Маятник качнулся

Так вот откуда сны! Давыду часто снится, что изображение в зеркале с ним общается и ведет себя как бы отдельно от оригинала. Близнец, значит. Х-ха!

Вышел на воздух, присел погрустить. Однако дед всегда учил: казак в беде не плачет. О чем тут думать? Выбор за него война сделала, а воспитатель вбил понятия казачего племени. Захочешь – не отречешься, потому как по иному даже мыслить не может.

Сранья к соседям пошел, пока на работу не умчались. Григорию объяснил, что дом продавать не будет, а деньги оставил, чтоб по-соседски за ним приглядели, не дали развалиться и растащить. Выспросил, как до поселка добраться. У Полины узнал в какой стороне погоста дед последнее пристанище нашел. Захватив поллитрушку водки и закусь, двинул прямиком к кладбищу.

* * *

Этим же днем, в ста пятидесяти километрах от Ростова, в большом поселке, неторопливо протекала повседневная, в чем-то даже скучная жизнь. На улице позднее утро, слышны выкрики детского грая, да звуки повседневной поселковой суеты. Солнце жарит, нагревая землю и воду в ставке, мутно-голубым пятном в обрамлении зеленых камышей, высокого кустарника и редких деревьев притулившемся к окраине поселка. Как раз на перекрестке низовой части населенного пункта, что сводит один путь из слободки в центральную усадьбу, а другим, пересекая, делит станичников от слобожан, встретились двое стариков.

–…Эй! Степка, погодь! – еще издали заметив знакомца, позвал один из них.

–О! Здоров будь, Пантелей! Чего хотел? – откликнулся второй, с ноткой удивления в голосе.

Оба деда с деревянными клюками в руках, пеньки замшелые, рост которых уж в землю пошел, седых, с морщинистыми лицами. Их без особого труда можно было отнести к разным национальностям. Одежда выдавала. Один казак, другой цыган.

Встав рядом, отдышались, смахнув выступавший пот со лба. Старость, будь она неладна!

–Мора, я в своём амбаре поймал твоего внука! – выдал претензию окликнувший первым.

Цыган расплылся в добродушной улыбке.

–То-то ухо у него вишневым цветом налилось и подпухло. Д-а-а! И чего?

–Как это чего?

–Х-ха! Сосед, в амбаре любой поймает. Ты его в поле поймай! Шустры-ый!

–Знаю, что шустрый. Ты б свого розбышаку уму-разуму поучил!

–Обязательно поучу, Пантелей. Всенепременно плетки отведает. – Успокоил станичника рома.

–Мал он для плетки, Степан! Вполне бы ремня хватило.

–Не скажи, соседушко! Потом может быть поздно. Получит за то, что пойман был, и за то, что неписаный закон нарушил. Не воруй, где живешь!

–Ну, тебе видней. Недосуг мне лясы точить. Побёг я, бывай!

–Бывай, Пантелей!

Подгребая концом клюки дорогу, казак засеменил прочь, оставив собеседника в раздумье.

Поселок жил своей повседневной жизнью, своей жизнью жила и цыганская слобода при нем. Давно минули те дни, когда цыгане в кибитках кочевали по дорогам Союза, а пристав у околицы провинциальных городков на какое-то время ставили их сонное пребывание в покое, с ног на голову. Стоп! Все в прошлом. Почти!.. Цыгане между тем, продолжают сохранять кастовую ментальность и делят весь мир на две бесхитростные части – «рома», то есть себя и «гадже» – всех остальных. Для них  и при «советах» существует два закона – цыганский и закон страны. И нужно отметить, цыгане свой закон ценят и ставят превыше всего.

Но все же… само время сблизило цыган с людьми других национальностей. Всё больше и больше их работает в культуре, промышленности и на селе. Они трудятся на самых скромных должностях. И опять-таки существует «но». Да-да! Приходит «страдная пора», когда законопослушные граждане великой страны, целыми семьями и даже слободками, срываются с насиженных мест и мчатся «гастролировать» по городам и весям со своей произвольной программой, в которой «торговля с рук в неположенном месте» – самое безобидное деяние против закона государства.

Почему так? Все просто. Изначально кочевой народ не умеет и не любит работать на земле. И потом, для цыгана подневольный труд – вещь невозможная. После того, как осели на землю, основным заработком стала торговля. Купили в одном городе, продали в другом. Этим и жили. Ну и еще кое-чем… Как тут не кочевать? Потому и разбивали палаточные городки вблизи вокзалов в крупных городах… Кто скажет, что кочуют? Подкочевывают, только и всего. Можно сказать государству помогают. В стране ведь дифицыт, всего на всех не хватает…

Старая Дея босыми ногами прошаркала по натоптанной, уже нагретой солнцем дороге родной слободы. Чтоб к одиннадцати часам добраться к дому баро, пришлось пораньше вставать. Развалины помещичьего дома, которые она на теплое время года облюбовала под жилье, находились в семи верстах от поселка. Возраст! Пока дошкандыбаешь – ноги протянешь. Но ей, сохранившийся целым подвальный этаж в самый раз будет. Не жарко и от посторонних глаз подальше. Люди частенько захаживают к старушке за советом и помощью. Ходят не только рома, но и чужие. Дея, шувани табора, десяток лет тому, осевшего под Ростовом.

