Завтра война

Может, кто-то в штабе свято уверен, что Троянский конь был крылат и кабановиден?

Гениальная простота построения заключалась в том, чтобы запустить в голове ударной группы положенную набок пирамиду Хеопса, набранную из истребителей «Горыныч». В числе примерно восьмидесяти машин. Они и составляли голову кабана, а заодно – истребительный щит построения.

За истребительным щитом рядком выступали колонны торпедоносцев «Фульминатор» и штурмовиков «Белый ворон». Это было тулово кабана.

Если бы мы сражались не с джипсами а, скажем, с Клоном, огромный щит из истребителей был бы верхом идиотизма. Его сравнительно легко обнаружить, а еще легче расстрелять издалека наземными средствами.

Но у джипсов не было никаких наземных средств. Они использовали одни лишь гребешки.

Против этих проклятых сверхманевренных истребителей годилось только одно: предельное массирование огня. Чем большую кубатуру удастся прохватить ракетно-пушечным огнем – тем выше вероятность поразить малочисленные, но верткие машины нашего противника.

Именно эту глубокую стратегическую мысль я изложил на днях Федюнину. И хоть была она мне весьма несимпатична (выходило, бить джипсов надо числом, а не умением), видимо, свидетельствовала о моей способности к трезвой оценке ситуации. Что, конечно же, умными командирами всегда ценилось.

Как легко догадаться, глупыми командирами ценились задорные словеси краснобайствующих субчиков вроде Белоконя.

Для дальнейшего массирования огня за нашими «Горынычами» и ударными флуггерами шел развернутый в несколько пеленгов немецкий Jagdgeschwader на двухместных истребителях «Хаген».

Немцы составляли… как бы это сказать… мягкие части кабана и служили нашей тяжелой воздушной артиллерией – каждый «Хаген» нес по шесть новейших дальнобойных ракет класса «воздух – воздух».

Эти ракеты – упс, забыл, как называются, помню только что французского производства, – считались лучшими в своем классе. Против джипсов их до сего дня еще не применяли. Первую серийную партию ракет прямо из заводских цехов доставили к Наотару спецрейсом мобилизованного гражданского контейнеровоза.

Наконец, еще четыре эскадрильи «Горынычей» были вынесены на фланги, повыше уровня основной группы. Это были, как легко догадаться, крылья кабана, а по назначению – наш маневренный резерв.

А где-то далеко и высоко, в стратосфере, под персональным истребительным эскортом плыли всеведущие «Асмодеи» и обвешанные фантом-генераторами монстры информационной борьбы «Андромеда-Е». В этой же компании находились и две эскадрильи флуггеров-спасателей, которым предстояло вытаскивать за уши сбитых пилотов.

Надо отдать должное штабу: наша армада не только согласованно вошла в атмосферу и стремительно снизилась до заданных высот, но и собралась в Троянского коня за расчетные семь минут!

Трясло немилосердно. И все-таки, вопреки моим худшим ожиданиям, управление машиной ни на миг не терялось, даже когда мы проходили через высотный «ревущий пояс».

Нам, соплякам, было легко – держи свое место в строю рядом с ведущим и ни о чем не думай. А вот каково приходилось, например, комэскам, которые вели за собой по восемь – четырнадцать флуггеров? Впрочем, на то они и асы.

Оказавшись над поверхностью Наотара, наш Троянский конь не спешил рвануть к джипсам кратчайшим курсом NNE – «северо-северо-восток».

Нет, вначале мы повернули на SE, юго-восток, почти перпендикулярно к направлению на цель.

Прошли над черным грозовым фронтом, который полутора километрами ниже утюжил горные долины.

Потом вошли в башнеподобные кучевые облака. Видимость – ноль. Тут-то впервые по-настоящему и пригодилось целеуказание с «Асмодеев» – при выключенных радарах мы были слепы, как кутята. Но передача данных с флуггеров наведения позволяла нам правильно выдерживать курс, интервалы и дистанции.

Облака закончились. Некоторое время мы неслись над океаном, где и повернули почти строго на север с легким доворотом на запад.

Вот теперь «Троянский конь» шел прямо на джипсов. До района боевых действий оставалось не больше четырехсот километров.

Вся передняя полусфера была издевательски безмятежна. Даже облака рассеялись.

Под нами простирался кажущийся почти черным океан, над головами светилось розовое небо. Справа от нас над горизонтом висел огромный диск Дромадера.

Я до рези в глазах всматривался вдаль, надеясь разглядеть следы боевой работы наших линкоров. Может, завалили наконец хоть один проклятый астероид? Взрыв при падении такой махины можно увидеть за сотни километров. Да и домны взрываются будь-будь! Что, если накрыли их наконец-то главным калибром?

