100 великих крылатых выражений

Дальнейший путь совершался в каком-то алкогольном угаре. Войско сопровождали танцовщицы, факиры, гетеры, помогая солдатам, озверевшим от диких походов, устраивать вакханалии.

Тем временем дела в Персидском царстве, доставшемся победителю, шли хуже некуда. Все беды плохого администрирования, все то зло, с которым боролись Дарий III и его предшественники, – коррупция, бюрократия, инфляция – одолевали разоренную страну. Лихорадочно возвращаясь к делам, Александр наказывал и смещал сатрапов, карал за злоупотребления македонских и греческих офицеров, которых сам же и назначал управляющими, но жесткие меры лечения застарелых недугов не помогали. На место тех, с кем царь только что расправился, обычно приходили такие же жадные до денег, охочие до власти люди.

Весной 324 г. до н. э. Александр Македонский, все еще молодой и ребячливый царь и бог, устроил подобие олимпиады – всеобщее состязание в пьянстве. Тысячи солдат ринулись в эту борьбу до последнего глотка. Грандиозная попойка не обошлась без жертв: 41 человек погиб, захлебнувшись не в водах Нила или Инда, а в море вина или же замерзнув холодной ночью рядом с товарищами, мучимыми горячкой пьянства. Победителем стал некий Промах, сумевший выпить примерно 13 литров вина. Через три дня он умер.

Среди этого разгула страстей угас и самый близкий к Александру человек – его любимый полководец, его верный друг, женоподобный красавец Гефестион. Мучимый приступами лихорадки, он – вопреки указанию врача – выпил большой кувшин вина и к вечеру умер.

Без него царь Александр стал во всем завоеванном им мире абсолютно одинок. Весь день напролет он дежурил над бездыханным телом. Коротко остриг волосы, ничего не ел. Скорбь переросла в бешенство. Он утолил ее в дикой «охоте на людей» (Плутарх) – напал на горное племя коссеев и перебил всех способных носить оружие. Позднее Александр назвал это «заупокойною жертвой в честь Гефестиона».

В январе 323 г. до н. э. Александр вновь вступил в Вавилон. Он был в самом мрачном настроении. Любая примета сулила ему несчастье. Каждая пролетевшая мимо птица предвещала смерть, всякое мимолетное облачко – тоже. Он устал ждать худшего. Ему было ясно, что выхода из этого города для него нет.

Так и случилось. Александр, «великий пропойца» (Эфипп), умер 10 июня 323 г. до н. э. Почти неделю его тело лежало во дворце, не источая дурного запаха, почтительно писали благонамеренные хронисты. Возможно, «нетленным» царя сделало беспробудное пьянство. Его труп был буквально проспиртован. Это замедлило тление.

Империя же, сколоченная Александром в его беспрестанных походах, не замедлила распасться. Его сподвижники повели между собой нескончаемые войны, разрывая страну на части, как псы – тушу громадного зверя.

Стремясь оставить добрую память о себе, Александр основал около 70 городов. Почти все они давно исчезли, а немногие уцелевшие – вроде египетской Александрии – уже много веков не принадлежат грекам.

Итог строительства «мировой империи», которое превратилось в «мировой пожар, поглотивший все Персидское царство, часть Индии и Балкан», точно подвел историк: «То, что Александр надеялся создать взамен уничтоженного, создано не было» (Шахермайр).

Ганнибал у ворот!

211 г. до н. э.

Финикийцы, народ торговцев и мореходов, издавна населяли побережье Сирии и Ливана. В VIII или IX в. до н. э., во время одной из своих экспедиций, они основали на тунисском побережье город Карфаген. На протяжении нескольких веков он развивался так же стремительно, как Рим, подчиняя себе вначале окрестные, а потом и отдаленные земли. Оба города, Карфаген и Рим, вели агрессивную внешнюю политику. Оба города должны были когда-нибудь столкнуться.

