– Ты думаешь, это правильно?
– Спроси у Гуру.
Они снова встретились с Гуру, и Целитель послал мальчика с письмом учить целебные травы и растения.
– Сейчас тебе четырнадцать лет, – сказал он. – В шестнадцать ты должен знать основы лекарственных растений, чтобы мы могли продолжать твое обучение в нашем монастыре.
Когда мальчик спросил его о том, почему так бедно живут посвященные йоги, Гуру слегка улыбнулся, помолчал, а потом достал с полки в своем кабинете небольшую книжку, дневник просветленного, и дал ее мальчику.
– Я знаю, что у тебя будет очень мало времени. За два года ты должен пройти материал, который обычно учат пять-шесть лет минимум. Но если ты действительно хочешь стать одним из лучших врачей нашего времени, то у тебя нет другого пути, как быстрее всех идти вверх по горным тропам знания. И ты должен, чтобы правильней использовать свои силы, найти время для духовного самосовершенствования.
Началась жизнь у травников. Некоторые растения надо было собирать до восхода солнца, а другие – после заката. Сроки сбора каждого типа растений надо было запомнить, как и приметы их созревания. Работа в саду, на огороде, сборы растений и шесть-семь часов занятий каждый день почти не оставляли времени ни для сна, ни для йоги. Но из книжки, которую дал Гуру, из нескольких реплик, которые он бросил во время последней встречи, и из своего опыта общения с учителями йоги, мальчик понял, что он не может пройти этот тяжелый путь без минимума ежедневных упражнений для тела и души.
Каждое утро, перед тем как отправиться в горы за цветами или мумие, он успевал десять-пятнадцать минут позаниматься упражнениями. Когда роса высыхала на цветах и заканчивался утренний сбор, он садился на несколько минут в медитацию, а затем спешил в трапезную и на садовые работы. И вечером, как бы он ни уставал, он так же находил время для упражнений и медитации.
Два с половиной года пролетели как один день, и однажды утром настоятель позвал к себе юношу и сказал ему:
– Ты заслужил грамоту, которую мы даем людям, прошедшим курс обучения лечению в нашем монастыре, и которая дает право заниматься лечением людей независимо от их касты и положения. Я рад дать тебе также письмо для твоего Гуру и сообщить тебе, что я договорился с владельцем каравана, который следует в нужном для тебя направлении, что он возьмет тебя, твои вещи, твоего Ламу. И наконец, последнее: я рад подарить тебе эту книгу с прописями лекарств и описаниями болезней, при которых их принимают. Ты видишь, эта книга заполнена только наполовину и даже меньше. Мы надеемся, что ты дополнишь ее записями из твоего опыта и твоих наблюдений и тем самым пополнишь сокровищницу знаний нашей школы. По традиции, дневники наших учеников с такими рецептами после их заполнения учениками или после их ухода возвращаются в школу их близкими. Прощай, сын мой. Пусть будут чистыми твои помыслы, ясным – разум, горячим – сердце. Тебе, как и всем нам, не избежать ошибок. И пусть твоя гордыня не помешает тебе отразить самые важные для других ошибки в твоих записях. Еще раз прощай и будь счастлив и удачлив.
– Дорогой Учитель, я очень признателен вам за науку, за добрые пожелания, за ваше доброе сердце и теплое отношение во все время пребывания в школе. Могу ли я задать вам один вопрос?
– Да, конечно.
– Куда поехали шестеро ваших бывших учеников с чемоданами инструментов?
– Эти ученики после нашего монастыря обучались искусству хирурга в английском госпитале в Лахоре. Сейчас они поехали вместе с нашими травами и благословениями, а также с их инструментами в Кашмир, где снова вспыхнули беспорядки.
– Почему они заезжали в монастырь и встречались с тобой?
– Потому что я послал их учиться. Мы заплатили за их обучение и хотим, чтобы они совершенствовались в своем искусстве. А лучший способ совершенствоваться в лечении – это само лечение.
– О, Учитель, почему ты меня не послал туда же?
– Только твой Гуру может послать тебя под пули. Но я сомневаюсь, что он пошлет тебя, прежде чем ты окончишь школу военно-полевой хирургии англичан и достигнешь семнадцати с половиной лет. Я не могу рисковать тобою. До свидания.
Настоятель повернулся, вышел из приемной и закрыл за собой дверь. Видно было, что он взволнован расставанием.
