Особенно интересны в этом стихе два момента – покаяние, принесенное Матери сырой земле и выделенность последнего, непрощаемого греха.
Мать сыра земля – образ очень яркий для народной культуры в целом. Земля для крестьянина – всё: и кормилица, и поилица, и свидетельство, и утешение… В Духов день земля – именинница, на ней ни сеять, ни пахать нельзя. Самые страшные клятвы – «Вот тебе крест» или же «Провалиться мне сквозь землю», при которых крестятся и целуют (или едят) землю. Обращение к Матери-земле имело большое значение в былинах, заговорах, свадебном обряде… Исследователь прошлого века, А. В. Марков[9 - Марков А. Определение хронологии русских духовных стихов в связи с вопросами их происхождения//Богословский вестник. №6—8. 1910. С.357—367, 417—425 и №10. 1910. С. 321—324.] на основании обращения к земле связывает этот стих с ересью стригольников. Кроме стригольников земле поклонялись в нетовщине и беспоповщине… Но не в этом суть. Обращение к земле не противоречит народной культуре в целом. Что до категорий православной веры, безусловно, это не по канонам… Но был ли этот стих сектантским? Сомнительно. Уж очень он отличается по слогу от сектантских стихов. Что касается крестового родства, то сомнительно, чтобы стригольники, не признающие таинства (в том числе и крещение), придавали такое значение обмену крестами и крестовому родству. Г. Федотов связывает сыру землю с Богородицей, говорит, что они смыкаются на религии рода и олицетворении космоса… Но разве Богородице приносят подобное покаяние? К Ней обращают молитву о заступничестве…
Первая матерь – коя муку приняла,
Вторая матерь – мать сыра земля,
А третья – Матушка Пресвятая Богородица
«Крестовый брат паче родного,» – так говорят о крестовом родстве былины (былина «Добрыня и Алеша). В церковной практике нет крестового родства. Если же судить по былинам и духовным стихам, то, вероятнее всего, этот обычай некогда реально существовал на Руси. Но разве он противоречит основам веры? Православные христосуются на Пасху – обмениваются крестным целованием. Здесь же духовное родство закреплялось обменом крестами. И непрощаемость в духовном стихе этого греха сопряжена с двойной тяжестью – нарушением заповеди «не убий» и предательством против добровольного выбора духовного брата. Поэтому-то стих «карает» грешника суровее Евангельских законов, где сказано, что не прощается один грех – хула на Духа Святого.
Лекция третья. «Умом нам сей книги не сосмети и очам книги не обозрити: Велика книга Голубиная…»: космогония духовных стихов о Голубиной книге
Духовный стих о Голубиной книге относится к наиболее древним стихам и по времени зарождения сюжета и по веку возникновения самого текста стиха. Большинство исследователей (В. Н. Мочульский, Н. С. Тихонравов, И. Я. Порфирьев, М. Сперанский и др.) датируют этот стих XV – началом XVI века. Стих записан в сравнительно большом для духовных стихов количестве вариантов и версий, которые значительно отличаются друг от друга.
«Голубиная книга», в отличие от большинства духовных стихов, не имеет непосредственных источников в богослужении и напрямую не связана со Священным Писанием. Среди произведений древнерусской литературы, оказавших значительное влияние на этот стих, исследователи[10 - Самое значительное исследование, посвященное этому стиху, написано в конце XIX века – Мочульский В. Н. Историко-литературный анализ стихи о Голубиной книге – Варшава, 1887.] называют апокрифы «Беседа трех святителей», «Вопросы Иоанна Богослова Господу на горе Фаворской», «Иерусалимская беседа», «Вопросы Авраама о душах праведных». В то же время говорить о конкретных заимствованиях было бы не совсем верным. Вышеуказанные апокрифы составляют скорее «литературную семью» этого памятника народной поэзии, нежели являются его непосредственным источником.
С той стороны с-под восточныя
Выставала туча темная, грозная;
Из той тучи темныя, грозная
Выпадала Книга Голубиная[11 - Здесь и далее (если это специально не оговорено) цитируется по сборнику Бессонов П. А. Калики перехожие: Сборник текстов и исследование. В. 1. М., 1861. №81. С. 293.].
Название Голубиной книги трактуется исследователями двояко. Во-первых, голубиная как глубинная, разъясняющая основы мироздания, его начало и, во многих вариантах, его конец. А во-вторых, голубиная, связанная с голубем, символом Святого Духа, который, как бы, и прислал эту книгу с неба. По вариантам стиха книга «выпадает» в наиболее значимые, даже знаковые места на земле – на Фаворскую гору, к животворящему кресту, к «Латырю белу каменью», на Голгофу, к главе Адамовой, к «древу кипарисову» и даже «на матушку святую Русь». Причем в ряде стихов происходит как бы смешения или, скорее, совмещение нескольких святых для христианина мест —
А на той горе Сионския
У тое главы святы Адамовы
Вырастало древо кипарисово.
