Сармат. Все романы о легендарном майоре спецназа

– Держу пари, что охотники упустили дичь!..

– Они скоро поймут это, – садясь за руль, охладил ее Савелов. – А когда поймут, то обложат весь лес, не считаясь с амбициями шановных самостийников.

Километров через пятьдесят, когда снегопад несколько ослабел, стремясь наверстать упущенное время, Савелов погнал машину на предельной скорости. Урсула, чтобы он не отвлекался от скользкой дороги, через зеркало заднего обзора постоянно проверяла, нет ли преследователей за спиной. Преследователей не было, и это внушало им надежду.

Проснувшийся Зигфрид пролепетал по-русски:

– Мамуля, я хочу кушать.

– Покормите малыша. В холодильной сумке продукты, – сказал Савелов. – Там все немецкое – салями, шнапс, консервированные сосиски. Но, может, предусмотрели и что-нибудь детское.

Нашелся баварский йогурт. Прежде чем дать его Зигфриду, Урсула, к удивлению Савелова, высыпала в него белый порошок.

– Что это?

– Легкое снотворное, чтобы малыш не наговорил пограничникам лишнего.

– Это напрасно… В пригороде Одессы мы расстанемся. До Крыма доберетесь морем.

– А если пограничников при пересечении вами границы заинтересует, куда путешествующий герр фон Зильбербард дел жену и ребенка? Вы подумали?..

– Я не буду пока торопиться с ними на встречу. Пока залягу в Одессе на дно, а там видно будет.

– Надеетесь на помощь Центра? – усмехнулась Урсула. – Едва выйдете на связь с ним, как вас вычислят, со всеми вытекающими последствиями… Если уходить за флажки, то сразу, пока охотники не опомнились. Другого шанса у вас не будет, Вадим, простите, герр фон Зильбербард. Я ценю, что вы не хотите подвергать смертельной опасности нас с Зигфридом, но…

– Никаких но…

– Но, как говорит моя мама Магда, человек, однажды взваливший на себя крест, обязан нести его до конца. Отказавшийся от своего креста – конченый человек. Может, это глупо, но я не хочу быть конченой женщиной, вам все ясно, герр Эдвард?

– Ничего не ясно.

– Я хочу быть рядом с вами.

Были в ее словах логика и какая-то неведомая Савелову женская сила. Это заставило его поверить в ее искренность и, отбросив ненавистную ему интеллигентность, мгновенно переосмыслить ситуацию.

– У вас, милая фрау Урсула, поистине «характер твердый – нордический», – пошутил он. – Но о непорочности ваших связей я лучше умолчу…

– Не возражаю. – Она засмеялась. – У меня тоже нет доказательств непорочности герра фон Зильбербарда.

В полусотне километров до Одессы им наконец удалось вырваться из зоны снежных зарядов. Яркое солнце на выбеленном безоблачном небе висело прямо над дорогой и слепило глаза. Урсула оглянулась на иссиня-черное небо, оставшееся за спиной, и зябко поежилась:

– Туча позади черная, как ночь, а там, впереди, все белое-белое, как саван. Такова реальность нашей жизни…

– Полагаете, что у жизни только две краски – черная и белая?

– К сожалению, мне часто приходится делать выбор лишь между этими двумя красками, герр Зильбербард.

– И всякий раз он оказывается выбором между гильотиной и Бастилией, не так ли, милая фрау?

– К сожалению…

– Да, похоже, мы – родственные души, – улыбнулся Савелов, но улыбка его была невеселой.

– Проблема в том, что даже самим себе мы не всегда можем объяснить свой выбор, – задумчиво произнесла Урсула и отвернулась к окну.

Больше она не проронила ни слова до самой Одессы.

У поста ГАИ перед въездом в город милиционер поднял было жезл перед иномаркой, но, увидев немецкие регистрационные номера, дал отмашку.

– Уф-ф, пронесло! – выдохнул Савелов.

