Тьма после рассвета

– Я же тебе объяснял про «усиление»! Никаких выходных до особого распоряжения. Как у парней в школе?

– Все в порядке, за это не волнуйся. Поскольку у тебя все равно усиление, мы с ними самостоятельно спланировали сегодняшний выходной, поедем на экскурсию. Не возражаешь?

– Я – только «за», – бодро откликнулся Виктор.

Надежда Андреевна Гордеева работала учителем, и оба сына учились в той же школе, так что надзор за мальчиками в смысле успеваемости был постоянным.

– А у тебя как на службе? – спросила она осторожно: знала, что вопросы о работе следует задавать максимально аккуратно. – С переводом что-нибудь слышно?

– Слышно, но тихо, – уклончиво отозвался Гордеев, изнутри натягивая языком щеку.

– Витюша, а может, не нужен тебе этот перевод? Ну зачем тебе иметь дело с убийствами? Ты прекрасно работаешь, ты на хорошем счету, вот-вот подполковника получишь.

Да блин! Вот обязательно порежется!

– Газетку оторви, – попросил он сердито.

Через полминуты Надежда вернулась и протянула ему чистый, без типографской краски, клочок, оторванный от газеты, – самый верный способ остановить кровь из небольшого пореза. Виктор прилепил бумажку на ранку и начал подбривать с другой стороны.

– Мне сколько лет, Надя? А я все еще майор. При нормальном ходе событий я давно должен быть подполковником, но, если ты помнишь, пересидел в капитанах, потому что на той должности потолок звания был капитанский, и получить майора я мог только на более высокой должности. Ты ведь не забыла, почему я тогда не согласился на повышение?

– Помню, – вздохнула жена.

– И в майорах я пересидел больше года, потому что поцапался с начальником и тот отказался писать на меня представление. Так что теперь надо наверстывать. В «убойный» меня зовут на должность замначальника, я там и подполковника получу, и полковника.

– Но ведь ты так хорошо умеешь делать то, что делаешь, – с сомнением заметила Надя. – А вдруг окажется, что у тебя не получится так же хорошо ловить убийц? Или коллектив не понравится, или работа неинтересная. В отделе розыска ты на своем месте, Витя, ты ас, ты признанный профессионал, тебя уважают и ценят коллеги. А там?

– А там должность и звание. Перспектива.

– Даже если скучно или люди неприятные?

«Вот что значит быть учителем литературы! Всегда у нее на первом месте вечные ценности и идеи благородства», – с усмешкой подумал Гордеев. Но ведь именно поэтому и любил он свою Наденьку. Другой такой нет.

– Надюша, рассуждения про «скучно» и про приятных коллег – это для гражданских. Для тех, кто носит погоны, подобные рассуждения неприемлемы. Каждый лейтенант должен хотеть дослужиться до полковника, это аксиома. Если не хочет, значит, он не годится для службы. Ты права, я бы с удовольствием остался в отделе розыска, но перспектив у меня нет. Я и так старший группы, следующая ступень – заместитель начальника, но он назначен не так давно, он молод и освобождать кресло в ближайшее время не собирается. Если я буду ждать, пока он уйдет, я состарюсь и уже никому не буду нужен.

– А если в главк? Там ведь тоже есть отдел розыска.

– Ага, только он работает по всему Союзу. Сейчас я работаю только по Москве, в командировках бываю не очень часто, и ты меня хотя бы по утрам видишь, – улыбнулся он. – Или я тебе уже смертельно надоел? Хочешь, чтобы уезжал надолго и почаще?

– Ну Витя, – с укором протянула Надежда.

– Да кому я нужен в главке! – с досадой бросил Гордеев. – Чем ближе к руководству, тем мощнее должна быть волосатая лапа, которая тянет и поддерживает. Где моя сорочка?

– Висит на стуле, я погладила. Пойдем, я тебя покормлю, и мы с мальчиками побежим, уже четверть восьмого, нам через полчаса выходить, экскурсионный автобус отправляется в девять, а до него еще доехать надо.