Первую Пуническую войну (264–241 гг. до н. э.) Карфаген проиграл римлянам. Прошло два десятилетия, и началась вторая Пуническая война (218–201 гг. до н. э.). Ее самовольно затеяли карфагенские войска, расквартированные в Иберии. Командование ими (и всю ответственность за исход войны) взял молодой военачальник Ганнибал (247–183 до н. э.), сын Гамилькара Барки, завоевавшего для карфагенян большую часть Пиренейского полуострова. Сегодня он считается одним из величайших полководцев Античности.

Ганнибал начал войну, несмотря на явное неравенство сил. В 220 г. до н. э. Рим при населении в 3,75 миллиона человек был в состоянии мобилизовать около 750 (древнегреческий историк Полибий) или даже 800 тысяч солдат (Тит Ливий). В то время Рим во всех отношениях превосходил Карфаген. Рим располагал огромной, мощной армией, привыкшей к победам, сильным флотом и немалыми денежными средствами. После Первой Пунической войны серьезно изменилось геополитическое положение Италии. Теперь Сицилия и Сардиния защищали италийское побережье от нападений с моря; в то же время с территории этих островов можно было совершать вторжения в Африку – в Карфаген.

Ганнибал в битве при Каннах.

Гравюра XIX в.

Ганнибал понимал, что ему вряд ли удастся удержать Иберию, если туда вторгнутся римляне. Свой единственный шанс он видел в том, чтобы перенести войну на римскую территорию. Если весь Апеннинский полуостров будет охвачен войной, то римские союзники – италики (народы, населяющие Италию) – могут отпасть от Рима.

Задумав это, Ганнибал повел войска по территории Галлии, через Альпы, на Рим. С собой он взял и африканское «чудо-оружие» – боевых слонов. Одним своим видом они должны были запугать римлян, которые никогда не видывали их.

Всего в армии Ганнибала было 50 тысяч солдат, 9 тысяч всадников и 37 слонов. Однако переход через Альпы оказался делом необычайно трудным. Слоны соскальзывали с обледеневших троп, падали в ущелья или в ужасе бросались на тех, кто сопровождал их, растаптывая проводников и солдат.

Тысячи людей погибли во время этого страшного перехода. Когда Ганнибал спустился в долину реки По, у него осталось лишь 34 тысячи солдат. Однако, даже уступая римлянам в численности, этот блистательный полководец сумел нанести им два неожиданных крупных поражения – при Требии (218 г. до н. э.) и у Тразименского озера (217 г. до н. э.).

Это удалось, в частности, благодаря «хорошо организованной сети лазутчиков и шпионов», налаженной Ганнибалом, пишет британский историк Найджел Багналл, автор книги «The Punic Wars» – «Пунические войны» (1990). Карфагеняне разузнавали расположение римских войск и незаметно нападали на них. Сражение у Тразименского озера, когда карфагеняне потеряли 2500 человек, а римляне – 15 тысяч убитыми и столько же пленными, отмечал советский историк К. А. Ревяко, «редкий в военной истории пример успешного нападения одной армии на другую из засады» («Пунические войны», 1988). Теодор Моммзен писал о «всегдашней осведомленности» Ганнибала, о «шпионах, которые имелись в Риме и римской армии».

Эти победы привели к тому, что почти вся Северная Италия перешла на сторону Ганнибала. Римская республика мобилизовала последние резервы. Мобилизованы были даже преступники и рабы – около 8000 рабов защищало свободу республики. В 217 г. до н. э. римляне (впервые с 249 г. до н. э.) избрали диктатора-полководца. Им стал патриций Фабий Максим.

Однако Ганнибал теперь избегал новых крупных сражений. Осторожен был и Фабий Максим. За выбранную им тактику он вошел в историю с прозвищем Кунктатор (Медлитель). Он следовал за Ганнибалом, следил за его маневрами, не сближаясь с ним, но и не удаляясь, дабы тот не мог позабыть про римское войско, подведенное к нему, – подобно тому, как жертва ни на секунду не может забыть про нож убийцы, занесенный над нею.

