Семя Ветра

– Ты прав, Рыбий Пастырь, я не согласен, – неожиданно для самого себя откликнулся Герфегест. – Я ничего не должен Синему Алустралу. Мой Дом был истреблен по тайному сговору других Домов, я обрел себя лишь в Сармонтазаре. Теперь я вновь лишился всего по вине людей из Алустрала. Если Гамелины вознамерились вновь вывернуть наизнанку Синеву Алустрала – пусть сделают это.

– Пусть сделают это, – эхом отозвался Ганфала, извлекая из своего мешочка «лебедя», и, ловким щелчком большого пальца подбив плоскую резную фигурку, отправил ее в зеленую траву одного из островков посреди озера.

– Ты узнаешь эти земли? – спросил Ганфала, указав пальцем туда, где упала фигура.

Герфегест всмотрелся повнимательнее. Да, надо быть полным ослом, чтобы не понять сразу смысл и назначение озера, окольцованного мощеной тропой. Это Круг Земель, а озеро – Океан, моря и заливы. Теперь Герфегест с легкостью различил восточное побережье Сармонтазары, длинный язык полуострова Цинор, бычий желудок моря Фахо, ромбовидный Тернаун и скалистый обломок Хеофора. Западнее тянулись длинные цепи Хелтанских и Онибрских гор, а за ними раскинулись архипелаги Алустрала.

– Узнаю, – сказал Герфегест. – Узнаю, но едва ли сейчас помню, как называется тот островок, куда упал «лебедь».

Ганфала невесело усмехнулся.

– Священный Остров Дагаат.

Герфегест равнодушно повел плечом.

– Мне ничего не говорит это название.

– Еще десять лет назад оно никому ни о чем не говорило. Дагаат восстал из вод уже после того, как пал Дом Конгетларов.

Столь же ловко, сколь и в предыдущий раз, Ганфала отправил щелчком на островок второго «лебедя». В изумрудной траве раздался тихий стук соударения двух костяных фигурок.

По безмятежной доселе воде озера пробежала мелкая рябь. Что-то ухнуло в глубине – далекое, непостижимое, ужасающее. Герфегест увидел, как рукотворный мир Сармонтазары побежал трещинами. Пожухла харренская трава. Докрасна раскалились пески Легередана. Над морем Фахо встало колеблющееся парное марево.

Спустя несколько коротких варанских колоколов Сармонтазара полностью погрузилась в кипящую воду, а на месте разрозненных островов Алустрала вздыбился черный неведомый материк, от которого веяло холодом векового ужаса.

– Что это значит? – спросил Герфегест, который никогда не стеснялся выказать себя недоумком. В тех случаях, когда это было действительно важно.

– Это значит, что на Священном Острове Дагаате находится ключ к судьбам мира. И этот ключ в любой момент может попасть в руки Гамелинов. Есть только одно средство, способное смирить стихии, – Семя Ветра. И есть лишь один человек, способный посеять Семя Ветра в каменную твердь Дагаата, обратив веления рока во благо. Этот человек – ты, Герфегест Конгетлар.

– И что же?

– Гамелины сейчас сильны как никогда. На их стороне еще три благородных Дома. В любой момент Гамелины смогут взять Священный Остров Дагаат в свои руки и открыть тайну сокрушения мира. И тогда не останется ничего. И тебя, Рожденный в Наг-Туоле, тоже.

– Пусть, – непокорно тряхнул головой Герфегест, вспоминая смерть Тайен. – Пусть. Этот мир похож на отслуживший, проржавленный до дыр панцирь. Надо ли его жалеть?

– Ты упрям и своенравен, как ураган, – сказал Ганфала и в его голосе Герфегесту послышалось восхищение. – Но Заклятие Конгетларов сильнее твоего упрямства. Так вспомни его!

Перед глазами Герфегеста блеснуло двурогое лезвие боевого посоха Ганфалы. В горле полыхнуло пламя боли – боли, выскребающей душу до последней пылинки. В мозгу Герфегеста сверкнуло нестерпимым белым светом Заклятие Конгетларов.

Вначале был Лед предвечный
И более ничего.
Лед греет души Лорчей —
У Лорчей пламя его.

В грохоте молотов тяжких
Миру явилась Сталь.
Сталь дана Гамелинам,
Их беспощадным клинкам.

Два Тунца звонкобронных —
Порождены Синевой —
Южным Домам опора,
Юга хранят покой.

Над заводями колеблем
Ветром гибкий Тростник.
Танец его – для Хевров.
И Три Головы – для них.

Для Пелнов крылья простерты
Птицы, мощной, как смерть.
Им – Альбатроса дерзость,
Им – белизна и честь.

Тур, ярый в битве хищной,
Подъял на рогах небеса.
Тур – воитель Эльм-Оров,
Ужас в его очах.

Лед изойдет водою,
Ржавчиной Сталь изойдет.
Ветер, один лишь Ветер
Над прахом Домов воспоет
Песнь о падении сильных.

Герфегест умирал. И вместе с Заклятием в него входила боль всех погибших Конгетларов. И вместе с болью к Герфегесту приходило отчаяние.

Теперь ему уже никогда не отомстить за смерть Конгетларов.

Никогда не стоять на смотровой площадке отстроенного наново Наг-Туоля.

Никогда не вдыхать полной грудью крепкий утренний бриз, прислушиваясь к рокоту близкого любвеобильного моря…

10

В ноздри Герфегеста входил щекотливый благовонный дым. Все тело раскалывалось на куски от нечеловеческой усталости. В беспредельной высоте, широко распластав крылья, парил черный кондор.

К его щеке прикоснулась холодная женская рука. Тайен?

– Тайен? – прошептал Герфегест.

– Нет.

Идущий Путем Ветра знает: поддаваться навалившейся усталости – последнее дело. Герфегест поднялся на ноги одним рывком. В голове далеким эхом отозвалась боль. Вместе с ним поднялась с корточек Киммерин. Киммерин. Откуда он знает это имя?

Трупы воинов были сложены в один ряд вдоль берега ручья. Двое – карлик в потертой зеленой залме и высокий молодой воин в длинном темно-коричневом плаще – перебирали небогатые трофеи. Мечи, шлемы, три лука, несколько секир, поясные бляхи, наплечники, сапоги, щиток с двумя черными лебедями.

– Я… – неуверенно сказал Герфегест, ощупывая глазами лицо девушки, – я… мне нужно в Алустрал. Меня ждет Рыбий Пастырь.