Завтраки Надежда Андреевна делала обильные и вкусные, стремясь посытнее накормить своих мужчин. Глядя на накрытый стол, за которым двое пацанов восьми и одиннадцати лет уплетали оладьи с вареньем, Виктор Гордеев ощутил знакомый холод внутри, ледяной и парализующий. Страшно, невозможно представить, что с ним будет, если хоть с одним из мальчиков случится то, что… В силу своей работы Гордеев постоянно имел дело с родными и близкими пропавших, и нередко этими пропавшими бывали именно дети. Он как-то научился не переносить служебные проблемы на семью, и теперь мог даже по две-три недели ни разу не подумать о невыносимом. Но после вчерашнего разговора с Леней Черемениным не думать не получалось.

* * *

– Капитан Носилевич Кирилл Борисович, – сухо произнес начальник, представляя Гордееву незнакомого мужчину, сидящего в кабинете. – Указание руководства: работать в тесном контакте с ним и выполнять указания.

Капитан, стройный симпатичный блондин с приятной улыбкой, протянул Гордееву руку. Ладонь теплая и сухая, рукопожатие крепкое. Все вместе было таким располагающим, что Виктор мгновенно почувствовал острую и немотивированную неприязнь. Впрочем, для неприязни особого мотива и не требовалось, она была присуща всем милицейским по отношению к «старшим братьям». Комитет государственной безопасности всегда стоял выше МВД, офицеры КГБ – белая кость, их служба считалась более важной, и если Комитету что-то нужно – органы внутренних дел обязаны выполнить, не задавая вопросов. И при этом еще описаться от счастья, что их скромная работа пригодилась великому делу государственной безопасности.

– Нас интересует дело о пропавших подростках. Я буду присутствовать при опросах и участвовать в них, – объявил Носилевич без долгих предисловий. – Надеюсь, возражений нет?

– Участвовать в качестве кого? – спросил Гордеев.

Носилевич молча достал из нагрудного кармана два удостоверения, оба красные, но разного оттенка. То, которое потемнее, – сотрудника КГБ, которое посветлее – знакомое, родное, милицейское. Сверкнул корочками и тут же убрал в карман, не раскрывая, так что для Виктора осталось загадкой, какое именно подразделение органов внутренних дел там обозначено. Ну да, у таких, как этот капитан, и липовая ксива всегда найдется. Ладно, чего уж теперь… Сколько Виктор Гордеев служил, сколько себя помнил, Комитет всегда был на коне, а сейчас, когда главный чекист страны превратился в главного человека государства, ссориться с улыбчивым капитаном тем паче опасно. Самое противное, что комитетчики могут требовать почти любую информацию, не раскрывая причин и объектов собственного интереса.

– Представлять меня фигурантам не нужно, но если потребуется, я смогу оправдать свое присутствие вполне убедительно, так, чтобы никого не подставить, – мягко проговорил капитан Носилевич. – В двух словах обрисуйте мне основные версии.

Гордеев взглянул на начальника, мол, прямо здесь будем обсуждать? Тот угрюмо кивнул.

– Первая версия: побег. Вторая: похищение с целью сексуального насилия. Третья: похищение с целью вымогательства денежных средств или по мотивам мести. Это основные, которые мы отрабатываем в первую очередь, – скупо доложил Гордеев.

– Третья версия, насколько я понимаю, основана на особенностях семьи Смелянских?

– Вы правильно понимаете.

Начальник отдела метнул на Гордеева короткий сердитый взгляд, дескать, нарываешься не по делу, аккуратнее надо, скромнее себя веди.

– Подростки пропали в среду, сегодня воскресенье, для вымогательства слишком много времени прошло, – заметил Носилевич. – Давно бы уже позвонили, предъявили свои требования. А вот месть и иные личные мотивы кажутся мне очень перспективными. Значит, так, товарищ майор: прошу вас в ходе опроса выяснять у всех, кто был в гостях у Смелянских, их передвижения и контакты в течение последней недели. Нет, лучше даже за десять дней, начиная с первого ноября. Полагаю, вы и без моей помощи сформулируете вопросы должным образом.