Через двенадцать дней пути Лама и сын раджи снова встретились с Гуру. Он внимательно просмотрел письмо и бумаги будущего целителя и сказал:
– Завтра утром отправляйся в школу военно-полевой хирургии. Приедешь обратно с дипломом или можешь прямо ехать в пехотную бригаду сипаев в Кашмир, начальник госпиталя знает меня, и я ему напишу о тебе.
– Гуру, ты ничего не хочешь мне сказать, ни о чем спросить?
– Видишь, тебе еще не хватает выдержки, хладнокровия и наблюдательности для того, чтобы быть настоящим целителем. Ты не прошел экзамена, но я уверен, пройдешь его в будущем. Чтобы твои хорошие задатки не заглушили сорняки самодовольства и честолюбия, ты должен каждый день пропалывать грядки, и помочь тебе в этом должен я, твой старый наставник Лама и все то, что ты встречаешь и преодолеваешь на своем пути. До свидания, мой взрослый малыш.
Через год с небольшим, не заезжая к Гуру, вместе с маршевым батальоном пехотной бригады, трясясь на повозке с инструментом и перевязочным материалом или в седле, Раджуб прибыл в расположение госпиталя. Он много раз уже присутствовал во время операций и перевязок при обучении, но там, в помещениях, отделяющих друг от друга разных больных и врачей, в комнатах, оборудованных так или иначе для операций, все это выглядело не так страшно, как операции в брезентовых палатках или под открытым небом здесь в полевом госпитале.
Раненые и пострадавшие во время погромов женщины, мужчины, солдаты прибывали каждый день с гор и из долин, измученные дальней дорогой и большой потерей крови, стонущие, плачущие, сжимающие от злости зубы. Дни сливались в непрерывный кошмар крови, боли и стонов. Только в редкие минуты отдыха Раджуб успевал сделать несколько упражнений для релаксации или посидеть в медитации. Но даже на фоне этого кошмара нестерпимо болезненным пятном лежали на столе Раджупа израненные, изрезанные или обожженные дети. Шесть месяцев длились на этот раз религиозные столкновения, шесть месяцев горели дома и посевы, страдали люди и животные. Через шесть месяцев части регулярной армии оккупировали Кашмир, расстреляли несколько десятков руководителей исламистских группировок и погасили на время тлеющий конфликт. Легко раненный Раджуб получил отпускное свидетельство и отправился к Гуру.
Через несколько дней он достиг монастыря и вечером вошел в помещение, которое занимал Учитель. Тот встал, подал гостю кружку с рисом и пиалу с чаем, жестом пригласил его к столу и сел перед очагом в медитацию. Через пять-семь минут, закусивши и попивши чаю, Раджуб, ни слова ни говоря, опустился перед тем же огнем, но по другую сторону стола. Через полтора часа Гуру встал, хлопнул в ладоши и, жестами показывая дорогу, проводил Раджуба в комнату для отдыха. Утром на восходе солнца, после того как Раджуб закончил разминку, побыл в медитации и перед трапезой подошел к источнику с замечательной чистой водой, Гуру сказал ему:
– Ты обрел некоторое терпение на своем пути. В ближайшие дни мы посмотрим, какие еще богатства ты подготовил для дальней дороги.
Вечером Гуру предложил Раджубу сопровождать его и участвовать в приеме придворных и членов семьи его отца. Первыми на прием пришли подруги и служанки его сестер, и Раджуб принял участие в осмотре и оказании помощи молодым женщинам и девушкам, которые пострадали во время озорных игр, сопровождающих весенние праздники. Сразу после этих девушек на прием пришли двое садовников, руки которых не гнулись от старости и перенесенных болезней, и несколько старух, ослепших от вязания шерстяных накидок. Прием длился больше шести часов. Раджуп перевязывал, вскрывал нарывы, раздавал отвары и травы для них, выслушивал жалобы. К ночи они отправились домой. Гуру, который во время приема произносил только самое необходимое, хлопнул в ладоши и сказал:
– Ты нашел в своей дороге взгляд врача и доброту целителя, меру между соучастием, сопереживанием и отстраненностью, ибо твои руки так же нежно касались стариков и старух, как и молодых девушек, а твой скальпель ни разу не задрожал в твоих руках, какая бы тяжелая и жестокая работа ему ни угрожала. Спасибо тебе за науку, потому что я в твоем возрасте еще не мог перейти от стола, на котором лежит умирающий человек, к столу, на который положили только что раненого, и хладнокровно приступить к операции по его спасению. Расскажи нам, мне и моим другим ученикам, что дает тебе силы в эти минуты и как ты этому научился?
