– Ты… как кот? – уточняет Тата.
Оказывается, Тата старше всех и понимает все сходу. Она улыбается прямо мне в глаза уступает мне свой шезлонг.
– Как кот, да, только по-английски.
Девчонкам уже подарили купальники, мне – нет. Иду в переодевалку и напяливаю лёлин старый, то есть свой прошлогодний. Лямка мне так же велика, поэтому я просто завязываю его сзади узлом как придется, чтобы застежка не сильно впивалась и шурша плавками иду обратно. Купальник обтянул мою безгрудость и неприятно впился резинкой в кожу. Нет, все-таки я выросла за этот год, а плавки – нет. С купальником что-нибудь придумаю, не такой он и заношенный. Главное, что голубой и блестит.
Когда я возвращаюсь, рядом с Олькой сидит новая девочка. Я втискиваюсь между Митькой с Татой.
Похоже, ждали меня, чтобы с новенькой разом познакомиться.
– Я – Лена, – знакомится с нами Ленка.
– Митя.
– Оля.
– Тата.
– Кэт, – последней представляюсь я. – Как кот.
Тата мяукает, Олька шикает, Митька снова давится колой.
– Ты откуда? – спрашивает Олька.
– Я в доме напротив магазина живу. А так, из паселка.
– Ты отдельно приехала? – спрашивает Митька и протягивает ей красно-белую банку.
– Автобус перипутала вчира, патом вазвращалась.
Давлю смешок, Митька фирменно лыбится. У него ровные зубы и совершенно ровный ежик. Заметно, что волосы раньше были длиннее, и на лбу теперь видна белая полоска. Что-то в Мите есть. Девочка из поселка смотрит на него слишком уж по-щенячьи и тоже улыбается в ответ. Чертовы зеркальные нейроны. Как их там приглушить? Отвернуться, подумать о другом? Не выходит. Смотрю на этих двоих и мысленно женю их. Все на свадьбе улыбаются. Мозг так просто не обманешь. Вот теперь все точно познакомились.
День прозрачного купальника
и не-последнего вранья
До сих пор в толк не возьму, как с купальником могло такое случится. Одно ясно – в нем я больше в бассейне не появлюсь. А ведь я уже научилась прыгать с бортика и болтать ногами в воде так, чтобы волны на полбассейна. Но не могу же я спиной ко всем поворачиваться и ждать пока просохнет. В общем, купальник мой, оказывается просвечивается. Да так явно, что тут и Лёли не нужно, чтобы все заметили, что я выросла и… обросла. Повезло, что сегодня пасмурно, и в бассейне не так много людей, и Митька не пришел. Хотя мне и тех, что есть, хватает.
Прошло всего два дня, поэтому нам, новеньким, светлокожим и иноязычным здесь слишком много внимания. Тут уж как не уворачивайся, кто-нибудь да покажет пальцем, и теперь для этого есть дополнительный повод. В воде, конечно, не заметно, потому что бассейн как и купальник – голубой. Но не могу же я вечно плескаться, так и морщинками с ног до головы покрыться нечего делать. А я пока не готова стать одной сплошной волной. Митьке такие вещи не расскажешь, Тате тоже, хоть она мне сразу понравилась и домой мы ходим в одну сторону. Придется выкручиваться самой. Чтобы выжить есть хитрости: притворство, ложь, молчание. В «купальном» случае воспользуюсь вторым.
После последнего плавательного захода мне стало окончательно ясно, что купальник – мой враг. Он выпячил и просветил даже больше, чем раньше. Пришлось закутаться в полотенце и сидеть под зонтом, пока остальные, стряхнув с себя хлорные капли и выкрутив волосы, понеслись кататься на качелях. «Отсидка» здесь для старых и малых, поэтому я вспоминаю медицинские термины, чтобы оправдаться болезнью в своем неснимаемом махровом коконе. Дождалась. Олька идет ко мне, придется импровизировать.
– Что, замерзла?
– Нет, заболела.
– Давай я тебя разотру, – и она показывает на своих руках и ногах, как будет выглядеть манипуляция.
– Не, у меня синдром дерматитной уртикарии.
– А, ну ладно, – и Олька в своем супер-скрывающем-все, темно-синем с розовой полоской купальнике уходит обратно на кайфовую сторону бассейна.
Завтра мы едем в Венецию, а значит не придется переживать позор и притворяться синдромной. Щупаю плавки – достаточно сухие, чтобы я могла жить дальше. Верх подсох и поплотнел, ткань снова стала голубой, блестящей и глазонепроницаемый. Наполовину выпутываюсь из полотенца и так сижу, пока Тата не говорит «пошли» и мы идем в раздевалки.
Ленка сегодня в новой кепке, она даже ценник не успела срезать.
– Моя вчара улятела, фиить и все.
– Да ладно! – не верит Олька.
– Я ее на окно повесила, а потом смотрю – няма. Хозяйка сказала, што вьени фуори.
– Да не могла она далеко улететь, – снова вступает Олька.
– Ай, я ня знаю, мне новую купили.
– Как-как она сказала? – переспрашиваю я.
– Ф-у-о-р-и, – повторяет Ленка.
– Ну, пока, – говорю я, хотя мой поворот еще дальше, чем татин, а мы и до него пока не дошли.
Ускоряю шаг. Мне нужно подумать, хочу все решить быстрее, потому что лето меня ждать не будет.
Руби встречает меня на террасе.
– Сiao, com’? la pishina?[36 - Привет, как бассейн?]
– Нормале, – отвечаю я на понятном ей сленге и забегаю в дом.
Поднимаюсь на второй этаж и выуживаю из рюкзака «виновника» моей ложной уртикарии. Открываю окно и высовываюсь из него, типа подышать, картинно смотрю вдаль. Вижу, как Руби надевает солнечные очки и откидывает спинку садового стула назад. Теперь второй этаж дома вместе с моим окном отражаются в стеклах ее очков. Подвешиваю верх купальника на ручку открытого окна (никаких узлов, только элегантный бантик), плавки выжимаю на отлив, раскладываю там же и приглаживаю.
Мой план, конечно, держится на веревочке. Но Руби все видела, я уверена. Осталось только дождаться послезавтра, и дело в кепке. Вот так, сама того не зная, Ленка научила меня «улетательному» фокусу, который должен спасти мою честь.
Снова смотрю в даль и произношу заклинание Жана-Батиста-Эманнуэля Зорга:
«Если хочешь сделать что-то хорошо, сделай это сам»[37 - Слова из фильма «Пятый Элемент».].
А фоном уже потрынькивает строчка из гороскопа про склонность к обману:
«I can't change my mold, no, no, no, no, no, no»[38 - Я не могу изменить свою суть, нет, нет, нет, нет, нет, нет. Слова из песни «Bittersweet Symphony» группы The Verve.].
Вообще-то я честная, но пока что придется кое в чем приврать. А всего-то и нужно – встать ночью и «улететь» купальник к рубиному приходу. Поэтому я ложусь спать без подушки и убираю салфетку-щиток с мигающих цифр – множу неудобства. И это срабатывает. Просыпаюсь еще до рассвета, шея ругается на меня скукоженной мышцей, подушка на тумбочке – скулит. Возвращаю ее обратно – поспи, дорогая. А сама чапаю к окну.
Купальник высох и кажется нормальным. Но я не дам себя провести. Снимаю его с окна, заворачиваю в футболку и засовываю в карман максового халата в шкафу. Готово, как не было.
Утром Руби будит меня в дорогу.