Ко тому-то древу кипарисову
Выпадала Книга Голубиная…[12 - Вариант из Сборника Кирши Данилова]
В этом стихе Голгофа, где был распят Христос и где по преданию покоится глава Адама, совмещается с Сионской горой – ветхозаветным домом Божиим. Название горы Голгофы практически не упоминается как в народной поэзии, так и в богослужении. В то же время, гора Сион (и Фавор) нередко упоминается на богослужении: в праздничных антифонах и прокимнах. Думается, что духовные стихи как жанр, область жанров народной поэзии, вне зависимости от своих источников или архитипов-пратекстов подпитывались храмовой поэзией – православным богослужением. Отсюда и проистекает подобное стремление к знакомым образам, звучащим в церкви. Кипарис же исследователи уподобляют мировому древу, которое произросло из костей первого человека – Адама, образовало крест и приняло на себя Христа.
Большинство текстов духовных стихов (не только о Голубиной книге) отличаются ссылкой на авторитетность источника повествования, и эти авторитеты указываются уже в самом начале стиха. Интересно, что при этом нередко происходит смешение времен жизни библейских пророков, царей или новозаветных святых:
Во граде было во Иерусалиме,
При царе при Давыде при Евсеевиче,
При его сыне Соломоне
При старце было при Захарии[13 - №87]…
Тексты духовного стиха по-разному характеризуют саму Голубиную книгу, сходясь в одном – книга эта не простая, но особая, и понять ее дано далеко не каждому:
Выходила Книга Голубиная,
Божественная книга Евангельска[14 - №87].
Сия книга есть не малая,
Долиною книга долгая,
Шириною книга широкая
Толщиною книга толстая[15 - №80.].
Ино эта книга не малая
Высока книга сороку сажень,
Ширина книга двадцати сажень,
На руках держать – не сдержать будет,
А письма в книге не прочесть будет,
А читать книгу – ее некому.
А сама книга распечаталась
Слова Божии прочиталися.[16 - №76.С.270]
Читать книгу – не вычитать,
По листам ходить – не исходить книги,
На престол взложить – не взложить книги
На руках держать – не сдержать книги.[17 - №84.]
Писал эту книгу Богослов Иван,
Читал эту книгу Исай пророк,
Читал книгу по три годы
Прочел во книги три листа.[18 - №81]
Для того чтобы истолковать книгу съезжаются
Сорок царей со царевичем,
Сорок князей со князевичем,
Сорок попов, сорок дьяконов,
Много народу, людей мелкиих,
Християн православныих[19 - Оксенов А. В. Народная поэзия. Былины, песни, сказки, пословицы, духовные стихи, повести. СПб., 1908. С. 304—311.].
Однако никому из них Книга не открывается. Дается она только премудрому царю Давыду Евсеевичу… Впрочем, в большинстве вариантов этой вереницы «отгадчиков» книги нет, но сразу появляются три (реже пять) царей:
У нас три царя да было больших:
Константин был царь, да Волотоман царь,
Был премудрый царь Давыд Осиевич[20 - №80]
Давыд Осиевич (Евсеевич) – это иудейский царь Давид рубежа XI – X вв. до Р.Х., автор Псалтири. Волотоман или Володимир – обычно понимается как равноапостольный князь Владимир (ум. 1015 г.), креститель Руси. Кроме того, волот, по диалектам, означает великан или даже волшебник. Под Константином подразумевается, вероятнее всего, святой Константин Римский, живший в IV веке и видевший знамение Креста в небе. Как уже отмечалось, подобное смешение времен не создает внутреннего противоречия в архитектонике стиха, но подчеркивает особость, инаковость мира стиха, открывающего сущность вещей и существующего как бы параллельно нашему миру.
Далее мудрейший из царей – Давыд Евсеевич – на основании книги Голубиной (иногда он даже говорит «по памяти как по грамоте») отвечает на вопросы меньших царей и толкует устройство мироздания, объясняет непосвященным слушателям его иерархию. Вопросы, задаваемые царю, можно достаточно четко разделить на пять «серий» или категорий.
Первая категория вопросов – о небесных сферах.
Солнце красное от лица Божия,
Млад светел месяц от грудей Божиих
,Зори ясные от риз Божиих,
Звезды частые от очес Божиих
Дожди сильные от мыслей Божиих[21 - №77],
Дробен дождик от слезы Его[22 - №82]
Ветры буйные от Свята Духа
Самого Христа, Царя Небесного[23 - №77]
Все в небесах, по космогонии духовного стиха, произошло непосредственно от Бога. Не «сотворено» Им, но именно «произошло», «отделилось». Подобные идеи роднят этот стих с… индийской мифологией и индуизмом, для которого характерно появление предметов и каст (что мы увидим дальше и в этом стихе) путем отделения частей от Творца. В некоторых вариантах стиха есть даже такой, очень зримый, даже «материальный», образ: «Ночи темные – от сапог Божиих[24 - №78] (от дум[25 - №81], от волос Его[26 - №83]).
Вторая «серия» вопросов – о человеке (иногда) и о сословной иерархии (практически всегда), существующей на земле. Интересно, что сословная иерархия выстраивается не непосредственно от Создателя, но от первого творения – Адама.
Кости крепкие от камени
Телеса наши от сырой земли,
Кровь-руда наша от черна моря…
Зародились мы, цари,