– О, Гуру, ты сам послал меня в Кашмир. Мне очень стыдно, но я не могу не признаться, что в начале моей работы несколько человек погибли, не успев получить помощи из-за того, что я позволил себе потратить время на переживания и релаксацию после смерти предыдущего пациента.
– Как ты думаешь, какое из трех направлений медицины, которые ты учил, наиболее важно для тебя и моих других учеников?
– О, Учитель, каждое знание неоценимо, и какое из них окажется наиболее важным, в данный момент зависит только от состояния больного. Невозможно лечить раненых без перевязочных материалов и скальпеля. Но нельзя их выходить без настоек трав и специй, возвращающих им здоровье. Только сочетая искусство травника и учителя йоги, можно помочь людям, страдающим от сенной болезни и малярии, от работы на рисовых полях и на рыбацких лодках, приводящей к ревматизму. Каждое средство имеет свой адрес и свое лучшее время применения, и я тебе благодарен, что ты позволил мне в должном порядке ознакомиться с каждым из них.
– Завтра, – сказал Гуру, – мы попросим тебя сказать несколько слов о твоем пути для моих новых учеников, а сегодня я хотел бы, чтоб вы все вместе с нами встретили первые звезды и приняли участие в медитации перед стенами храма.
Наутро после трапезы, поблагодаривши за еду Богов, Гуру попросил учеников разместиться в его комнате перед камином и подозвал к камину Раджуба.
– Помнишь ли ты, какие вопросы ты так хотел задать мне после того, как побыл в обучении у йогов?
– Конечно, Учитель.
– Ты хочешь задать их сейчас?
– И да и нет. Мне кажется, я знаю некоторые ответы, но вы, Гуру, наверняка можете увидеть и объяснить то, чего я еще не понял по своей молодости.
– Скромность украшает молодость, но давайте послушаем вопросы и предложенные ответы, чтобы лучше понять путь, о котором мы говорили вчера.
– Гуру, мой первый вопрос был, почему Вы направили меня прежде всего учить йогу, а потом я понял, что Вы хотели научить меня внутренней дисциплине и уходу за собой и своим телом и только потом научить передавать это умение другим. Прав ли я, Учитель?
– Почти. Воспитывая тело, ты готовил к воспитанию разум. Йога закалила твою душу подобно тому, как кровь жертвенного животного закаляет дамасскую сталь. Но кроме всего этого, я хотел, чтобы ты увидел не только достоинство, но и известные ограничения, которые имеет йога в руках любого целителя. Ты сам увидел их в том, что касается трав, настоек и других лекарств, но не рассмотрел, как должна изменяться йога, когда ее применяют к больным, беременным и раненым людям. Я вижу по твоей работе сейчас, что это знание ты получил, хотя и не совсем полностью. Но чтоб это было возможно, ты должен был пройти искус преданного адепта и разглядеть ограниченность абсолюта, который тебе пытались дать как единственное средство решения всех проблем. Непрерывное сравнение цели, средств и результатов, внимание к пациенту – человеку и твоему учителю – непременное условие совершенствования и успеха настоящего целителя.
– Мой второй вопрос, почему деревня йогов живет беднее, чем обычно. Я понял, что йоги тратят гораздо меньше времени, чем обычные крестьяне на производительный труд. Но я до сих пор не знаю, правильно это или нет.
– Согласно древним книгам, – сказал Гуру, – высшие знания, как и высший уровень тренировки в йоге, необходимы лишь очень малому числу избранных. И йога, и вера – инструменты для познания и совершенствования жизни, и они не могут и не должны заменять жизнь для массы своих адептов. В нашем монастыре люди готовятся стать целителями, и лишь небольшое количество монахов ведет хозяйство и осуществляет службу, необходимую для такой подготовки. Время занятий йогой, как и время изучения святых книг, не должно быть больше, чем минимально необходимо, и не должно мешать выполнению долга каждого человека перед самим собой и его семьей. Для меня, как и для любого целителя, просветление и нирвана возможны только, как лунный свет над той узкой горной тропинкой, по которой мы должны идти, помогая людям. Пропастью на этом пути является честолюбие и потеря сострадания. А отвесными скалами – трусость при принятии решений, которые могут решить и судьбу человека, и твою собственную судьбу. Что ты хотел спросить меня после возвращения от травников?
– Я хотел спросить, почему некоторые книги и рецепты травников противоречат друг другу, но я понял, что при одной и той же болезни разным людям в разное время могут быть полезны совершенно разные средства.
– И это только часть правды, сын мой. Человек, пропотевший после физического упражнения, и человек, распаренный в бане, и человек, охлажденный в водяной купели святой воды, и человек, прошедший масляный массаж – это четыре разных человека, даже если все они живут в одном теле и имеют одну и ту же болезнь. А еще они разные на восходе и на закате, днем и ночью, в разные времена года и в разных фазах их циклов. Наше лечение должно быть гибким, как змея, точным, как ее укус, и острым, как лезвие клинка, чтобы убить только болезнь и сохранить все хорошее. Для этого необходимо помнить, что действие всех лекарств и процедур изменяется вместе с изменением человека, его энергии и его состояния. Ну, хорошо. А появились ли у тебя какие-нибудь вопросы или сомнения после Кашмира?
– О, да, Учитель. Каждый день и каждый час я должен был выбирать, кого спасать, а кого оставить в надежде, что он сумеет дождаться моей помощи и не умереть. И многих и многих я таким образом выбирал для смерти. Учитель, это очень трудно: день за днем, час за часом выбирать, продолжить ли операцию иногда в тщетной попытке спасти жизнь человеку, который уже лежит на столе, обрекая тем самым кого-то, кому не повезло. Скажи, Учитель, почему мы, словно Боги, должны решать, что лучше для человека: умереть, не приходя в сознание и не поняв, что случилось, или долго мучиться, пытаясь вернуться к жизни, а иногда и не к жизни, а только к ее жалкому подобию. А может, и умереть, не вернувшись ни к дому, ни к детям, ни к жене после всех мучений. Как можно решать, как сохранить спокойствие, как быть справедливым перед лицом смерти?
– Вопросы смерти и страх смерти, выбор между жизнью и смертью – это самая трудная ноша, самая тяжкое право и обязанность любого целителя. Последний искус ошибки и неудачи, о которых ты рассказал, на всю жизнь останутся в тебе, чтобы снова и снова напоминать о том, что мы не Боги и не всемогущи. Мы люди, стоящие рядом с другими людьми у края пропасти. И снова и снова ищущие путь наверх, под ударами ветра, камней и непогоды. Мы можем спасти тех, до кого дотягивается наша рука и кто протягивает навстречу нам свои руки. Мы помогаем тем, кто пытается подняться или хотя бы карабкается, ползет, но ползет вперед. Но у нас нет ни права, ни силы, ни времени поднимать тех, кто отказался от борьбы и от жизни, кто в отчаянии перестал цепляться за жизнь, используя каждую шероховатость поверхности скалы. Ты думаешь, что ты не Бог, и ты прав. Твои возможности выбора ограничены. Ты обязан бороться за жизнь каждого, кто оказался у тебя на руках до тех пор, пока есть хоть какая-то надежда на его спасение и сам человек не отказывается ее использовать. Подчиняясь интуиции, а может, и воле Божьей, ты иногда выбираешь тех, кому нужно оказать помощь в первую очередь. Но это не только твой выбор. Судьба каждого человека стоит за его спиной и подсказывает тебе, что, как и когда ты должен делать. Я знаю, очень нелегко идти через смерть и бывать на могилах тех, кто плакал и молил о жизни на твоих руках. Но ты должен идти с поднятой головой и не позволить при этом смерти сделать тебя бесчувственным, потому что самый строгий наставник целителя – смерть – может учить тебя только до тех пор, пока сердце не зачерствело. Сегодня у тебя первая и последняя возможность оглянуться на свой путь и понять, готов ли ты идти дальше, чтоб снова и снова стоять глаза в глаза с больными людьми перед лицом смерти, сохраняя при этом человеческую душу, сердце и разум. И это главное решение твоей жизни.
Три сестры (фацетия)
В семье простого крестьянина случилось несчастье. Молодую жену во время сенокоса случайно задавило упавшим деревом. Через некоторое время крестьянин, оставшийся один с дочкой на руках, женился второй раз на женщине, у которой была дочка примерно такого же возраста. Девочки росли вместе, крестьянин, который, благодаря удачной женитьбе, приобрел новый земельный надел и усадьбу, сменил дом и увез свою дочку от первой жены от всей ее родни со стороны матери.
Прошло пятнадцать лет. Семнадцатилетние девушки стали ходить на вечеринки и танцы в поисках возможного супруга. Мачеха и ее дочка сказали крестьянину, что его дочка должна уступить очередь на свадьбу своей сводной сестре. Дело в том, что по обычаю крестьянская семья играет в год не более одной свадьбы, чтобы сохранить деньги и порядок.