Ах ты боже ж ты мой! Я за тебя, тупой недалекий мент, все придумаю, решу, под каким соусом ты будешь задавать нужные мне вопросы, и сам рядом посижу, поприсутствую, проконтролирую, чтобы ты чего-нибудь не накосячил и не упустил. И по похищениям детей ты, капитан Носилевич, видать, самый крупный спец в Советском Союзе, все знаешь. А как же похищение детей Деревянко в 1976 году? Забыл? Там ведь именно ради выкупа похитили, и позвонили с требованием денег далеко не сразу. Дело было столичное, московское, ты не мог о нем не слышать, а сейчас делаешь голубые глазки, дескать, в нашей стране такого быть не может, это все буржуазные штучки. «Успокойся, – сказал себе Гордеев. – Так жизнь устроена. И другой она не будет».

– Товарищ капитан…

– Можно просто Кирилл, – приветливо улыбнулся Носилевич.

– Десятого ноября в гостях у Смелянских было десять взрослых человек. Плюс двое подростков и сами Смелянские, итого четырнадцать. Нам предстоит опросить двенадцать душ. Сотрудники с «земли» работают по первой и второй версиям, по направлению Смелянских будем работать только мы с майором Телегиным из службы БХСС. Поскольку направления у нас с Телегиным разные, мы не должны вести опрос в одиночку, стало быть, всех двенадцать человек будем опрашивать вместе. Мы с ним не можем разделиться.

– Понимаю, – кивнул капитан КГБ. – И что из этого следует?

Гордеев пожал широкими округлыми плечами.

– Вам придется высидеть двенадцать бесед. Потратите очень много времени. Если бы вы сказали, кто именно представляет для вас наибольший интерес, мы бы с них и начали. Вам же проще.

«И мы быстрее отделаемся от тебя», – добавил он мысленно.

– А мы не ищем легких путей, – весело рассмеялся Кирилл. – И я никуда не тороплюсь.

«Ну, я хотя бы попытался, – подумал Виктор. – Ясное дело, ни один опер не раскроет истинное поле своего интереса. Будет напускать туману и отделываться общими словами. Все мы такие».

– Пойдемте, я познакомлю вас с Телегиным, и поедем к Смелянским. Начнем с них, а там посмотрим.

* * *

Гогу Телегина совершенно не озаботило подключение представителя «старшего брата» к розыску пропавших детей. Его поле – спекулянты и расхитители, а спекулянты почти всегда связаны либо с подпольными фабрикантами, либо с теми, кто привозит товары из-за границы, то есть с выездными персонажами. Понятно, что с сотрудниками соответствующих служб КГБ майор Телегин сталкивался куда чаще, чем тот же Виктор Гордеев, он к ним привык, приладился, приспособился и не испытывал ни малейшего дискомфорта от необходимости совместной деятельности. Усевшись на переднее пассажирское сиденье рядом с капитаном Носилевичем, Гога завел веселую ни к чему не обязывающую трепотню о проблемах обслуживания новой модели «Жигулей», о том, где лучше менять резину, а где – масло и сколько стоит перебрать движок. Носилевич отвечал охотно и подробно, а Гордеев сидел сзади и тихо злился. На Гогу – за то, что ему легко и не противно общаться с комитетчиком, на себя – за то, что не может преодолеть неприязнь к симпатичному капитану. А ведь это непрофессионально! Сыщик должен уметь быть приятным человеком и располагать к себе любого, от кого можно получить информацию, независимо от того, нравится собеседник или вызывает отторжение. И Носилевич, считающий милиционеров низшей кастой, и Гога играют свои роли, притворяются добродушными, открытыми и готовыми к сотрудничеству. Оба все делают правильно.