Ты победил

Выгибаясь тазом вперед, Сорго держал меч как кочергу, и Эгин невольно улыбнулся. Выпускники Четвертого Поместья называли стойку, какую избрал для защиты вайский учитель, со свойственной фольклору Четвертого Поместья затейностью – «пастух, естествующий козу». Нет, если бы он, Эгин, так выгибался назад во время защиты хотя бы на одном из десяти поединков, он наверняка был бы уже десять раз мертв.

– Оставьте нас в покое, иначе мне придется жаловаться на вас… – выпалил Сорго, в свою очередь, решившись на робкое наступление. Наступление окончилось неудачей – его противник вовремя отошел с защитой.

– Кому жаловаться? Жаловаться тайному советнику? Ха-ха-ха. Вон он, кстати, уже тебя поджидает. Жалуйся давай! Смотри, портки не потеряй, – процедил сквозь зубы узколобый и коренастый противник Сорго, кивнув в сторону Эгина.

Сорго, видно, и впрямь был недоноском. Потому что он, позабыв о противнике, тут же обернулся в сторону Эгина, тихо стоявшего поодаль, чтобы убедиться в том, что ему не солгали.

Багидов приказчик, разумеется, не замедлил предательски воспользоваться этим, и… из разодранного левого предплечья Сорго хлынула кровь. Он взвыл от боли, но меч противника все-таки отбил. Благо это было несложно.

Сталь мечей загудела, и в этом гуле Эгину явственно послышалось «поз-з-з-з-з-ор!».

«Мечи – это не дубины, и скрещивать их над головами так же глупо, как толочь алебардой виноград», – вздохнул Эгин. Он не торопился уходить. И на этот раз дело было в чистейшем любопытстве.

Эгин знал – только поединки между мастерами бывают быстрыми. Дураки и простофили дерутся долго и нудно. Потеют. Дышат, как рудокопы при исполнении. Топочут как ломовые лошади. И болтают. И ладно бы рассказывали поучительные истории из жизни. А то, оглашая окрестности отборной руганью, только зазря сбивают себе дыхание и оскорбляют слух зрителей.

Впрочем, слуху Эгина было не привыкать. Тем более что благодаря ругани ему стала ясна суть конфликта.

Учитель Сорго и приказчик Багида дрались из-за женщины по имени Люспена.

Совсем недавно, а именно – после смерти рах-саванна Гларта, Сорго взял ее себе в содержанки или, если угодно, в постоянные наложницы. До этого Люспена была содержанкой Гларта. А еще раньше – всеобщей содержанкой. Или, куртуазно выражаясь, единственной девой свободных нравов в округе. «Единственный» и «популярный» – почти синонимы. Тут уж ничего не попишешь. К Люспене ходили все кому не лень, с подношениями и подарками. И она, по крайней мере по уверениям приказчика Багида, никому не отказывала.

Но вот после того как тайный советник Гларт взял Люспену под свою опеку, она стала отказывать всем бывшим клиентам.

Одинокие мужчины Медового Берега безропотно снесли этот удар ниже пояса, потому что делить женщин с тайными советниками – это слишком. (Легче, как выяснилось впоследствии, расстреливать тайных советников из луков.)

Но вот когда «опекуном» Люспены стал Сорго – человек, чей авторитет в округе не мог соперничать с авторитетом Гларта, – мужское недовольство нашло себе выход. В частности, в требованиях приказчика немедленно отдать ему Люспену во временное пользование. К чести Сорго, тот был категорически против.

– Я люблю госпожу Люспену. И я не позволю, чтобы такие низкие дуроломы, как вы, измяли напрочь нежнейшие лепестки этого благоуханного первоцвета, – кружа вокруг противника, на свой манер кипятился Сорго. Меч в его перенатруженной с непривычки руке ходил ходуном. А по лбу и щекам катились крупные капли пота.

– Раз не позволишь – значит, я возьму силой, – настаивал приказчик Багида, стиснув зубы. Фехтовал он, пожалуй, даже хуже Сорго, что было почти невероятно. И брал только физической силой, которой значительно превосходил учителя.

Так продолжалось бы еще долго, если бы Сорго не допустил еще одной непростительной оплошности – он открыл свой левый бок и вдобавок оступился.

Приказчик снова ринулся вперед, словно шакал, и был уже готов рубануть нового стража Люспены с высокого замаха, как…

«Если этот кретин убьет Сорго, молодые вайские варвары останутся без учителя и доживут до седых волос, так и не узнав, кто нынче на варанском престоле и что есть Свод Равновесия», – подумал Эгин.

В эту секунду его правая рука, словно бы совершенно невзначай, нащупала метательный нож в правом сапоге, извлекла его из-за голенища и метнула в цель.

Эгин, разумеется, попал.

Багидов приказчик вскрикнул от неожиданной боли в пробитой кисти, выронил меч и лишь благодаря этому Сорго остался жив.

– Немедленно прекратите, милостивые гиазиры. Не то один из вас сейчас отправится на виселицу с формулировкой «покушение на убийство». Причем кто именно – мне безразлично, – процедил Эгин, даже не пытаясь перекричать черную ругань раненого приказчика. Он знал, что его прекрасно слышат оба.

20

Люспену, яблоко раздора этой уродливой дуэли, в тот день он так и не увидел.

