Поэт и Лампа

Вот уже в окошке забрезжил свет, Поэт проснулся и, протянув руку, погасил Лампу, в её овальном отражателе заиграли блики утренней зари, в которых неожиданно стал вырисовываться образ девушки с позолоченными волосами, искристыми смеющимися глазами – его Музы. Притягивала улыбка, а в зрачках, как в зыби на воде, что-то призывно дрожало и звало к себе. Но вскоре оно оформилось во вполне реальное лицо, фигуру…

Поэт робко погладил огненные волосы. Незнакомка не исчезла. Не сдерживаясь, он поцеловал её, мгновенно утонув в нахлынувшей волне страсти, забыв обо всём на свете. Поцелуй жёг, как горячий кофе,? спутник его бессонных ночей, но оказался гораздо слаще божественного напитка.

Молодая страсть накрыла влюблённых, они забыли обо всём на свете и провалились как в невесомость.

Вы спросите по поводу происходящего: что это ? воспалённое воображение Поэта или чудо, воплощённое в действительность? Но что мы понимаем под словом «действительность»? Быть может, это то, что нам хочется видеть. Поэтам – особенно. С ними, как с влюблёнными это случается. Блажен, кто верует. Он поверил сразу и безоговорочно! А воображаемым оппонентам со всей убеждённостью сказал бы: «Вы, наверно, никогда не любили по-настоящему!»

Случается, что с возрастом многие забывают это несказанное чувство: поцелуи в тёмной аллее парка или где-нибудь на вокзале, продуваемом сквозняками, в комнате, украдкой от родителей. Томление и ожидание встречи, письма. За признанием и блаженством поцелуев, вздохов при луне, вдруг появляются нелепые ссоры, затем вновь бурные объяснения… Всё это и многое другое живёт в ёмком слове «Любовь». Теперь, конечно, всё не так, как в пору нашей молодости. Сегодняшняя любовь по расчёту ? совсем не то, что ещё во времена родителей Поэта.

Суровые годы войн и романтичную эпоху пятилеток и строительство БАМа, гидроэлектростанций и освоения Целины, поэтов и композиторов, воспевающих такую любовь, выпестовали особое поколение советских людей… Теперь пропала романтика, а без неё, без песен у костра, прогулок у речки, тисканий и вздохов при Луне, страданий и надежд, может ли возникнуть настоящее чувство?»

В ответ на такую тираду поэтической души вы, возможно, усмехнётесь: «Лирика».

Да, но без неё, как и без любви, человечество просто исчезнет…

Но вернёмся к нашим героям. Поэт и Муза Ламповна, как в шутку окрестил он свою подругу, долго не выходили из дома, забывая порой о еде, растворяясь в страсти. Им теперь было всё равно, что творится в целом мире.

Чувство, что накрыло их, было похоже на сказку, ожившую среди россыпи мерцающих звёзд и галактик. Словно в огромном гамаке, подвязанном одним концом к Полярной звезде, а другим ? к какой-нибудь Альфе Центавре, они раскачивались от неудержимой страсти, поднимающей их стремительно вверх и опускающей вниз…

Для уже немолодого Поэта такой всплеск эмоций оказался настоящим испытанием, но у него словно открылось второе дыхание. Да и страсти такой он не испытывал никогда…

Муза, само совершенство, манила красотой и непосредственностью. На вид ей ? лет двадцать, лицо с правильными чертами, волосы отливали рыжей медью с серебром. Были они прямыми, ниспадающими свободно и, как ни странно, жёсткими на ощупь, словно тонкие электрические проволочки. Кожа светилась золотистым оттенком, и вся она сияла светом изнутри, как и её глаза ? две вольтовы дуги.

В перерывах между занятием любовью, они часами говорили обо всём, а интересы у них совпадали настолько, что и предмета спора почти не возникало. Поэт мог только мечтать о подобной любви. За прошедшие «всё лучшие годы», эти мечты заметно подтаяли, потускнели. И вот теперь забрезжил свет оттуда, откуда он никак не ожидал, можно сказать, в прямом смысле – из Лампы…

Глава 3.

У Поэта была с детства тренированная память, он помнил бесчисленное множество дат, исторических и окололитературных событий, имён, стихов. Много знал стихотворений Пушкина, включая поэму «Евгений Онегин», произведения поэтов Серебряного века и современников. В его голове счастливо совмещались авторские стихи и песни с десятками шлягеров молодости.

Муза была другого склада, но она знала порой такое, что не изучают даже в вузах, зато не смогла бы ответить – откуда это. Словно оно пришло само собой. Она разбиралась в различных искусствах, могла играть на разных инструментах, владела несколькими иностранными языками, свободно декламируя в подлиннике отрывки из великих поэтов, российских классиков.

Очень сочно и красиво она говорила обо всём, так что Поэт переставал слышать смысл произносимого, отрешённо наслаждаясь её физической красотой, мелодичным грудным голосом. Просто смотрел на неё, и не верил, что случившееся с ним ? не наваждение. В эти минуты завидовал себе самому, своему везению: наконец-то Всевышний внял его мольбам, значит он действительно что-то стоит!

Муза в такие моменты, замечая, что Поэт впадает в прострацию, замолкала, целовала его нежно в лоб, как ребёнка, отстранялась, взглядывала в глаза и восклицала: «Я так не играю! С кем это я сейчас говорила, милый?»

Он тряс головой, сбрасывая оцепенение, широко и несколько виновато улыбался, сгребал её большущими ладонями, легко сажал на колени, целуя. Она слабо сопротивлялась, это переходило в бурный интим, заканчиваясь отдыхом и новыми разговорами.

Муза варила кофе или заваривала чай, делала бутерброды с маслом и колбаской, жарила омлет. Они неспешно ели, порой не различая, что сейчас творится на улице: вечер или утро.

Так продолжалось около месяца. Друзья безуспешно пытались дозвониться по проводному телефону, он отключил и сотовый.