Французская мелодия

– Прожив жизнь, Пелагея и Иван оказались не в состоянии воспринимать будущее друг без друга. Не знаю, как вы, а я им завидую. Не потому, что умерли в один год и, возможно, в один день. Завидую потому, что жизнями своими заложили фундамент собственной будущности. Настолько сильна была вера в родную кровь, что путь длинною в четыре столетия не только не ослабил жизненный потенциал, но и перерос в возможность одержать победу над вечностью и перерасти в преемственность поколений.

– Простите, – голос всё ещё пребывающего на лестнице Ильи заставил всех троих вздрогнуть, – что отрываю вас от столь серьёзных рассуждений, но мне кажется, что я нащупал ещё один рычаг.

Элизабет и Владимир Николаевич, как по команде, кинулись к камину.

К тому времени внутри того что-то заскрежетало. Левая часть начала отходить в сторону, образовав проём шириной не больше полуметра.

– Ну вот, молодые люди, – дождавшись, когда Илья покинет стремянку, профессор, приблизившись к открывшемуся пространству, заглянул внутрь, – перед вами дорога в прошлое. Можете войти. Однако, прежде чем сделаете это, помните – пролететь вихрем, не значит достичь цели. Создать своё, чтобы ваши правнуки когда-нибудь так же, как вы сегодня, колдовали над задачей предков, и есть познание жизни.

Богданов словно окаменел. Показывая француженке глазами на проход, он как бы говорил: «Ну, давай же, иди. Ты так долго об этом мечтала».

Элизабет, подойдя к камину, собралась было войти в образовавшийся проход, но в последний момент, раздумав, сделала шаг назад.

– Я боюсь.

– Боишься? – Илья, не понимая, чего именно боится француженка, отстранив ту, заглянул внутрь камина. – Там внутри никого нет.

– В том-то и дело, что нет. Я это чувствую.

– Столько лет было, и вдруг нет?

– Не знаю. Но мне почему-то кажется, что тайник пуст.

– Так! – подойдя к Элизабет, Владимир Николаевич, взяв за плечи, развернул к себе лицом. – В вас, уважаемая, живёт страх оказаться слабее, чем вы есть на самом деле. Вы сами его в себе вырастили. Теперь же, когда пришло время избавиться, страх этот цепляется за всё, что можно зацепиться. Сделайте шаг, войдите в тайник. Увидите то, о чём думали, о чём мечтали, и боязнь исчезнет сама собой.

Растерянность на лице француженки заставила профессора перевести взгляд на жену.

Екатерине Алексеевне ничего не оставалось, как развести в стороны руки.

– Если Лиза не в состоянии преодолеть страх, ей надо помочь. И сделать это должен Илья.

Заглянув внутрь камина, Богданов перекрестился. Он успел настроить себя на преодоление барьера между прошлым и настоящим, как вдруг раздавшийся за спиной возглас Элизабет, заставил замереть.

– Не надо. Я сама.

Не обращая внимания на недоумённый взгляд Богданова, француженка, дождавшись, когда тот отойдёт в сторону, вошла внутрь камина.

Владимир Николаевич, подойдя к жене, обнял ту за плечи.

– Наслаждайся, дорогая. Мы присутствуем при рождении мгновения вечности. Ещё минута, и взору нашему предстанет то, что когда-то дышало дымом Отечества, тем самым, что, по утверждению поэта, был столь сладок и приятен.

– Не предстанет, – чуть слышно проговорила Екатерина Алексеевна.

– Что значит не предстанет? – не понял Владимир Николаевич.

– То значит, что тайник пуст.

– Как это пуст?

– Очень просто. Кто-то забрал реликвии до того, как Элизабет было сообщено про завещание.

Владимир Николаевич попытался заглянуть жене в глаза.

– Знаешь или предполагаешь?

– Чувствую? – произнесла та, глядя в пустоту открывшегося перед взором пространства.

Владимир Николаевич собрался было привести десятки доводов по поводу того, что внутреннее состояние человека объясняется целым рядом причин, но, заглянув в глаза супруги, предпочёл не вдаваться в полемику, тем более что всё в скором времени должно было разрешится.

Прошло чуть больше двух минут. Элизабет всё ещё находилась внутри камина.

С одной стороны, данный факт радовал, с другой настораживал. Тишина, отсутствие возгласов восторга создавали ощущение нервозности.

– Может, стоит проверить? – не выдержал Илья.

– Подождём, – подал жест Владимир Николаевич.

Ждать пришлось недолго. На вышедшей из тайника Элизабет не было лица.

– Что? – не дожидаясь, когда француженка присядет на край дивана, воскликнул Илья.

– Ничего, – проговорила та и чуть ли ни ничком упала на диван.

– Воды! – вскрикнула Екатерина Алексеевна.

Подскочив, она приподняла голову Элизабет и несколько раз ударила ладонью по щекам.

Элизабет, отрыв глаза, устало улыбнулась: «В тайнике ничего нет».

Со стаканом воды в руке профессор входил в комнату, когда Элизабет рыдала навзрыд.

Екатерина Алексеевна, прижимая голову француженки, проводила рукой по волосам, приговаривая: «Ничего. Всё образуется. Найдутся твои реликвии. Никуда они не денутся».

Владимир Николаевич оглянулся. В комнате не было Ильи. Поняв, что тот решил убедиться в отсутствии содержимого тайника, профессор собрался было последовать его примеру. Передав стакан с водой жене, он даже успел включить принесённый с кухни фонарик, как вдруг из темноты проёма появилась сначала голова Богданова, затем он сам.

– Пусто, – произнёс Илья. – Были сокровища и сплыли. Кто-то побывал здесь до нас. И судя по тому, в каком состоянии находятся стеллажи, произошло это лет десять назад.

– Стеллажи? Какие стеллажи? – переспросил Владимир Николаевич.

– На которых расставляют коробки для хранения. Пыли на полках в сто слоёв, в местах же, где хранились вещи, намного меньше. Кроме того, можно различить следы.

– Так, – присев на край стула, многозначительно проговорил профессор. – Ночь восторга переходит в рассвет разочарования. Интересно знать, кто и когда смог открыть тайник.

– В 1985 году, – как бы, между прочим, произнесла Екатерина Алексеевна, повергнув всех в состояние недоумения.

У Элизабет слёзы высохли сами собой.

Владимир Николаевич, выпучив глаза, открыл рот. Не зная, что сказать, остался сидеть в кресле с видом полного отсутствия мыслей.