Эпохи холст – багряной кистью

Приказа на обострение курса, на сближение не последовало.

Японская колонна продолжала следовать по широкой дуге, садя из всего доступного, пока вражеские порядки находились в разладе и смятении.

Однако эта идиллия избиения длилась недолго… Минуты три, пять…

Вдруг «головной» «Ретвизан» резко повернул на зюйд-ост и, быстро набирая ход, пошёл наперерез, прямо в траверс японскому строю. Тем самым отвлекая, принимая огонь на себя.

«Словно смертник!» – Того снова не замечал боли в раненой руке, вкогтившись в бинокль.

Этот самоотверженный бросок «Ретвизана» лишь прибавил уверенности в правильности решения – держаться от противника на дистанции.

Адмирал не сомневался, что одинокий корабль против всего его отряда практически обречён. Надолго ли его хватит?

Тем не менее «русский» шёл сквозь вздымающиеся водяные столбы будто неуязвимый, подняв большой бурун у форштевня, на полных оборотах вываливая из труб густые клубы дыма, провоцируя, вызывая тревогу угрозой тарана – его траектория пересекалась с хвостом колонны, всё с теми же крейсерами.

Встречный огонь «Якумо» был бешеным, но по результатам совершенно беспорядочным. По «русскому» бил ещё «Сикисима», но так хорошо заметные шимозные фугасы обходили смельчака стороной – японские комендоры в быстросменяемой дистанции не успевали прицелиться, навестись, вовремя произвести выстрел!

– До него двенадцать с половиной! – каркает голос с дальномера, повышая тональность. – Дистанция двенадцать с половиной кабельтовых!

Словно в невозможном замедлении Того видит, как, не выдержав, стал заранее уклоняться многострадальный «Ниссин», несерьёзно попыхивая одинокой шестидюймовкой.

…Слышит противный шелест – откуда-то прилетает снаряд, тупым ударом встревает в палубу полубака «Микасы» и, будто подумав секунды, взрывается, выкинув чёрный столб дыма и ошмётки настила, смрадным дуновеньем и мелкой щепой дотянувшись до мостика.

…Провожает взглядом опадающий всплеск очередного недолёта, уходящий за корму по мере движения «Микасы».

Возглас флаг-офицера, указывающего рукой, снова возвращает внимание командующего на атакующий броненосец. Тот неожиданно отвёл руль, кренясь на циркуляции, оставив все наконец пристрелянное – кишащее всплесками за кормой.

Выписав крутой разворот, вражеский броненосец уходил, разрывая дистанцию, задействовав на отстреливании кормовую башню.

Опустив бинокль, Хэйхатиро Того смотрел ему вслед.

На двенадцати кабельтовых (чуть больше морской мили) движения «русского» казались особенно быстрыми, какими-то… бандитскими. А учитывая, что это корабль водоизмещением тринадцать тысяч тонн, выглядел он как свирепый кабан, особенно когда «проседал» на нос, закидываясь лохмотьями брызг из-под форштевня и целыми накатами волн, заливающих полубак.

«Вероятно, он получил пробоину и набрал воды, – пришла запоздалая мысль, – что не особо и заметно, учитывая, что большинство боевых судов северных варваров обладают повышенной мореходностью. Так или иначе, своё чёрное дело он сделал».

Японский адмирал вновь взялся за оптику, перенеся взгляд на дальние корабли противника… Солнце клонилось к горизонту – выскочив из-под туч, малиновое светило хорошо осветило их, почти чётко очертив.

Вражеские броненосцы успели собраться в кулак… нет – в колонну, но это снова был кулак!

И пусть японский отряд во главе с «Микасой» грозно продолжал движение по большой дуге, явными намерениями давая понять противнику: «Не пущу!»

«Всё? – Это был скорей не вопрос, а утверждение: – Всё!»

Сейчас русский кильватер согласно тактике первой фазы боя, повернув на нужные румбы вправо, пройдёт на встречных курсах, выдержав (а Того не сомневался, что выдержит) короткий бой. И перед ними – ночной простор Жёлтого моря.

Выскользнули!

Разворот вслед японского броненосного отряда – хоть «последовательный», хоть «все вдруг» – попросту запаздывает.

Надо будет догнать врага, вновь завязывать перестрелку в невыгодной конфигурации… а там уж наступает ночь и всё – дневной бой… артиллерийский бой окончен.

К тому же арсеналы японских кораблей, согласно докладам, использованы более чем на две трети.

Можно честно признать свой тактический проигрыш.

Остаётся лишь беречь броню… и кровь.

Хэйхатиро качнуло, замутив в голове – ощутил нечто похожее на похмелье…

«Боевое похмелье», – уточнил для себя.

«Микаса» уверенно резал податливую волну, шипела вода, обтекая обводы по ватерлинии, настил палубы отрабатывал по ногам работу машин. Мостик свежо задувало встречным и немало притихшим юго-западным ветром.

Вот только имея перед глазами замершую носовую башню, опалённую палубу, изъеденные взрывами надстройки, принимая доклады о других повреждениях, Хэйхатиро Того понимал, что флагманский броненосец из грозной боевой единицы превратился практически в груду нестреляющего железа, тем не менее сохраняя свою надменную красоту.

Хотелось добавить – английскую.

Сзади, как специально послышалась английская речь – мистер Пэкинхем!

«Знает, когда появляться».

– Я вижу, вам удалось повергнуть противника в бегство, адмирал!

Адмирал проявил вежливость, обернувшись к представителю «дорогих» союзников, подумав, что тот под «бегством» подразумевает дымящий на отходе «Ретвизан»…

Но тут разом заговорили офицеры штаба, обращая внимание командующего!

Бой продолжался, но даже на звук – затухал. Обе силы… эскадры как бы выдохлись. В том числе и потому, что увеличилась дистанция!

Но оказалось – враг предпринял манёвр уклонения влево (что Хэйхатиро тоже вполне допускал), однако на этом не остановился, ни с того ни с сего продолжая разрывать дистанцию!

И?.. Неужели?!

Русские… Адмирал снова глотал расстояние оптикой. Их построение и эволюции оставались не безупречными.

…Растянувшись по сложной кривой, ползла колонна броненосцев.

…Отдельно двигался «Ретвизан».

…Дальше за ними виднелись крейсера и изгибающаяся вереница миноносцев.

Адмирал Того стоял, смотрел, ждал…

Небо тонуло в сумерках, хмарилось тяжёлой нависающей тучей. Где-то там в её недрах, вобрав в себя собратьев, набрякнув весом, сорвалась вниз капля, пробив насквозь густое дымом небо, метко попав в покрытый копотью нос японского адмирала, стекая грязной дорожкой в усы.

«Будет ливень», – Хэйхатиро Того стоял, смотрел, ждал, сумев терпеливо замереть, не шелохнувшись, с биноклем, забыв к демонам о ране. Пока не уверился, что русские, повернув на 180 градусов, окончательно уходили! Только тогда нарочито сдержанно (а внутренне торжествуя), прокашлявшись, он отдал приказ:

– Поднять сигнал: «Курс – зюйд-ост». Эскадре отходить в Сасэбо, – негромко дополнив: – То малое, что было можно – сделано.