– А то, что тут порядка никогда не было и не будет, например! Мне нравится деньги не получать, а зарабатывать. Я могу и хочу зарабатывать гораздо больше, чем мне предлагают в этой стране. Да мне нравится хорошо жить! Понимаешь, майор, жить, а не существовать! В чем тут моя вина? Что имеешь ты в свои годы? Жалкую квартирку, на окраине города, где и развернуться – то невозможно! Ах да! Еще пару десятков грамот и благодарностей. И это заметь все!
– А, ты откуда знаешь как я живу? – выпалил Игорь, с остервенением. – Может у меня все мебелью итальянской обставлено!
– Видел я твою мебель…, когда у тебя в гостях был, – прохрипел Шаман, с сочувствием. – А ты я смотрю так и не признал меня?
– Мы, что встречались? – поморщившись от боли в спине, уточнил Игорь.
– Забыл стало быть старика беспризорного у магазина?
– Так это ты был? – криво улыбнувшись, спросил Захаров. – А я то думаю, что мне твоя физиономия знакомой показалась. Тебе идут обноски! Зря снял.
– Каждый свое благополучие кует сам! – прохрипел тот в ответ. – Кто-то кокарду носит во лбу, а кто-то не чурается аскетическим образом жизни.
– Ты свое благополучие делаешь на девочках малолетних, которые в сортире у Семы работают. Вот твоя, правда, жизни!
– Да, девочки у Семы работают, только это не моя проблема – это не я этих девочек подбирал. Поэтому тут и спрос не с меня.
Мне тоже в этой жизни не все нравится, но ее приходится принимать такой, какая она есть. Понимаешь, майор? Такие как я двигают науку! А, такие как ты, могут только запрещать, да не пущать, это мы уже проходили при коммунистическом режиме, когда основными действиями были деления и вычитания.
– Это, почему же ты нужен этой стране? – спросил Захаров поморщившись.
– Потому что, я избавляю в этой стране женщин от работы по 8-10 часов на производстве, за станком. Потом еще от нескольких часов от беготни по магазинам в поисках продуктов.
– Выходит через проституцию, женщина решает все свои проблемы, с твоей помощью, разумеется? – съязвил Игорь, покачав головой.
– Проституция – это гнусность, да майор? А это не проституция, когда подчиненный лижет задницу начальству? – сипел Шаман, подавшись вперед. – Разве не проституция, когда писатель или художник любыми способами стремится получить подачку за свой талант? Я тебя спрашиваю, это не проституция? Покажи-ка мне, где здесь проходит грань? Молчишь умник? А брак по расчету? Это же продажа тел в эксплуатацию. Чем отличается такая женщина от обычной куртизанки? Молчишь? да лишь тем, что продает свою плоть не так как наемная работница, а раз и навсегда в рабство.
Что скажешь? Молчишь, майор? Так, что нельзя говорить, что это белое, а это черное, между ними еще куча оттенков. А то, что я отступал от общепринятых норм…, так ведь и ты майор в своей работе частенько грешил этим… А?
– Я никогда не наживался на других, в отличие от тебя и всегда стремился для этой страны принести пользу.
– И что ты имеешь за это на сегодняшний день? Если мои орлы тебя не пристукнут, то это сделает Крапивин, например. Которому сейчас позарез нужен стрелочник.
– Ты, что-то хочешь предложить?
– Я тебе могу предложить сотрудничество майор, кстати обоюдовыгодное, – с жаром захрипел Назаров.
– И, что же от меня нужно?
– То, что не принадлежит тебе отдать! То, что ты забрал у Валета в доме! Меня не интересует наличность…, меня интересуют акции предприятий.
– Где мои жена и дочь? – выдавил Захаров. С трудом глотая тягучую слюну.
– Хорошо…, как только я получу имущество покойного Валета, я помогу тебе найти их, – проговорил тот. Направляясь твердой походкой к выходу.
– Ты хочешь сказать, что не причастен к их исчезновению? – тихо уточнил Игорь. Глядя из-под лобья на его сутулую спину.
Шаман остановился, медленно повернулся к пленнику и тихо просипел:
– Зачем они мне?
– Какие у меня гарантии?
– Мое слово, майор, – тихо ответил Шаман, подходя к Захарову.
– Маловато, – отозвался Игорь, с сожалением.
– Так у тебя и вариантов маловато, согласись.
– Что будет с Ситниковой? Ее нужно лечить.
– Для начала ее не надо было пугать до смерти у Валета. При ней ему кишки выпускать. Я не собираюсь бросать ее, мы еще проведем с ней несколько душеспасительных бесед, и все будет нормально.
– Значит ты знаешь, из-за чего родных для меня людей, нет со мной рядом?
– Все узнаешь попозже, не торопись. Нам с тобой еще многое обсудить надо будет. Ну, ладно, ты здесь, отдыхай, о высших материях подумай. Время у тебя есть, а я пойду делами займусь. Уезжаю я Игорь Владимирович. И запомни майор, веди себя прилично, проигрывать тоже надо уметь, а выкинешь какой-нибудь фокус, тебя просто пристрелят. Ты меня понял?
– Мне в туалет надо, – пробормотал Игорь.
– Ничего, потерпишь, – холодно отрезал Назаров. – Сема! Сегодня кроме клиники, он никуда не ездил?
– Да, нет вроде, Митрич говорит, что нет.
– Чего мне твой Митрич? Я тебя спрашиваю, – прошипел Шаман. Выходя на улицу.
– Нет, никуда.
– Ну и хорошо, поставь человека к нему. Да проинструктируй, чтобы не разговаривал, да близко не подходил. Все понял? Головой за него отвечаешь!
– Да, да, конечно, – закивал тот.
– А, то у него в «кукушке» мыслишки «левые» бродят.
– Все будет как надо, – суетился Сема, угодливо поддакивая.
– И смотри, чтобы его не прибили тут. А то икру выпущу через глаза.
– Все, все, сделаем как надо, можете не сомневаться! – частил директор трактира.
Оставшись один, Игорь стал просчитывать сложившуюся ситуацию, мучительно думая о том, что можно предпринять.
Прошло несколько часов в мучительных раздумьях, прежде чем до него донеслись звуки одиночных выстрелов.
– Что это? – встрепенувшись, испуганно пробормотал, один из охранников в соседней комнате.
– Да, хрен его знает, идем глянем, – отозвался второй, бряцая оружием.
– Гляди, это же ОМОН! – злобно прорычал первый.