
В поисках Вина и Хлеба
«Не ссы, никуда не денется, пошляется и вернется», – отрезал знаток человечьих… – пардон! – солдатских душ – капитан Топорков. И позвонил в караулку, велев гнать пьяного Гаврюшку в три шеи.
А дальше было так.
Наш залётчик в караулку не пошел. Пошел прямо на пост. Там в карауле стоял молодой боец, для которого, по определению, дедушка Советской армии – реальная власть, воплощенная в дедовом кулаке, помноженная на непререкаемый авторитет.
«Спички есть?» – поинтересовался Гаврюшка у часового. «Не-а…» – помотал башкой воин вместо уставного «стой! кто идет!».
«А ты в карманах шинели посмотри», – осторожно приближаясь, посоветовал Гаврюшка.
Просьба была естественной, ибо шинель была караульная, передавалась от часового часовому, и в ее карманах могло быть все что угодно: от спичек и патронов до гранаты в презервативе. Часовой добросовестно полез в карманы, Гаврюшка легонько тюкнул его между ног, снял с плеча загрустившего часового автомат и пошел к выходу из автопарка.
Сообразив, что происходит что-то непоправимое, часовой, превозмогая боль, заковылял за похитителем. «Серег! Ты чё! Серег, отдай!» – чуть не плача, причитал пострадавший. Гаврюшка резко развернулся и выпустил над головой часового несколько пуль. Тот беззвучно нырнул под ближайшую машину.
Вот тут-то и была скомандована та самая тревога, которой не заказывали. Тут-то мы, полусонные и построились в шеренгу напротив окон, залитые светом всех осветительных конструкций. Не собирался Гаврюшка стрелять по своим, а вообще-то – мишень шикарная: полбатальона положить можно. Но Гаврюшка вышел за КПП и задумался.
Пока размышлял он над судьбой своей скорбной, скрипнула дверь и в проеме появилась причина Гаврюшкиных страданий в лице дежурного по части. «А-а-а! Тебя-то мне и надо!» – обрадовался уссурийский рэмбо тамбовского разлива и выпустил над головой нашего капитана полрожка. Тогда-то присыпанный побелкой капитан Топорков рванул на короткую дистанцию, убив все мировые рекорды, ворвался в казарму и, вырубая в прыжке свет, настоятельно посоветовал всем прилечь на пол.
А Гаврюшка печально остался стоять у КПП. Мысленно начал загибать пальцы: то, что выпил на дежурстве – это уже такая чешуя по сравнению с остальным, что можно и не считать, нападение на часового – вот это уже серьезно, завладение оружием – очень серьезно, стрельба в строну часового – пойдет за покушение – совсем серьезно, стрельба в сторону целого дежурного по части – совсем задница. Итого… Напрасно старушка ждет сына домой.
Хмель, причина всех причин, прошел уже давно, злость от разбитого носа – тоже… Уходить в бега? Без толку. Возвращаться в часть – позорно. Тут еще обезавтомаченный часовой приперся и ну гундосить: «Серег! А Серег! Отдай автомат, а?».
Гаврюшка развернул ствол на себя: «Стой! Застрелюсь на хер!». А у часового точно крыша поехала. Идет, лапки свои цыплячьи растопырив: «Серег! Отдай автомат…».
Ба-бах!
Гаврюшкин китель потом чуть не сутки в дежурке валялся. Мы смотреть ходили. Как в Эрмитаж. Одна пуля вошла в грудь – вышла под лопаткой: кусок вырвала с кулак. Вторая пуля бицепс пробила: как вошла, так и вышла.
Хорошая вещь автомат Калашникова. Серьезная.
Не успели Гаврюху до госпиталя довезти – в себя пришел. Курить попросил. «Какой тебе курить? Лёгкое пробито! Лежи молча!», – посоветовал фельдшер (уже не Байрам).
Чем дело кончилось – узнали мы уже на гражданке, через братков, что остались дослуживать свои полгода.
Отстояли Гаврюху, отмазали. Солдатская круговая порука – вещь для офицеров вредная. Видит дознаватель, что брешут все, как один, а сделать ничего не может. Приходит в палату. «Ну, что, воин? Садиться будем. И надолго». – «Не-не, спасибо, я полежу…» – «Чё – веселый? Щас я тебе статьи перечислю, еще веселей будешь!» – «А я один не сяду. Я выпил? Выпил. Виноват. Зачем нос разбивать? Свидетели есть. Капитан за мной пойдет, по неуставным отношениям. Нового комбата – на фиг, замполита – на фиг, начальника штаба – на фиг». – «Чё, грамотный? Да?»
