Не мешайте палачу

– Более чем. Вы даже не догадываетесь, до какой степени это может быть опасным.

– Ну так просветите меня. Собственно, я добиваюсь этого уже вторые сутки.

– Вам не нужно этого знать. Просто помните, что вы совершили большую ошибку.

Тоже приятно, с раздражением подумала Настя. Знать, что сделала что-то не так, но не понимать, в чем ошиблась. Хуже не придумаешь. Мстительный сукин сын.

– С кем вы связаны, с милицией или с криминальными структурами? – спросил неожиданно Сауляк.

– А почему только с ними? Вы считаете, что человек, который меня нанял, должен быть непременно либо милиционером, либо преступником?

– У вас липовый паспорт. Это могут сделать только милиционеры и преступники. – Не только, – улыбнулась она. – За два года вы отстали от жизни. Липовый паспорт можно купить на любом рынке, за большие деньги, конечно, но зато без проблем. Находишь человека, платишь бабки, говоришь фамилию и отдаешь фотографию. На другой день получаешь заказ.

– И вы сделали именно так?

– Именно так.

– То есть идея взять мою фамилию принадлежала лично вам? Вы сами ее выбрали и сами заказали паспорт?

– Совершенно точно.

– И ваш наниматель об этом не знает?

– Я перед ним не отчитываюсь в деталях, ему важен результат, а как его добиться – я придумываю сама.

– Вы плохо придумали.

– Что поделать. Не ошибается только тот, кто ничего не делает. Вы уверены, что мой наниматель не сделал бы такой ошибки?

– Я не знаю, кто ваш наниматель. Может быть, и не сделал бы. А мог и сделать, если он недостаточно информирован.

Насте стало не по себе. Генерал Минаев был посвящен в план операции, он знал, что Настя взяла себе паспорт с фамилией Сауляк. Но не остановил ее. Значит, он недостаточно информирован? Это плохо. Тогда впереди ее могут ждать разнообразные неожиданности, одна неприятнее другой. А если он знал, что этого делать нельзя? Почему промолчал? Какую игру он затеял, этот чертов генерал Минаев? Час от часу не легче.

Самолет пошел на посадку, заложило уши и разболелась голова. Настя из-за слабых сосудов плохо переносила и взлет, и снижение, а сейчас из-за одолевавших ее дурных предчувствий ей стало совсем тошно.

Шасси самолета коснулись земли, и самые нетерпеливые из пассажиров тут же вскочили и начали одеваться. Настя увидела мелькнувшую впереди голову Короткова. Юра встал и, натягивая куртку, повернулся к ней лицом. Она едва заметно пожала плечами, что должно было означать: никаких специальных указаний нет, в голове пусто, новые идеи не появились, действуй на свой страх и риск.

– Сколько их? – раздался едва слышный голос Павла.

– Четверо. Двое по отдельности и двое вместе.

– Поклонник и двое из машины. Кто четвертый?

– В середине салона – парень в мохнатой шапке из волка. Он подходил вчера утром к колонии, но увидел «Волгу» и смылся. Не знаю, может быть, он с ними вместе.

– Кто из них кажется вам наиболее опасным?

– Все. Я не экстрасенс, мысли на расстоянии не читаю.

Сауляк резко повернулся к ней, и Настю снова окатило жаркой волной.

– Вы что, гипнотизер? – спросила она, улыбаясь через силу.

– Нет. С чего вы взяли?

– Взгляд у вас…

– Какой?

– Нехороший. Вставайте, будем одеваться.

– Вы слишком нервная. Впрочем, я слышал, все актрисы истерички в большей или меньшей степени.

– Аш-игрековый компонент, – пробормотала она, вытаскивая из-под сиденья свою сумку.

– Как вы сказали?

– Про таких, как я, психиатры говорят, что у нас сильно выражен аш-игрековый компонент. «Аш» и «игрек» – две первые буквы латинского написания слова «истерия».

– Так вы еще и психиатр? – усмехнулся Сауляк.

– Нет, но курс психодиагностики я прослушала.

– По-моему, вы такая же актриса, как я – чемпион по кикбоксингу.

– По-моему, тоже. Пошли к выходу. И давайте не ссориться, ладно?

Аэропорт в Уральске был маленьким, тесным, грязным и бестолковым. Пробравшись сквозь толпу пассажиров, стоящих в очереди на регистрацию и посадку, они вышли на улицу. Здесь было намного холоднее, чем в Самаре, дул пронизывающий ветер, забивая глаза мелкой колючей снежной крупой. Пассажирам их рейса было предложено устроиться в гостиницу аэропорта, так как, судя по сводкам синоптиков, рейсы в Екатеринбург возобновятся не раньше завтрашнего дня. Этим любезным приглашением воспользовались немногие, так как до Екатеринбурга можно было за десять часов доехать поездом. Но Настя точно знала, что никаким поездом она Сауляка не повезет. Даже если рядом все время будет Коротков, они не смогут ничего сделать, пожелай их навязчивые друзья сотворить какую-нибудь гадость. В поезде человек защищен минимально. Лучше уж торчать здесь, в Уральске, и терпеливо ждать самолета. Кроме того, скрыться от преследователей Настя могла только в аэропорту Кольцово, там ее ждали, там ей дадут новые документы. Значит, во что бы то ни стало нужно попасть именно туда, и не с улицы, а из зоны прилета.

В гостинице им предложили два койко-места в разных шестиместных номерах – мужском и женском. Этот вариант Настю не устраивал категорически, пришлось доставать еще одну стодолларовую купюру, после чего администратор, лучезарно улыбаясь, протянула ей ключ от стандартного двухместного номера с телефоном и санузлом. Вероятно, в аэропортовской гостинице это был номер самой высшей категории.

В номере она швырнула сумку на пол, скинула куртку и плюхнулась на кровать. Сауляк аккуратно повесил свою одежду в шкаф и уселся в кресло. Со своего места Насте не было его видно, но она могла бы голову дать на отсечение, что он опять сидит, скрестив руки и закрыв глаза.

– Вы будете продолжать голодовку? – с сарказмом спросила она Павла.

– А вы уже успели проголодаться? – отпарировал он. – Вас прокормить – никаких денег не хватит.

– У меня нормальный аппетит здорового человека, не отягощенного муками совести, – весело ответила Настя. – А глядя на вас, можно подумать, что вам кусок в горло не лезет. От страха, что ли?

– Завидую вашему оптимизму. Впрочем, не зря же говорят, что многия горести – от многих знаний.

– Так поделитесь со мной вашими горестными знаниями, может, и у меня аппетит пропадет. Сэкономим на еде.

Он не ответил, но Настя с удовлетворением подумала, что произносимые им фразы стали длиннее, чем вчера. Ничего, со временем она его разговорит, нужно только терпение и немного выдумки. Одну особенность Павла Сауляка она уже высчитала: он не может мгновенно перестраиваться. Вчера в ресторане, когда она неожиданно назвала его Пашенькой и заговорила с ним ласково-просительно, он отступил от избранной жесткой линии поведения. Не потому, что поддался на ее мягкость, а потому что растерялся. И именно этим можно объяснить тот фортель, который он выкинул, танцуя с ней. Этот человек теряется, когда чего-то не понимает. Что ж, будем исходить из этого.

Некоторое время она лежала молча, подняв кверху руки и придирчиво рассматривая маникюр. Потом перевернулась на живот, оперлась подбородком на руки и в упор стала разглядывать Павла. Тот никак не реагировал, даже не пошевелился, словно окаменел.

– Как вы думаете, они сидят внизу или караулят нас на улице? – спросила она.