Впрочем, римляне были недовольны медлительностью полководца и все настойчивее распускали слухи о его трусости. Даже вражеские солдаты стали презирать Медлителя, который словно боялся с ними воевать. Лишь Ганнибал понимал: чем больше Фабий Максим медлит, тем больше выигрывает. Ведь то, в чем карфагеняне сильнее всего, – «их оружие, – остается без употребления, то же, в чем они уступают неприятелю, – люди и казна, – тает и растрачивается впустую» (Плутарх, «Фабий Максим», 5).

Однако в 216 г. до н. э. диктаторские полномочия Фабия Максима не были продлены. В Риме решили, что он затягивает войну, мешая войскам побеждать, и избрали, уже не боясь ничего, двух консулов. Вот тогда Ганнибал почувствовал, что римляне отвергли осторожность ради безрассудства, и не ошибся в этом. Они теперь рвались в бой – и они его получили.

Особенно старался консул Теренций Варрон, плебейский вождь, не имевший никакого военного опыта. Его «неопытность и дерзкое безрассудство», подчеркивал Плутарх, «поставили под угрозу судьбу всего государства» («Фабий Максим», 14). Радуясь своей скорой славе, Варрон собрал огромное, невиданное прежде войско и отправился побеждать. Он обещал, что разобьет карфагенян, едва лишь увидит их. Этот случай вскоре представился. Надменный консул и все его солдаты увидели одну и ту же страшную картину: перед ними возникли вражеские войны, наделенные нечеловеческой силой. Они только и делали, что убивали римлян. Мрачнее этой битвы Рим никогда не знал.

В тот день в августе 216 г. до н. э. Ганнибал нанес римлянам поражение при Каннах. В тот день из 80 тысяч римских солдат почти 70 тысяч были убиты, а оставшиеся пленены. При этом в распоряжении Ганнибала имелось не более 50 тысяч солдат. Карфагеняне потеряли из них всего 6000 человек. Тридцатилетний полководец добился небывалого успеха. Из руководства же римской армией спасся лишь Варрон. Горе-стратег с несколькими десятками всадников умчался с поля сражения. Битва при Каннах навечно вошла в учебники военного искусства; она вписана в них с красной строки – с кроваво-красной строки.

Рим был на грани катастрофы. Начальник пунической конницы Махарбал советовал Ганнибалу немедленно идти на Рим. «Через пять дней ты будешь пировать на Капитолии» – так передал его слова Тит Ливий («История Рима…», XXII, 51). Услышав отказ, Махарбал не выдержал и произнес памятную дерзкую фразу: «Побеждать, Ганнибал, ты умеешь, а воспользоваться победой не умеешь!» Большинство офицеров, совещавшихся с Ганнибалом сразу после победы при Каннах, советовали вождю дать отдых уставшим солдатам. Он согласился.

Оправдывая его отказ идти на Рим, немецкий историк XIX века К. Нойман отмечал, что карфагенская пехота добралась бы до стен Рима лишь через полмесяца, а за это время римляне, узнав о разгроме, подготовились бы к осаде; конница же могла разорить окрестности города, но заставить Рим сдаться не сумела бы. «В древности осада городов, а тем более штурм очень редко оканчивались успехом, – вторил ему Теодор Моммзен, – и нет никаких причин думать, что римляне обнаружили какое-то странное малодушие именно тогда, когда им пришлось бы защищать свою столицу».

Впоследствии историки много раз анализировали то памятное совещание, проведенное сразу после блестящей победы. Очевидно, «если у Ганнибала и была когда-нибудь реальная возможность добиться окончательной победы, – подводил итог дискуссиям И. Ш. Шифман, – то только сразу же после Канн и только прямым ударом на Рим» («Карфаген», 2006). Ганнибал был осторожен и, избежав в те дни случайной неудачи, потерял все – проиграл войну. Дальнейшая кампания – она растянулась на десять лет – превратилась в попытку «объять необъятное». Карфагенянам всегда не хватало и сил, и союзников. Только в те августовские дни 216 г. до н. э. бессилен был Рим. Все в Риме ждали скорой беды.

Сто лет назад армия Александра Македонского трижды – при Гранике, Иссе и Гавгамелах – сразилась с персидскими войсками и, трижды разбив их, сокрушила Персидское царство. Трижды Ганнибал разгромил армию римлян, но история не повторилась. В Риме не думали капитулировать. Правда, некоторые города Южной Италии все-таки перешли на его сторону. Но добиться открытия «второго фронта» против Рима не удалось. Вся Центральная Италия осталась верна Риму. Расчеты Ганнибала не оправдались.

Римляне же вновь обратились к тактике, предложенной Фабием Максимом. Полем их битвы стало время. Римляне его выигрывали, а карфагеняне бесполезно теряли, растрачивая вместе с ним свои возможности и ресурсы. Теперь уже большинство жителей Римской республики, увидев, как страшны карфагеняне в открытом бою, готовы были медлить и ждать вместе с Кунктатором столько, сколько придется, пока захватчики не растеряют впустую силы. Поторапливали же они это время мелкими стычками, в которые ввязывались, чтобы разбить то один небольшой отряд карфагенян, то другой из тех, что заготавливали продовольствие.

В этих схватках с Ганнибалом Фабий Максим показал себя «отличным борцом и легко разрушал его замыслы, словно вырываясь из обхватов, уже не отличавшихся, однако, прежнею силой» («Фабий Максим», 23). Постепенно былая решимость карфагенян пропала. Часть их после битвы при Каннах считала, что выиграла войну, и предавалась отдыху и развлечениям, а потому «обессилела под влиянием роскоши и богатства», и даже те, кто был равнодушен к порокам, все равно устали от безделья, не имея возможности вновь почувствовать сладость убийства в бою.

Когда же силы римлян окрепли, воскресла и их всегдашняя дерзость. Теперь им было не по пути с Медлителем, пришло время великих деяний. Пробил час юного Публия Корнелия Сципиона.

Он был вождем уже второго поколения римлян, продолжавшего эту страшную войну с Ганнибалом. Его отец и дядя пали в сражениях с ним. И вот в 211 г. до н. э. Сенат назначил Сципиона, которому, как писал Тит Ливий, едва минуло 24 года, командующим армией, находившейся в Испании.

Пока страшная голова карфагенского чудовища (армия Ганнибала) все еще силилась проглотить Римскую республику, армия Сципиона, зайдя врагу в тыл, методично кромсала его тулово. Публий Корнелий, несмотря на молодость, выигрывал одно сражение за другим.

Чудовище чахло. Даже отпавшие от Рима области Южной Италии не хотели питать его – не оказывали почти никакой военной поддержки Ганнибалу. Ему оставалось лишь ждать помощи из родного «логова» – Карфагена, но и там медлили с ней, больше боясь того, что Ганнибал в случае победы усилит свое влияние в Карфагене и станет его единовластным правителем, чем того, что он проиграет и римляне нападут на африканские владения карфагенян. Власти города не верили в это и хладнокровно предавали своего лучшего полководца, обрекая его на поражения и смерть.

Современные историки, изучая дошедшие до нас разрозненные свидетельства и археологические находки, убеждаются, что Ганнибал проиграл Вторую Пуническую войну прежде всего из-за плохого снабжения его войск. Логистика победила стратегию.

Не дождался Ганнибал и восстания италиков. Сказалось «тесное этническое и культурное родство италиков с Римом», пишет немецкий историк Вольфганг Блёзел, автор книги «Die R?mische Republik» – «Римская республика» (2015).

Все дело в том, что Рим покорил Италию, но не поработил ее, не превратил население покоренных территорий в рабов. Жители италийских областей во многом сохранили свои привилегии и порядки. Их элиты, как правило, не пострадали от присоединения к Риму. Поэтому войсковые части, созданные из италиков, оставались верными союзниками римлян, сколько бы Ганнибал ни клялся, что дарует им свободу. Даже чудовищу, убившему многие десятки тысяч римлян, было не по силам разорвать эти узы, связавшие Рим и италиков.

Поэтому военное превосходство римлян над карфагенянами, несмотря на отдельные поражения, было по-прежнему очень велико. Это касалось и «численности солдат, и размеров флота, и вообще экономических ресурсов», отмечает Блёзел. По его оценке, римляне все еще могли собрать тогда армию в 600 тысяч человек.

Наконец, видя, что действительность перечеркнула его планы, Ганнибал решился на отчаянный поступок. В 211 г. до н. э., через пять лет после битвы, вроде бы решившей исход войны, он повел войска на Рим. Вот тогда-то и прозвучал отчаянный клич «Hannibal ad portas!» – «Ганнибал у ворот!».

Но теперь римлянам, получившим пятилетнюю передышку от «Главного Медлителя» этой войны, Ганнибала Суперкунктатора, был уже не страшен этот марш-бросок карфагенян. Взять хорошо укрепленный город штурмом они не могли, а к долгой осаде не были готовы. Если бы армия Ганнибала попыталась взять Рим измором, то, вероятнее всего, сами карфагеняне вскоре стали бы изнывать от голода, как и галлы во главе с Бренном почти за два века до них. Кроме того, Ганнибал опасался, что, если он примется осаждать Рим, не покорившиеся ему италики рано или поздно нападут на карфагенян с тыла, и тогда те окажутся «между молотом и наковальней».

Ганнибал предложил римлянам переговорить о мире. Однако Сенат отказался от любой сделки с захватчиками, хотя над Римом по-прежнему нависала смертельная опасность. Римляне были согласны лишь на то, чтобы продолжать войну до победного конца. У них, как мало у кого в мировой истории, было развито чувство патриотизма. Никто из них не мог и помыслить о постыдном мире, о бесславной капитуляции перед врагом. Их тогдашняя решимость, их готовность пойти на любые лишения стали залогом будущей мощи Рима. Эта невероятная римская воля со временем претворилась во власть – власть над всем миром.

В том же 211 г. до н. э. римляне отвоевали лежавший к югу от столицы город Капую, ранее захваченный карфагенянами. (К слову, Ганнибал и затеял свой поход на Рим, чтобы заставить римлян отвести войска от Капуи.)

Как быстро повернулось колесо Фортуны! Теперь уже не победа Ганнибала казалась неминуемой, а его поражение – необратимым.

Через два года карфагенянам был нанесен сильнейший удар в Испании. Римские войска при поддержке флота захватили Новый Карфаген. Прошло еще три года, и почти весь Пиренейский полуостров перешел под власть Сципиона. Остатки карфагенской армии переправились в Италию.

К тому времени положение Ганнибала выглядело безнадежным. Всего десять лет назад, после сказочной победы при Каннах, он был уверен, что вот-вот окружит Рим, что римлянам не вырваться из его цепкой хватки. Но теперь он сам был окружен и уже не знал, как бежать из ненавистной Италии. Союзники Ганнибала тоже прекрасно понимали, к чему клонится дело. Самый важный из них, нумидийский царь Массинисса, обошелся с Ганнибалом как с человеком обреченным: без раздумий предал его.

Нумидийцы составляли основу кавалерии Ганнибала. Лишившись их, он был обречен на поражение. Сознавая, что дальнейшая война на Апеннинском полуострове невозможна, Ганнибал в 203 г. до н. э. с остатками армии вернулся в Африку.