Дознаватель матюгнулся и вышел.
Через два месяца госпиталей Гаврюшку комиссовали.
Поехал домой.
Не один поехал.
Жениться успел.
На медсестре из госпиталя…
Тамбовский волк.
Интер-национализм
У нас в батальоне в основном служили славяне, татары, башкиры, дагестанцы, городские грузины и армяне, немножко казахов, азербайджанцев, парочка прибалтов да и всё, пожалуй…
К нам старались брать людей мало-мальски образованных, потому что служба была связана и с электроникой, а тут все-таки нужны не только руки, но и мозги.
И, конечно, нам было интересно в первую очередь, чем мы отличаемся друг от друга. «А как у вас делается то-то и то-то?» – «У нас так. А у вас?»
Серьёзных раздоров на национальной почве не было. Может, потому что не было крупных земляцких общин, хотя, конечно, надо отметить, что все кавказцы и азиаты склонны сбиваться в группировки по национальному признаку и, в отличие от русских, своих в обиду не дают…
Бывали и комичные случаи.
Нодару, сержанту и по совместительству «директору» каптерки нашей роты, на двадцатилетие пришла посылка из дома. Из Тбилиси. Среди прочего праздничного и поздравительного – книга А. Дюма «Двадцать лет спустя». Класс! Одна из моих любимых книг, перечитанных неоднократно…
Через несколько дней говорю: «Нодар, братан, дай Дюма в караул почитать». А надо сказать, что кроме Устава и «Красной звезды» в караулке читать нечего. Нодар хитро так посмотрел на меня, но за книгой сходил: «На, дорогой. Читай».
«Ну, – думаю, – что-то тут не то…»
Неужели книжка на грузинском? Да нет… Всё, как обычно. Классическое издание…
В караулке я понял смысл коварной улыбки Нодара.
К этому времени мы отслужили уже почти по полтора года. Буквы еще помнили, но как ими пользоваться – уже смутно. И вот я после полуночного глотка «чайной жизни» уселся за книгу, которую еще со времен школьного детства помнил почти наизусть.
Пробегаю глазами по строчкам и ловлю себя на мысли, что не понимаю смысл. Каждое отдельное слово – понимаю. Словосочетания – тоже вроде бы затруднений не вызывают, но чтобы понять предложение, состоящее из этих «лингвистических единиц», приходится перечитывать его снова и снова. Что ж такое…
Когда одолел страницы полторы, голова моя, изумленная столь непривычным и изощренным насилием, решила положить конец безобразию и заявила о себе болью. Головной саботаж был настолько силен, что я решил временно приостановить свои отношения с произведением господина Дюма.

Когда через сутки возвращал книгу Нодару, он, всё так же хитро глядючи, поинтересовался: «Ну что? Почитал?».
«Ага, – говорю, – почитал».
По интонации Нодар догадался о результате моей борьбы с буквами и утешающе обронил: «Да ладно… Такая же фигня…».
Такая вот интернациональная проблема… Но вернемся ближе к теме.
Набрали как-то (видимо, из-за дефицита «расходного материала») в батальон азиатов: таджиков, киргизов да узбеков…
Через пару дней после прибытия они смотрят вокруг безумно-восхищенными глазами и восторженно изрекают: «Эт-тэ… Какой туты киныпля…» «Ну, – говорим, – конопля. И что?» «Э-э-э! – отвечают, – курыт можно, э!» «Зачем? Курева-то хватает!» «И-и-и, зачем курьва, э, киныпля-а-а-а…» «Да нафига вам конопля, сигарет в чипке завались!», – отвечаем, будучи непосвященными в тайны Востока. «И-й-ых… – выдыхают они разочарованно, что не нашли единомышленников, – рюськи чурка, а…» Это было сказано с таким неподдельным чувством печали, что мы расхохотались и только поэтому за «рюськи чурка» никто из них не наполучал по мордасам.

А конопля, действительно, там была чуть не с человеческий рост. И, как говорили знатоки – забористая…
Замполит однажды на выезде насобирал целый букет. «Чёй-то вы, та-ащ мъёр?», – поинтересовался водила, с которым замполит ехал с полигона. «А вот всех построю и объявлю, что если хоть одна сволочь будет собирать эту траву – посажу!», – гордо изрек замполит, чувствуя приближающееся исполнение долга. Приехали в часть. Понятно, что выходя из кабины вслед за водителем, замполит забыл про свой веник. Пройдя шагов пятнадцать, опомнился, метнулся к машине… Ищи-свищи! Ох, матерился замполит на потеху всему батальону…
Однажды наткнулся он на целый ящик уже насушенной конопли в автопарке. Кто-то к зиме готовился. Обрадовался. «Сжечь!» Вызвал дневальных, отдал приказ. Надзирающим поставил сержанта. Сожгли. Через полчаса пришлось менять дневальных вместе с сержантом: надышались дымка, пробило на хи-хи, идут неровно и хихикают характерным образом… Производственная травма. Ага. Что называется – пострадали при исполнении служебного…
На этом тему конопли и борьбы с ее естественным преступным произрастанием на территории Краснознаменного дальневосточного военного округа закончим. И вернемся к национальному вопросу…
Сидим как-то в караулке. Философствуем. Неожиданно всплыла тема мирного сосуществования союзных республик, и кто без кого прожить сможет. Уж не знаю, чем такая тема была навеяна…
«А что, Россия без Грузии проживет?» – «Проживет». – «А Грузия без России?» – «А хрен ее знает…» – «А прибалты?» – «Ну, эти-то, может быть…» – «А мы без них?» – «А на хрена они нам?» – «Слушай, а Армения – проживет?» – «Вряд ли… А вот мы без них – легко!» – «А Казахстан?» – «Этот – проживет. Целину мы им подняли, чего еще надо?..»
Никому тогда и в голову прийти не могло, что через три года советская империя разлетится, как карточный домик… И что еще через три года я встречу на кухне рабочего общежития старого армянина, который приехал погостить к дочери в Питер. Было ощущение, что старик почти трое суток не выходил из кухни: как ни зайду чайник поставить или кастрюлю – он сидит в углу, курит «Беломор», смотрит на огонь плиты и молчит. Лишь орденскими планками посверкивает.
На третьи сутки разговорились. «Э-э… Слушь, трэтий дэнь сматрю: цэлий сутки есть газ, целий сутки есть свэт, а? Так жит можна, да?» Его зять переехал с семьей в Питер, потому что в Ереване на его зарплату инженера можно было купить шесть буханок хлеба. А здесь он устроился к землякам шофером: товары по торговым точкам развозить.
«Жит можна, да?..»
Где-то теперь наши сослуживцы – дагестанцы, осетины, азербайджанцы, армяне, грузины?.. На чьей стороне были в годы ельцинской смуты? Живы ли?..
Вредные излишества
Наркотики и армия – две вещи несовместные… Да?
Кто это вам сказал такую глупость? Жизнь опровергает эту нелепую сентенцию…
Про конопляные перипетии я уже упоминал.
Перейдем, как водится, к более тяжелой теме…
В теории, конечно. Не дай вам бог практики в этом вопросе…
Теперь другая история. Были у нас на вооружении индивидуальные аптечки на случай войны. Из расчета: одна аптечка на одного бойца. Говорят, были. Сам не видел, врать не буду. И входили в этот медицинский боекомплект шприц-тюбики с «одурином». По одной штуке на одну аптечку. Для обезболивания в случае военной травмы.
А чтобы несознательным элементам было не с руки тянуть свои хищнические щупальца к социалистической военной собственности, собственность эта была изолирована и заключена в сейф. Под замок. Ключ – в яйце, яйцо – в утке, утка – в зайце… Ну, где-то так. В смысле: сейф – в дежурке, ключ – у дежурного офицера на связке, на замке – печать сургучная, у всех желающих – морда скучная.
Впрочем, никто про этих желающих и ни сном, ни духом, как говорится, пока не грянула очередная проверка.
Вскрыли сейф в присутствии высокой комиссии и… «О! Дайте мне парабеллум!» – должен был закричать тот дежурный офицер, на чью долю выпала честь вскрытия сейфа. Парабеллума не было. Криков – тоже. Была тишина. Гробовая. Ибо сейф был пуст. Нет, ну куда делась трехлитровая банка медицинского спирту – никого уже особо-то и не интересовало. На фоне пропажи почти трех сотен шприц-тюбиков…
И откуда?!! Из сейфа! В дежурке! Где постоянно находится либо дежурный офицер, либо сержант его заменяющий! Из-под печати!
