитских Ворот, где шли старые фильмы, посмотрели «Разные судьбы» с Татьяной Пилецкой и Юлианом Паничем. Обе девушки видели этот фильм впервые и всю дорогу домой горячо обсуждали личную жизнь героев. Инна особый упор делала на то, что уж как герой Панича страстно любил героиню Пилецкой, уж как переживал, когда она ему изменила, даже жить не хотел, а потом все наладилось, он встретил другую девушку, в сто раз лучше, добрее и умнее.

– Вижу, к чему ты клонишь, – горько усмехалась Наташа. – Только никого добрее, умнее и лучше Марика на свете нет. Так что не намекай.

– Да откуда ты знаешь, есть или нет, – горячилась в ответ Инна, – кого ты видела в своей жизни, кроме Марика? Ты же ни на кого внимания не обращала, один Марик для тебя – свет в окошке. Ты хоть раз с парнем в кино ходила?

– Ходила.

– Да? С кем это, интересно знать? – недоверчиво прищурилась Инна.

– С Вадиком.

– С каким еще Вадиком?

– Ну там, в Сочи, два года назад, помнишь, я тебе рассказывала. Вадик из Мурманска.

– Ах этот… Этот не в счет.

– Почему не в счет? – удивилась Наташа.

– Он за тобой не ухаживал.

– А… – начала Наташа и вдруг осеклась.

И в самом деле, ухаживал Вадик за ней или нет? Тогда, в Сочи, ей казалось, что они просто проводят вместе вечера, потому что оказались единственными близкими по возрасту жильцами одного дома. Вадик, уезжая, даже адреса ее не попросил и писем писать не обещал. Однако теперь, пройдя через пристальное наблюдение за поведением Марика и исступленные поиски признаков влюбленности с его стороны, Наташа стала понимать, что те же самые признаки можно было увидеть и в поступках и словах ее южного приятеля. А ведь он почти такой же красивый, как Марик, и умный, книжек много читал, и воспитанный, и добрый. Только он намного моложе Марика, а в остальном… Может быть, Инка не так уж и не права, утверждая, что Марик на свете не единственный? От этой мысли ей стало почему-то грустно. Выходит, ничего необыкновенного в Марике нет, и где-то на Земле, а может быть, даже и по Москве ходят такие же, как он, чудесные, умные, красивые и добрые.

* * *

Все лето Наташа провела вместе с Инной на даче у Левиных в Подмосковье. Она набрала с собой учебников для десятого класса с твердым намерением заниматься каждый день. Все равно Марик женится и уедет из их квартиры, а годовалую Иринку Нина увезла куда-то в деревню, к родственникам Николая. Инна только плечами пожала, увидев перевязанную бечевкой стопку учебников, взятых у кого-то из выпускников (новые будут выдавать в школе только в сентябре).

– Ты что, серьезно? – спросила она, насмешливо глядя на подругу.

– А что? Я всегда летом занимаюсь, ты же знаешь. И потом, я папе слово дала, что в десятом классе у меня не будет ни одной четверки в табеле.

– Ну смотри, – Инна притворно вздохнула. – Жалко, конечно, но ничего не поделаешь, раз ты слово дала.

– А что? – забеспокоилась Наташа. – Я не понимаю, о чем ты.

– Натуля, да ты хоть представляешь себе, что такое лето в дачном поселке, где живут одни профессора, академики и известные артисты?

– Не представляю, – честно призналась Наташа. – У нас нет дачи, я только к тебе иногда приезжаю, да и то зимой, на лыжах кататься.

– Вот то-то и оно! Ладно, что я тебе буду рассказывать, сама увидишь.

И Наташа увидела. На много лет запертая любовью к Марику и непомерным честолюбием в четырех стенах своей квартиры, она даже не подозревала, что есть и такая жизнь, полная веселья, шумных компаний, анекдотов, песен под гитару и танцев под магнитофонные записи зарубежных певцов и ансамблей. Она не знала, что можно гулять всю ночь и ложиться только на рассвете, что можно ездить на родительской машине на озеро купаться, жарить шашлыки на берегу, сидеть по вечерам у костра и обмениваться долгими многозначительными взглядами с сидящим напротив сыном врача из Кремлевской больницы или с сыном известного кинорежиссера, а потом бродить с ним, взявшись за руки, по извилистой тропинке вдоль леса, с замиранием сердца думая: «Обнимет или не обнимет? Поцелует или не решится?» Никаких ограничений и запретов на поздние возвращения не налагалось, присматривала за девочками Инкина тетка, с пониманием относившаяся к юношеским забавам и твердо знающая из многолетнего опыта дачной жизни, что в таком почтенном респектабельном окружении ничего плохого с ее подопечными случиться не может.

Учебники, естественно, были забыты, и мысль о женитьбе Марика не вызывала больше отчаянной боли во всем теле. Так, небольшой укол где-то в области сердца. Спохватилась Наташа только в начале августа, когда из подъехавшей к дому машины Инкиного отца Бориса Моисеевича Левина вылез Александр Иванович, отец Наташи.

– Ну, как вы тут? – добродушно осведомился отец, оглядывая огромный, поросший соснами участок и просторный деревянный дом. – Борис Моисеевич давно меня звал вас проведать, вот, наконец, выбрался. Как, Анна Моисеевна, не очень вам хлопотно с двумя-то девицами на выданье?

Анна Моисеевна, маленькая и кругленькая, как булочка, звонко расхохоталась и замахала руками:

– Что вы, Александр Иванович, какие с ними хлопоты, сами себе приготовят, сами за собой уберут. А у вас вообще не девочка, а клад, все умеет, и печет, и жарит, и варенье варит, и штопает, и огурцы солить умеет. Мне бы такую помощницу каждое лето на один месяц, я бы горя не знала – и вашу семью, и Боренькину, и свою на всю зиму вареньями-соленьями обеспечила. Мы с Наташенькой уже сорок банок смородины накрутили и огурцов банок пятнадцать. С завтрашнего дня за капусту возьмемся.

– А у вас свой огород? – удивился Александр Иванович, оглядываясь. – Я не заметил.

– Да что вы, какой огород, на участке ни одной грядки нет, только кусты, вот смородину красную и черную и крыжовник я отвоевала, а больше Боря ничего не разрешает сажать. Мы все на базаре покупаем, здесь дешевле, чем в городе, да и дом большой, места много, есть где развернуться. А в городской кухне разве столько варенья наваришь? А капусты столько нашинкуешь?

– Ну, славно, славно, – приговаривал Александр Иванович, выслушивая похвалы в адрес своей дочери. – А с занятиями как? Продвигается дело?

– Да, потихоньку, – промямлила Наташа, мечтая только об одном: не покраснеть и не выдать себя.

Отец пробыл на даче до вечера, вместе с Борисом Моисеевичем стучал молотком, занимаясь починкой полок в погребе, съездил с ним на базар за капустой, выдал Анне Моисеевне деньги за Наташино питание, от которых та шумно и яростно отказывалась, утверждая, что съедает девочка на копейку, а помощи от нее на сто рублей и что, если бы не Наташа, ей, Анне Моисеевне, пришлось бы приглашать помощницу из местных жительниц и платить ей бешеные деньги. Однако Александр Иванович увещеваниям не внял, положил конверт с деньгами на стол, помахал всем рукой и отбыл вместе с отцом Инны на сверкающих новеньких белых «Жигулях».

– Мне заниматься надо, – растерянно пробормотала Наташа, глядя вслед удаляющейся машине. – Всего месяц остался.

– Да брось ты, – беспечно махнула рукой Инна. – Ты же способная, ты и так в течение года будешь нормально учиться, если перестанешь все время думать о Марике.

– Нет, – Наташа упрямо покачала головой, – так нельзя. Надо заниматься. Я папе обещала.

– И что, не будешь теперь по вечерам с нами гулять?

– Буду. Заниматься можно и днем.

– А тетке помогать? А купаться на озере? А шашлыки?

– Инка, не расхолаживай меня! – засмеялась Наташа. – Я знаю все твои хитрости и уловки. Время для занятий найти можно, было бы желание. В конце концов, можно отказаться от озера и от шашлыков.

– Ну как знаешь.