На корабле полдень

Неожиданно вмешался командир «Кирасира».

– Лагерь бросаем. Времени нет. Меня уже в двух других местах ждут…

Само собой, после такого заявления прощание вышло недолгим, если не сказать скомканным.

Афина пожала руки всем саперам до единого – они больше не были для нее «просто саперами». Теперь она знала каждого по фамилии. Это красавчик Липин, представитель столь любимого на Руси «есенинского типа», это качок Павлов, это балагур Мохович с рукопожатием ребенка, это, с черным кудрявым чубом, Борзун, известный паникер, а это незаметный обычно страдалец Белошапко… А это Матюшенко с Гресем, неразлучные друзья…

То же сделал и Григорий.

С Засядько она попрощалась последним. Рука у молодого офицера была все такой же влажной и костлявой. Некомандирской рукой.

– А вы что же? С-сразу за нами на орбиту? – спросил Засядько у Афины.

– Разумеется! – поспешил заверить его Григорий. Однако неожиданно натолкнулся на решительный отпор со стороны супруги.

– Нет-нет-нет! Никаких «сразу»! У нас есть еще десять часов, которые я намерена потратить с пользой для российской науки. И не смотри на меня так, Гришенька! Не смотри! Я просто обязана поймать несколько экземпляров перевязанного парусника для лепидоптерария профессора Христианского, моего дорогого научного руководителя… Иначе он не поймет! Проклянет меня, ну, буквально!

– Ну разве если ради Христианского… – проворчал озадаченный новостью Григорий.

Он обязательно поспорил бы с женой. Если бы не был уверен: спорить с ней абсолютно бесполезно.

Когда «Кирасир» эффектно стартовал с пляжа да прямо в космос, Григорий все же обратился к Афине, которая подозрительно активно рылась в рундуке с водолазным снаряжением.

– А зачем профессору Христианскому твои… мнэ-э…

– Перевязанные парусники?

– Ага.

– Да они ему даром не нужны, – отмахнулась Афина.

– А почему же мы тогда… не летим? На орбиту?

– Потому что мне нужно кое-что проверить.

По-девичьи звонкий голос Афины, в котором страх, уклончивость и елейная ласковость перемешивались в равных пропорциях, Григорию совсем-совсем не понравился.

– Что именно «проверить»?

– Да броненосца.

До Григория вдруг, что называется, дошло.

– Ты? Собираешься? Погрузиться?! В это?! Озеро?!! – взревел он рассерженным бизоном.

– Я – да. Собираюсь. Погрузиться, – промолвила Афина, пряча глаза.

– Да мы туда только что с пулеметом ходили! И то все тряслись! Я когда возле этой дыры стоял, чтобы как-то в рамках держаться, перепроверял гипотезу Шервинского-Вана для косоугольных многообразий! Это я делал, чтобы от страха не заорать! И ты хочешь сказать, что теперь я должен буду стоять на том же месте?! Но уже без пулемета?!

– Ну да… Перепроверишь гипотезу Шервинского-Вана еще раз… Теперь для прямоугольных многообразий, – с невинным видом произнесла Афина.

– Не существует никаких прямоугольных многообразий! Их нету!

– Тогда проверишь таблицу умножения, – пожала она плечами, давая понять, что разговор окончен. Повисла тяжелая пауза.

– Тогда я подаю на развод, – твердо сказал Григорий. – Терпеть такое – выше моих сил.

Несколько секунд Афина осмысляла услышанное.

– Ты? На… на развод?

Однако Григорий не обернулся. И не ответил. И лишь звук стремительно сошедшихся за его спиной дверей был Афине ответом.

Афина бросилась следом.

– Ну Гриша!.. Ну вдумайся!.. Это же не просто моя блажь… Это – революция в современной зоологии, а заодно и палеонтологии… Представь себе, если мне удастся рифового броненосца… Я даже не говорю «поймать»… Просто заснять! Это же сенсация!

Однако Григорий не обернулся.

– Гришенька! Ну войди в мое положение! Сотни зоологов, сотни биологов не задумываясь отдали бы жизнь за одну возможность посмотреть на живого рифового броненосца… В природной среде…

Григорий даже бровью не повел.

– Ну милый… Ну пойми же меня, – Афина уцепилась за рукав его комбинезона.

Только в эту минуту она заметила, что по гладко выбритым скулам ее мужа быстро катятся две слезинки. До этого она ни разу не видела его слез.

Вдруг Афине стало мучительно стыдно.

Это какой же жгучей, раскаляющей душу должна быть боль, чтобы взор Григория Болотова, спокойного, как удав, и рассудительного, как собрание сочинений Аристотеля, затуманился слезой. И эту боль причинил ему не какой-нибудь рифовый броненосец. А тварь куда более жестокая и эгоистичная, самка хомо сапиенса. Она, Афина Железнова.

– Гришенька, ты прав… Не знаю, что на меня нашло… Конечно, я не буду погружаться… Извини меня, пожалуйста, – покаянным шепотом сказала она и обвила его шею своими руками.

И хотя Григорий стоял истуканом, не произнося ни звука и не двигаясь, несмотря на то, что в его лице не дрогнул ни один мускул, Афина знала: он оттает. Пусть и не скоро, но он простит ее – это наверняка. Ведь она все поняла, и никогда больше, никогда…

Глава 11

Синие елочные игрушки

Май 2622 г.

Остров Среда, архипелаг Буровского

Планета Грозный, система Секунда

Ссора закончилась нежным примирением, и Афина, не стирая с алых губ улыбку, побрела на камбуз хлопотать по поводу обеда.

В отличие от своего любимого, трапезничавшего, так сказать, налетами, она привыкла завтракать, обедать и ужинать в строго определенное время.