Комбат – в шоке. Начальник штаба – в трауре. Замполит – в запое. Батальон – в экстазе. От морального удовлетворения…
Примчались особисты. Построили весь личный состав, кроме караула. Особисты притащили ищейку. Вислоухий щенок на толстых лапах вполуприпрыжку начал свой обход с обнюхом. Фамилию каждого, кого облаивало это несчастное животное, другое не менее несчастное существо (временно вышедший из запоя замполит) заносило в блокнот.
Обнюх закончен. Но животина (которая щенок) рвет поводок в сторону казармы. Особисты, чуть не хватаясь за кобуру, бросаются за псом. Тут на крыльцо выходит комбат, проветрить свое лицо. Щенок тявкает и на него.
«Ты что, с-с-сука, посадить меня хочешь?» – ревёт Григорич, непонятно к кому обращаясь: к щенку неразумному или к замполиту, который замешкался – то ли вносить комбата в список облаянных по подозрению, то ли – нет…
Но щенок тянет внутрь. Думать некогда. «Поисковая» команда грохочет сапогами за псом. На второй этаж. В штаб батальона… Час от часу не легче…

Наша «суперсекретная» техника
К посту №1… Кстати, я не говорил, что у нас в батальоне не было поста №1? Вернее, тумбочка с футляром для знамени была. Знамени не было. Не знаю, почему. Отстаньте. Сейчас не об этом. А раз не было знамени, то не было и собственно самого поста. Ну не футляр же охранять плексигласовый…
Тем не менее, ищейка тянула к этому самому футляру. С торжествующей мордой на лице начальник штаба запустил руку в нишу между футляром и стеной… И… И… И вытащил противогазную сумку с чем-то шуршащим. Щенок зашелся радостным лаем.
Начальник штаба медленно перевернул сумку вверх дном… И на пол высыпалось засохшее дерьмо. Натуральное. Человечье. Ну, или, может быть, в крайнем случае, солдатское. Кое-кто из бойцов секретной части вспомнил потом, как пару месяцев назад стояла по всему штабу вонь жуткая, происхождения неустановленного. Вот, значит, где был источник… Короче, не получил щенок сахару кусок. А комбат, замполит, начальник штаба, начмед – не получили облегчения.
На следующий день прибыл начхим округа. О его фантастической тупости, соединенной с фанатичным занудством профессионального бюрократа ходили легенды. Кличка у начхима была «почемучка». Из-за его любимой фразы: «Я не спрашиваю: зачем, я говорю: по-че-му-у-у-у-у-у-у-у?!!!». И не дай тебе злой рок оказаться у него на пути. Започемучкает до полусмерти.
Начались повальные обыски каптерок. С потрошением подвернувшихся под руку дембельских дипломатов. С раздиранием дембельских альбомов и с распусканием на клочки разного рода неуставных фотографий. Целью данного «лже-священнодейства» было создание ви-бур-де. То бишь ви-димости бур-ной де-ятельности. Надо же ж отчитаться: досмотрено столько-то, обнаружено столько-то, расстреляно столько-то. Правда, отчитаться могли только по первому пункту. Насчет «досмотрено».
«Вы чо, реально думаете, что те, кто умудрился из-под охраняемого замка столько дури дернуть – будут ее в части хранить?» – безадресно буркнул я, оскорбленный порванным дембельским альбомом.
«Молчи!!! – делая страшные глаза, прошипел замполит. – Только молчи!!!»
Я пожал плечами и сплюнул на клочки фотографий. Нет, восстановить альбом не сложно, благо дело – негативы целы. У этих дебилов мозгов на такие тонкости не хватало никогда… Просто опять возиться, почти вслепую печатая фотки, без красного фонаря, без красного стеклышка на фотоувеличителе… Нудно. Но что поделаешь… Армия, однако.
Не нашли шприц-тюбики. Не нашли… Как, впрочем, и автомат, который пропал во время очередной учебной тревоги во время весенней проверки. Но это, как говорят познеры всех времен и народов, уже совсем другая история…
Совсем другая история
С праздником вас, читатели!
Немедленно наливайте и ставьте на плиту!
Как это – что?
Чайник с водой, что же еще!
Почему? С какой такой пьяной радости?
А потому, что 15 декабря отмечается Международный день чая (англ. International Tea Day). Почему сегодня, если до 15 декабря как до Пекина Камасутрой? А кто праздничку рад… Тот заранее воду кипятит.
И вообще чай в России – больше чем чай. Впрочем, в России многое больше, чем то же самое в других странах.
Что же касается реалий российско-чайных…
Для обороноспособности страны чай играет исключительную роль, в армии чай – это особая страница…
Взять, к примеру, караул, о котором я уже рассказывал. Напомню, что по уставу положено «тащить службу» следующим образом: два часа на посту в качестве часового, затем два часа в караульном помещении в качестве караульного бодрствующей смены, потом два часа в качестве караульного отдыхающей смены (то бишь санкционирован как бы двухчасовой перерыв на сон). А потом на пост. В качестве часового. Со слипшимися спросонья глазами. С диким желанием «послать всю вселенную на…».
И, порой, в нашем славном КДВО это желание побеждало остатки здравого смысла, и боец зашхеривался куда-нибудь, чтобы покимарить часик, а там видно будет…
А видно потом бывало разное. То кореша подшутят, притырив автомат, то дежурный офицер развлечется, стуканув по инстанции о нарушении в карауле, но это всё пустяки пустяшные… Бывало и похуже: дадут по жбану местные урки, которых в Приморье, как икры в горбуше на нересте и уволокут автомат. А бойцу грусть и трибунал впридачу за утрату и прочая…
Если, конечно, боец на свою беду в живых останется.
Одним словом, когда стали мы в караул ходить, быстро поняли, что спать вредно. И на посту, и в караулке. И по уставу, и вовсе насупротив. Благо дело, служба наша проходила еще в начале перестройки, и чай грузинский в продаже был в неограниченных количествах. Потому, уходя в караул, мы брали с собой помимо курева стограммовую пачку чая (именуемую «большим квадратом»).
А дальше проходил ритуал. Чайная церемония. Китайцы плачут от зависти, размазывая слезы по узкоглазым щекам. Чугрилом кипятилась вода в солдатской кружке, затем в кипяток всыпалось содержимое пачки, и средство от сна – готово. На всю ночь ты свободен от тяги к койке (топчану, подушке и прочим провокационным пакостям природы).
Получившийся напиток потягивается под хорошую беседу, кружка идет по кругу. Но главное – не переборщить с дозой… А то возможны забавные случаи.
Пошел как-то с нами в наряд начальником караула сержант по кличке Немо. А надо сказать, что была у него нехорошая (можно даже сказать – пагубная) привычка: он всегда доводил начатое до конца. Что касалось еды. Или питья. Попросит пить, дадут стакан – выпьет стакан, дадут флягу – выпьет флягу. Однажды наивная местная крестьянка дала сержантику молочка. В трехлитровой банке. Нет, банку-то он, понятное дело вернул. Выпив все три литра…
Так вот, пошел он с нами в караул. Пока то да сё, пока меняли посты, сдавали-принимали караул, запарили мы чайку, да и поставили чуток настояться да малость охладиться. Не пить же кипяток, право слово…
А Немо наш ходит, как свежепостиранная портянка, вот-вот башкой стену проломит. Засыпает на ходу страшным засыпом. А ему еще на пост бойца вести. Потому как начальник караула до кучи еще и разводящий. Ладно, пожалели мы его. «Слышь, Немо, иди, хапни, там на тумбочке кружка…»
Ну забыли мы напрочь про его особенность… Ушел Немо бойца менять. И с концами. Полчаса нет… Минут сорок нет…
Решили мы без него за нашу церемонию китайскую садиться. Сели. Шасть по столу… Кружка пустая какая-то немытая есть… Кружка с нифелями есть… А кружки с напитком волшебным, сон изгоняющим – нету!
Что за наваждение… Да ну… Да не может быть… До нас медленно начинает доходить смысл происходящего. Весь трагикомизм ситуации.
Трагедия в том, что другого квадрата у нас уже нет и придется поднимать вторяки (заливать кипятком нифеля). А это уже форменное безобразие, потому как эффект от результатов этой процедуры уже не тот.
А комизм… Мы как представили, что сейчас испытывает бедный Немо… Что ж, как говорится, поделом.

Часа через полтора появляется в караулке тень отца Гамлета, в которой мы с трудом узнаем нашего сержанта. Румяный, как три рубля и стремительный, как вареная улитка, Немо со стонами падает на топчан.
«Собака бешеная! Ты чего ж весь караул засамолетил-то, а?» – участливо спрашиваем жертву недетского аппетита.
«Гады… Хоть бы кто предупредил…» – простонал Немо.
Выяснилось, что он ни разу еще в жизни не чифирил, а потому понятия не имел о технике безопасности: доза больше двух глотков приводит организм в удивление. И вместо ожидаемой бодрости и всплеска хорошего настроения ты имеешь дикую тошноту и мысль: «Всё!!! Чтоб я еще раз!!! Никогда в жизни!!! Ненавижу!!!». Тем не менее, объем глотка уставами не регламентируется, и каждый опытным путем приходит к выводу о собственной, индивидуальной порции чифиря.
Что пережил Немо я не хочу представлять даже на секунду. Но он уже до дембеля при слове «чифирь» вздрагивал и нервно закуривал. И чай не пил даже в солдатской столовой. Где пачка чая уходила для приготовления одноименной светло-желтой жидкости на два батальона…
Надо сказать, что «под чаёк» суточный наряд проходил спокойно, без залетов и без провокационного желания вздремнуть. Сменившись через сутки, после отбоя мы с трудом засыпали: хотя весь организм уже был готов придавить храпуна, но глаза категорически отказывались закрываться.
Не знаю почему, но наши офицеры при виде кружки с нифелями впадали в какое-то непонятное нам благородное негодование. Наверное, если бы они увидели на столе в караулке початую бутылку водки, забитый косяк и кружку со свеженьким чифирём, то, скорее всего, заорали бы: «Опять чифирите, сволочи!!!». И проигнорировав всё остальное, господа офицеры потащили бы выплескивать ни в чем не повинный чай в шамбу.
Предубеждение, однако. Считается, что чифирь – сугубо тюремный напиток, а значит, неуставная гадость, советского солдата недостойная.
Может быть, конечно, чифирь и тюремный напиток… В армии, кстати, очень много от тюрьмы. И в быту, и в психологии, и в жаргоне. Да и сама поддерживаемая офицерами дедовщина – тоже привет от зоны. Но лучшего средства для борьбы со сном, чем чифирь, я не встречал.
Кстати, на гражданке – такая же картина по отношению к крепленому чаю.
Мои друзья, обошедшиеся без армейской школы жизни, дегустировать подозрительный напиток отказались и на закрытом совете решили адаптировать меня к гражданской жизни. Путем заместительной терапии. Вытеснить из моей жизни чай, заменив его на кофе.
Нет, кофе в те годы в Питере готовить умели. Ничего не скажу. Особенно в «Сайгоне», что на Невском.
Но чай это чай, а кофе это кофе. Чайная церемония предполагает беседу, неторопливый разговор друзей, единение вокруг кружки, передаваемой из рук в руки…
А кофе… Кофе можно и в одиночку трескать сколько угодно. Равно как водку или коньяк… Нет, если, конечно, вы без предрассудков…
Короче, чифирь ушел из моей жизни вместе с армейской службой. А кофе…
Кстати, никто не знает, когда Международный день кофе?
Пот и порох
Командировка.
О, это сладкое слово…
Великая вещь!
Даже в гражданской жизни. Не говоря уж о жизни армейской… Возможность вырваться из серого колеса повседневности. Пусть даже и без отдыха в традиционном понимании командировки гражданской, но всё же…
Нас тогда забросили на артсклады. Ничего особенного: в качестве «живой силы». Точнее – рабочей скотинки. Погрузка-разгрузка-штабелирование.
Задача: ящики со снарядами с улицы доставить в боксы.
Техника безопасности на высоте. На армейской высоте. То есть никакая. На КПП всех досматривают с тщательностью самобытных пинкертонов. Дабы никто не пронес на территорию артскладов спички и табак. Ну да. Потому как – не положено, ибо во избежание.
Пару дней промучились с этим «не положено», потом увидели, как неподалеку трудятся среднеазиатские бойцы из «мазуты» (танкисты, значит) и в перерывах курят, сидя на ящиках со снарядами, и поняли, что поскольку воронка (если что) будет одна на всех, то и нам, значит, терзаться никотиновым голоданием не имеет смысла. Стали преодолевать КПП, оставляя курево и спички в «запасках» грузовиков, на которых и приезжали каждое утро на «трудовой фронт».
Конечно, не наглели и курили по очереди, прячась за боксами. Ротный наш – товарищ был лютый, мог башку вместе с сигаретой оторвать. Тогда не то что курить, есть нечем будет. А это уж совсем ни в какие ворота…