И я увидел. Правда, не совсем то, что ожидал.

Откуда-то – казалось, прямо из безмятежного зенита – ударили молнии. Таких молний мне видывать не приходилось – это были ослепительно белые толстые черви, которые не ветвились и не исчезали через миллисекунду. Один раз возникнув и впившись в землю где-то далеко за горизонтом, черви извивались не меньше минуты и только вслед за тем, сменив цвет на бледно-желтый, нехотя погасли.

После удара этих невиданных молний небо впереди истерически запунцовело и… всколыхнулось. Над горизонтом разгорался, разрастался ввысь и вширь атмосферный пожар. Будто вырываясь из огромных газовых горелок, изменчивой стеной поднялись языки розового, красного, оранжевого, кобальтово-синего пламени.

«Сияние! – вспомнил я. – Конечно же! Искусственная гиперионизация воздуха, созданная экспериментальными установками с борта „Андромед-Е“!»

Да, это было именно полярное сияние. Мне доводилось видеть подобное на Новой Земле, но, конечно же, наш рукотворный феномен был краше и ярче во сто крат.

Такая завеса надежно скрывала нас от визуального наблюдения. Вдобавок для улучшения маскировочных свойств ракеты с фрегатов впрыснули в Сияние новейший реагент, который металлизировал молекулы водорода. Ни радиоволны, ни инфракрасное излучение теперь сквозь завесу пройти не могли.

Сияние экранировало нас и от наземного, и от космического наблюдения джипсов. Но мы-то знали, куда летим – координаты наземных сооружений джипсов были фиксированы, – и нам до поры до времени не было нужды в том, чтобы видеть врага. Главное – самим подкрасться поближе, оставаясь незамеченными.

А не повредит ли флуггеру пролет сквозь Сияние?

Нам обещали, что не повредит. Но на всякий случай каждый из нас должен был выпустить по ионной завесе ракету «Овод», расчищая себе дорогу воздушным взрывом.

Полотнища пылающих небес надвигались. Впереди показалась береговая черта. Такая же черная, как и океан под нами. Только четкая белая полоса прибоя разделяла одинаковые цвета двух стихий Наотара.

Сверился с картой. Так и есть – здесь к самому берегу подступали Сумеречные Леса. Над ними клубились облака, имеющие совсем уж химерический вид на фоне бушующего Сияния. Словно влили в расплавленную медь кипящее золото, выплеснули драгоценную смесь в ртутное озеро и замешали миксером.

Разглядеть Сумеречные Леса, это чудо инопланетной жизни, было непросто. Но даже здесь, на высоте, чувствовалось, что под нами простирается неведомое.

Бррр, не завидую я тем пилотам, которым пришлось катапультироваться над этой перистой, беспокойной поверхностью, сотканной из миллионов псевдорастений.

В наушниках раскатились два мощных аккорда из какой-то оперной прелюдии. Бабакулов наверняка узнал их с лету, да нам и говорили даже, откуда они – что-то весьма символическое, приличествующее моменту.

Но я запамятовал. Помнил только, что аккорды транслируются с «Асмодеев» и означают: «К бою! Ракеты товсь!»

Я выбрал «Овод» из правого подкрыльевого блока, отключил эвристику боеголовки и выставил ей безусловный подрыв на десяти километрах. Именно с такой дистанции мы должны были обстрелять Сияние.

Флуггер Готовцева покачал крыльями. Комэск напоминал: сбрасываем высоту и скорость, ребята.

Это была перестраховка: на самом деле каждый из нас уже получил очередную подсказку от репетира автопилота.

Но и перестраховка лишней не бывает. Если у Центуриона, то есть у Фраймана, в начале вылета барахлил радар, у кого-то другого мог ведь сломаться и автопилот. Безотказной техники не бывает.

Максимальная скорость нам теперь не нужна. Мы выжали из наших машин все, чтобы как можно быстрее выполнить сложный обходной маневр и обрушиться на домны оттуда, откуда нас никто не ждет. Но флуггерам за огромную скорость приходится платить потерей маневренности. На последнем участке маршрута мы превратились в выпущенные из линкорского орудия снаряды: летишь вперед быстро, но энергично сманеврировать невозможно.

А вот теперь не нужно нестись сломя голову. Чем медленнее сблизимся мы с джипсами, тем больше времени получим на ракетный удар, тем ловчее и увертливее будут наши машины в маневренной фазе воздушного сражения.

«Горынычи» понижают температуру в реакторах и раскрывают воздушные тормоза.

Мы ждем команды с «Асмодеев» на пуск ракет. Ее все нет. Пищат только репетиры автопилотов.

Что делать? По карте мы только что проскочили рубеж ракетной атаки.

Вижу вспышки под крыльями своих соседей слева. Это значит, что ракеты пущены.