Где она пряталась, когда мужчины выясняли права на ее тело, – в саду, в доме или в курятнике? Но когда Эгин пожаловал к ней следующим утром, она встретила его на пороге своего миловидного домика на восточной окраине Ваи во всеоружии.

Не покривив душой, Эгин тут же отметил красоту единственной куртизанки Ваи. Одета Люспена была небогато, но с большим вкусом. Ее волосы были украшены сеткой, на которой можно было разглядеть пять – семь маленьких розовых жемчужин.

Платье Люспены было сшито на столичный манер и имело глубокие вырезы на обоих рукавах, через которые виднелась не то чтобы атласная, но, возможно, шелковая нижняя рубаха.

Востроносые туфли Люспены были затейливо расшиты бисером, а у пояса в ажурных ножнах красовался маленький дамский стилет.

Эгин был удивлен этой деталью ее туалета даже больше, чем висевшим на ее шее медальоном с сакральной надписью на древнехарренском наречии. Дело в том, что женская мода носить у пояса тонкие и длинные стилеты появилась в Варане совсем недавно. Даже Овель, насколько мог вспомнить Эгин, еще не успела обзавестись таким. А Люспена – пожалуйста.

На вид Люспене было чуть больше двадцати, хотя Эгин подозревал, что благодаря секретным женским уловкам ей удается выглядеть значительно моложе своего истинного возраста. Эгин не раз обманывался относительно возраста женщин, а потому решил оставить этот вопрос открытым.

Лицо Люспены можно было бы назвать лицом красавицы, если бы не нос, выпадающий из варанского канона красоты. Нос Люспены был длинен, глаза – миндалевидны и широки, волосы – курчавы и черны.

Она вовсе не была похожа на местных женщин, ничем не напоминала селянскую красотку Лорму и уж вовсе не походила на жительниц северного Варана. Единственная женщина, о которой вспомнил, разглядывая Люспену, Эгин, была, как ни странно, Лиг. Пришлая правительница разбойного народа смегов, обосновавшихся на Циноре. Та, что звалась своими соотечественниками Ткачом Шелковых Парусов. Лиг, которая общалась с призрачными Говорящими Хоц-Дзанга так же запросто, как с варанскими послами. Впрочем, сходство Люспены и Лиг было почти неуловимым.

– Добро пожаловать, гиазир тайный советник, – сказала Люспена, низко поклонившись ему, и добавила: – К сожалению, гиазир Сорго сейчас в отлучке и лишен счастья пообщаться с вами.

«Этой палец в рот не клади, – усмехнулся Эгин. – С порога сообщила мне как бы невзначай, что ее содержателя нет дома и если я хочу, то я могу».

Эгин не торопился заходить в дом, с интересом рассматривая крохотные владения Люспены. Садик, довольно пыльный и неухоженный. Огород, разбитый с целями, далекими от пропитания – грядка с укропом и розмарином подчистую сожрана вредным жуком, пожухшие листья сладкой тыквы…

Две мощенные серым камнем дорожки – одна ведет к дому, а другая?

– А эта ведет к колодцу, – сообщила Люспена, как бы мимоходом облизнувшись. – Правда, из него ушла вода, так что смотреть особо не на что.

– Интересно бы взглянуть, – неожиданно предложил Эгин.

Люспена развела руками. Дескать, желание гостя – закон. Но Эгину показалось, что она отнюдь не в восторге от намерения тайного советника разгуливать по ее саду. Впрочем, как опытная в светском обращении особа, Люспена не выдала своих мыслей ни единым жестом.

21

Колодец был вполне зауряден и с виду ничем не примечателен.

Старая кладка, в каждой щели – по обленившейся сколопендре. Очень глубокий. Сухой. Рядом с колодцем примостился столик и две грубые лавки.

На одной из лавок лежали две маленькие подушки для сидения, а на другой – каниойфамма. Большая оринская каниойфамма, играть на которой немногим проще, чем играть в лам. Это Эгин знал совершенно точно.

– А что, милостивый гиазир Сорго не чужд музыке? – поинтересовался Эгин, про себя отмечая, что от возвышенного Сорго можно было бы ожидать и чего поинтереснее каниойфаммы. Например, доски для Хаместира с полным набором фигур.

– Нет, это я играю, – смутилась Люспена, и щеки ее стыдливо зарделись.

Отчего-то Эгин был уверен в том, что смущение Люспены не деланно, хоть и говорят, что смутить куртизанку – все равно что поднять медведя на зубочистке.

Пока они шли обратно к дому, Эгин размышлял о том, что Есмар был прав, когда говорил, что в Вае есть только одна стоящая женщина. «Он, правда, забыл сказать, что эта женщина даст фору многим столичным. Значит, не исключено, что рах-саванн Гларт был убит из… ревности. Из нормальной, человеческой ревности. И даже чин тайного советника, какой оберегал бы Гларта в любой другой ситуации, и даже его таланты фехтовальщика не смогли остановить злоумышленника, которым двигало чувство древнее, как само мироздание!»

Да, милостивые гиазиры, глядя на тонкий стан Люспены и ее алые губы, будто бы готовые к поцелую в любой момент дня и ночи, в версию об убийстве из ревности можно было поверить с легкостью.

22