Ф-фух! Считай, добралась. Остановилась дух перевести, увидела как с крыльца дома цыганского предводителя, спускается Папуша, такая же старуха, как и сама шувани. Кажется они даже одногодки. Чего это она такая растрепа? И на лицо, будто туча наползла. Это баро, что-ли так постарался, за что-то отчитывая Куколку? Да-да! Ежели с цыганского языка перевести имя товарки, то эту старую овцу так и величают. Повысив голос, позвала:

–Папуша! Эй, подруга! С чего так баро растроила, что ругаться стал? Допекла?

Куколка хриплым прокуренным голосом пожаловалась:

–Какое там! Сама к баро с претензией на своих ходила. Пусть помогает, ежели он голова в таборе.

–А что так?

–А-а! Позор цыганской семьи – работающие родители и дети не умеющие просить подаяния. Не научила! Баро считает, сама виновата. А как научишь, ежели по новому жить хотят? Три кобылы уж свои гнезда свили, а ума чуть! Этак под старость лет с голоду ноги протяну.

Стояли под тополем, раскурив трубки. Время еще было. Шувани с удовольствием выпустила изо рта кольцо дыма, ощутив в груди крепость ароматного, донского табака. Ой, права подруга! Дети, повзрослев, обязаны содержать своих родителей, помогать им в быту и следить, чтобы не испытывали нужды. Спросила, хотя и так знала ответ:

–Учить пробовала?

–А, то! Даже показывала не раз. Будто и не романо рат. Стеснительные, видишь ли! Мол, обманывать не хотим, ежели дара нет. Вдалбливала в их пустые головы, что даром предсказания владеют единицы. Казалось, чего проще глянуть на внешность подвернувшейся под руку бабы и походя, почти не напрягаясь лишний рубль заработать? Не понимают. – Уставилась на товарку, всплеснула руками. – Боже! Кому я все это рассказываю? У тебя ведь дар настоящий!

Улыбавшаяся до этого Дея, захохотала в голос, заставляя подружку потупить взгляд. Принадлежность к «безголовой», «косорукой» семье ту явно напрягало. По ее мнению, дочки с зятьями и выводком детей, на «дне» общества обретаются. Посоветовала:

–Ты бы им сказала, что цыганам сам Бог воровать разрешил. – Намекнула на легенду о том, что когда распинали Христа, проходящие мимо цыгане украли гвоздь. За это Бог разрешил им иногда воровать. – Подруга, да ты еще многое сама можешь. Выпусти тебя на промысел, так всю семью прокормишь.

–Нет.

–Чего так?

–Никому не говорила, тебе первой. Выгорела я изнутри. Попалась мне одна… Волосы до плеч, волнистые, темные. Подошла к ней, только работать принялась… А она в глаза смотрит и говорит: Зря подошла ко мне кало шеро. Теперь пожалеешь. А будущее твое я и сама предсказать могу… Мне стало нехорошо. Она улыбнулась и пошла прочь. Сила в ней была большая. Ведьма.

– Ведьма – это плохо! Это редкость! А вот тебя дуру, жалко.

–Бабка Дея…

Курчавый, черноголовый цыганенок лет десяти, не слишком заморачивающийся на свою одежду и в целом на внешность, встав на крыльце, окликнул старую, подпустив в голос нотки нетерпения и значимости.

–…баро ожидает. Уже спрашивал.

Старухи быстро в себя пришли. Кивнув друг другу, разбежались. С баро шутки не шутят. Старик высокого полета птица, не просто цыган, не просто баро, а еще и глава династии Василидисов. Еще дед нынешнего вожака табора, причислил семейство к греческой национальности, хоть крови греков в жилах и капли не имелось. Все потому, что с такой выправленной бумагой в то время проще кочевать было. Но и это не главное, династией цыганская семья нарекается, если несколько её членов стали знаменитыми в пределах цыганского сообщества и хотя бы один – за его пределами. Вот так! А Дмитрий Василидис, человек уважаемый. Кроме всего прочего в Отечественную воевал с фашистами. Три ордена имеет, медали. Романипэ в его устах и душе – закон.

Войдя в горницу, родовая колдунья поздоровалась:

–Те аве?с баро Димитр!

–Те аве?с  бахтали?! Долго ходишь! – упрекнул недовольно.

–Старой стала, неповоротливой.

–Брось прибедняться. Зачем звал, знаешь?

Кивнула, озвучив ответ: