Непримиримые 4

С неудовольствием смотрю на клетку, где триумфатор висит, как обезьяна, на сетке и требует толпу его чествовать, а другой на карачках, башкой трясёт, да кровью харкает.

Жуть!!!

Бесконечно долгие минуты: заканчивается уборка ринга, поздравление бойца и объявление следующего поединка.

Шатенка октагон-гёрл вновь прохаживается в клетке, а я бездумно слежу за ней, пока глазами не натыкаюсь на умилительную картину. В ложе Селивёрстова уже собирается приличная компания: Слава Моржов, Лера, несколько незнакомых парней, седоволосый, крепкий мужчина преклонного возраста, и, кто бы сомневался, ещё одна красотка. Судя по её костюму – очередная октагон-гёрл, только блондинка. Эротично оттопырив зад и подперев руками разделительную спинку вип-ложа, склоняется к Игнату, но так, чтобы полуобнажённая грудь была на уровне его глаз, при этом девушка обольстительно улыбается.

На кой фиг? Кто знает, потому что вряд ли сексуально-озабоченный парень будет смотреть на улыбку девушки, когда перед глазами сиськи! К тому же такого размера!!! Хоть рожи корчь, да дуло пистолета к виску приставляй… Он же ни черта не видит кроме предложенной весьма объёмной женской плоти, едва не выпрыгивающей из глубокого выреза топа, так и вопя: «Ну-ка, лизни меня, дружок!» Он, точно мартовский котяра, которому рекламируют, как вкусна сметана, при этом демонстрируя образец.

Селивёрстов что-то рассказывает, посмеивается, а девица едва не трётся о спинку ложа, будто кошка при течке. Как бы невзначай губу облизывает, касается волос Игната, треплет и без того взлохмаченную шевелюру.

Суч***! Глаза бы выцарапать стерве с отсутствующей субординацией и нравственными рамками. Вот скажите на милость, разве не пошлость – работать в таком месте, с пеной у рта доказывать, что не проститутка, но при этом вот так себя предлагать?!

Блин! От ревности дышать трудно, а я не имею на неё права! И девица не виновата, что у меня клинический заскок, и имя ему – Игнат!

А он – кобель! Ненавижу…

– На кого сейчас поставим?

– Ты меня спрашиваешь? – с трудом выныривая из омута ревности , от удивления на слове запинаюсь.

– Хочу проверить твою везучесть, – хитренький прищур.

– Ну, тогда, – прикусываю губу и уставляюсь на арену, где два мужика, которых разделяет хмурый рефери, пилят друг друга взглядами, словно могут раздавить, не начав контактного боя. Один выше, но стройнее, другой чуть ниже, но массивней. Кричащие цветные тату против чёрных в славянском стиле. Первый кажется более нервным, во втором нравится выдержанное спокойствие дикого зверя, готового в миг стать лютым и зубами порвать глотку противнику.

– Тот, что ниже, – бурчу задумчиво.

Не знаю почему, но мне он больше нравится.

– Варяг, – хмыкает Родион. – В своём весе он несколько раз становился чемпионом. Между прочим, правая рука Гордеева.

Автоматически уставляюсь теперь на ложа лысого мужика и Гризли, который покачивается будто в трансе и… опять грызёт ногти!

– Брат, как тебе выбор Ирины? – повышает голос Родион, требуя внимания Евгения Петровича.

– Ставку делать поздно. Дождёмся окончания поединка и поглядим, – бесстрастно отзывается босс, даже не покосившись в мою сторону.

Бой начинается… Не могу на это смотреть. С трудом выдерживаю минуту, переводя дух и продумывая, как бы пропустить остальное.

Глаза будто нарочно сами перекочёвывают с ринга на ложа Игната. Красотуля почти влипляется в Селивёрстова, а того аж распирает от…

– Мне выйти нужно, – Родион встаёт, а я волной за ним:

– А мне бы в уборную, – шепотом и со смущением. – Очень нужно.

Если останусь, себя потеряю и самообладание.

– Идем, покажу, – тянет за руку Шувалов, увлекая вдоль вип-зон к тёмному коридору, виляющему в сторону.

– Это закуток организаторов, работников, бойцов и их окружения, – поясняет Шумахер. По скудно освещённой дороге встречаем несколько дверей: переодевалка, подсобка, переодевалка. – Для толпы сортиры проще и в другой стороне, – странный взгляд на меня. – Со мной не хочешь? – с невинностью бабуина и лукавой ухмылкой огорошивает, тормозя возле двери с однозначным знаком «треугольник острым углом вниз и WС».

Полный… зато становится понятным предшествующий взгляд.

Родион видимо решил, что я с ним напросилась, возжелав помочь… подержать…

– Нет, спасибо! – без сомнения и намёка на игру.

– Ты аккуратней. В туалетах разное случается, – загадочно брови то вскидывает, то хмурит.

– То есть? – даже потуги малой нужды схлынивают.

– Детка, это бой, тут киборги рубятся. У них гормоны шалят, ну и после боя они могут секса желать. Сильно. Поэтому организаторы и позволяют их женщинам приходить. Чтобы в правильное русло адреналин направить и избежать изнасилований невинных девушек, – облизывает меня взглядом, даже не скрывая подтекста, – хотя, слышал и такое случалось. – Тебе точно охрана не нужна?

– Я запрусь! – нервный кивок.

– Может, всё-таки подождать? – уточняет Шумахер.

– Нет. Вход и выход найду.

– Ир?..

– Я бегаю хорошо…

Красноречивый взгляд на мои ноги, многоговорящий стопор на каблуках.

– Сброшу, как змея вторую кожу, – заверяю категорично.

– С этим осторожно, – парень продолжает меня насиловать глазами, только теперь медленно поднимаясь по телу. – Твоё платье слишком для этого подходит, а моя фантазия…

– Шум, – пощёлкивая пальцами, привлекаю внимание, – если не столкнёмся в коридоре, ждать не надо – в зале встретимся! И не смей меня пасти! – грожу мирно, но основательно, прикинув, каково на самом деле больное воображение у парня, раз уж сам об этого говорит.

Родион мрачнеет, лицо черствеет.

– Как скажешь, – холодно.

– Отлично, – киваю воодушевлённо. Даю отмашку и, стуча каблуками, – вернее, проклиная жуткие туфли, от которых у меня дико болят ноги, – спешу по узкому коридору дальше.

Ура! Следующей оказывается заветная цель с табличкой «треугольник острым углом вверх и WС».

Правда, уже у самой двери чуть не становлюсь жертвой этой самой двери – её так резко отворяет выпадающая из помещения девушка, что едва успеваю отшатнуться.

– Хули ты тут трёшься? – изрыгает беспардонную реплику сильно хмельная, растрёпанная, с растёкшейся по лицу тушью девица и, не дожидаясь ответа, – он её вряд ли волнует, – шатаясь от стенки до стенки, идёт прочь, к залу.

Кх, кх, проводив барышню взглядом, осторожно захожу в уборную.

Довольно просторно, чисто и светло, если учесть, в каком необустроенном районе города находимся, и уж тем более в нежилом здании. Пара девушек крутится возле зеркала, что-то жарко обсуждая и похихикивая, но на интимной частоте. Ещё одна с надменным видом выходит из центральной кабинки, оставляя дверцу распахнутой, и занимает крайний к выходу умывальник.

Чёрт! Тишина и уединение мне сегодня не грозят!