– Возьмите себя в руки, Вадим, – положила ладонь на его руку Урсула. – Бог не оставит нас…

У причала Ильичевского порта покачивались на швартовах два белоснежных пассажирских теплохода и тяжелой черной глыбой возвышалась корма готового к отплытию парома Одесса – Варна. Десятка два автомобилей выстроились в очередь на таможенно-по-граничный контроль. Перед дверью таможни возбужденно тусовалась большая толпа челноков с необъятными баулами, сумками и чемоданами. В стороне от них, будто окруженные невидимой запретной зоной, стояли люди с отрешенными лицами и печальными глазами – молдавские местечковые евреи, навсегда покидающие страну.

– Нэ гуртуйтэся, громодяны мешочники, шо я казав, усим миста хватыть! – наседал на толпу таможенный чиновник. – В пэршу чэргу прошу громодян, видбувающих на ПМЖ у Израиль. Ваш тэплохид видбувае пэршим. Будь ласка, громодяны, дайтэ прохид.

– Капиталисты, блин, как и местечковые, тоже обслуживаются без очереди, – громко констатировал кто-то, и внимание озлобленной толпы перекинулось на подкативший к контрольно-пропускному пункту белый «БМВ» с иностранными номерами, перед которым сразу раскрылись створки ворот и безропотно расступились владельцы автомобилей с советскими номерными знаками.

Пока таможенники и солдаты-пограничники осматривали машину, офицер в щегольской пограничной форме внимательно изучал документы сияющих бюргерской добропорядочностью супругов Эдварда и Урсулы фон Зильбербард. От этого занятия офицера оторвал телефонный звонок в будке дежурного по контрольно-пропускному пункту.

– Что, что?.. Повторите фамилию, – послушав голос в трубке, крикнул он. – Трещит все, говорите громче!

Савелов, услышав через раскрытую дверь будки его слова, с беззаботным видом взял на руки заплакавшего Зигфрида и запел ему немецкую шутливую песенку. Но малыш не хотел успокаиваться и на немецком языке требовал скорее доставить его к бабушке Магде.

– Забарбадж? – переспросил офицер, морщась от детского плача. – Турки, что ли?.. Не слышу ни хрена!.. С такой фамилией у меня не было. Не было, говорю, глухие, что ли?.. Чего-чего? Повторяю: не было у меня никого с такой фамилией, и машины с такими номерами нет.

В это время Зигфрид зашелся в таком отчаянном плаче, что лицо офицера приняло страдальческое выражение. Он дунул в трубку и раздраженно бросил ее на рычаг.

– Ни хрена не разобрать, кого эти опера ищут! – сказал он подошедшему сержанту-пограничнику.

– В машине ничего запрещенного к вывозу не обнаружено, товарищ капитан, – доложил тот. – Из нашего барахла сувениры – матрешки, неваляшки и всякая такая хренотень.

– А из их барахла?

– Пиво, – смутился сержант. – Баварское. Классное…

– Я те дам – классное!..

– Фрау сама нам три банки открыла… И вам от империалистов перепало, товарищ капитан, – подмигнул сержант и сунул в рукав офицерской шинели бутылку виски.

– Да-а, пивка с воблой сейчас бы в самый раз, – смягчился тот и кинул тоскливый взгляд на челноков, сгрудившихся за ограждением. – Начинайте шмонать шелупонь, сержант, но без этого самого, чтоб отплытие не задерживать.

– Есть шмонать шелупонь! – без энтузиазма козырнул тот.

Маленького Зигфрида песенка Савелова не успокоила, и он, не переставая реветь, по-прежнему требовал отвезти его к бабушке Магде. Тщетно пыталась успокоить его и подоспевшая Урсула. Морщась от детского крика, как от звука бормашины, офицер торопливо проштамповал их паспорта и показал на горловину паромного трюма:

– Битте, герр Зильбербард, битте. Ауфвидерзеен.