Форпост в степи

– Хочу жениться! – выпалил Лука.

– Ты? – удивился отец. – Что это за блажь на тебя накатила?

– Сам того не ведаю, – ответил Лука. – Но жить бобылем больше мочи нет!

– Чем же жизнь твоя тебе опостылела? – И Авдей озабоченно посмотрел на Луку. – И на кого глаз положить соизволил? Поди, на Авдошку Комлеву?

– Нет, не на нее, батя, – возразил юноша.

– Тогда на кого? – нахмурился отец.

– На благостную сердцем цыганскую девушку Лялю, отец.

– Лука! Тобой овладела грязная похоть!

– Обуяла меня любовь, чистая, как небо Господне.

– Ты рехнулся?

– А что? Сколько казаков себе жен из полоненных ордынок брали!

– Тогда все иначе было.

– А разве на ком казаку жениться имеет значение?

– Нет, не имеет! – нехотя ответил отец.

– Тогда выслушай меня, батя. Дорога мне цыганка та. И я… и я ей по сердцу пришелся!

– Лука! Лука! Что ты в башку свою втемяшил? Господи, смилуйся, прости чадо мое неразумное! Несчастный! Чем тебе Авдошка Комлева плоха? Красивая, работящая. У нас с ее отцом уговор об вашем венчании был. Как мы после всего народу в глаза глядеть будем? Срам-то какой, Господи!

– Господь видит, что я поступаю правильно! – воскликнул юноша, становясь на колени перед отцом. – А Авдошка уже не по сердцу мне.

– Что-о-о?!

– Господом Богом молю, благослови нас, батя, и я буду счастлив! Батя, молю тебя, благослови.

– Я? На сею непотребность? – Авдей даже вздрогнул.

– Разве тебе кто это сделать воспрещает?

– Не воспрещает.

– Я не хочу под венец с Авдошкой.

– Цыц, дурень. Как ты в башку себе не втемяшишь, что девка наша, соседская! И не блудня цыганская. Первая красавица на весь городок!

– Да. Но сердце мое по другой сохнет. Увидел Лялю – и точно солнышко в моей душе взошло. Я понял ясно, как мне должно жить далее. Душа моя в один миг от скверны очистилась. Сейчас она тихим покоем наполнилась, верой в Господа, любовью! И словно вошел в меня Святой Дух. И это из-за цыганки, которую я возлюбил всем сердцем!

Отец задумался. Потом поднял руку и не сказал, а отрезал:

– Не будет по-твоему, Лука! Сегодня же брата позову, и думать будем, как сосватать тебе невесту, раз жениться приспичило!

– Авдошку?

– Ее самую.

Лука чуть не набросился на отца с кулаками, но воспитание не позволило ему совершить страшный грех. Юноша лишь сильно побледнел и скрипнул зубами.

– Батя, но…

– Ступай вон навоз вычисти, – перебив сына, грозно глянул на него Авдей. – Себе перечить не дозволяю. Коли еще об цыганке заикнешься, шкуру спущу…

Грозно зарычав, пес Султан рванулся к воротам. Кованная Лукой цепь натянулась, как струна. Казак мгновенно отвлекся от своих тягостных воспоминаний и поспешил к калитке.

– Кто там?

– Это я, Ляля.

За воротами действительно стояла промокшая насквозь цыганка. Дрожа от ночной прохлады и возбуждения, она сжимала руки Луки и бессвязно бормотала:

– Я убежала из табора, я никогда туда не вернусь, я хочу быть только с тобой…

Лука еле ее успокоил, и они тут же отправились к Архипу. Кузнец долго протирал глаза спросонья, не удивившись, впрочем, их появлению, и наконец сказал:

– Гляжу, дело принимает плохой оборот, но раскисать не будем. Надо б посоветоваться с Мариулой. Пошли будить ее, покудова не стряслась беда.

– К Мариуле?!

Лука заколебался и жалобно посмотрел на друга. В его семье старую ведунью недолюбливали и даже побаивались.

– А что? – недоуменно посмотрел на него Архип. – Мариула хоть и стара, но умна очень. Она ещо с атаманом Араповым пришла на сакмарский берег и…

– Айда, – недослушав кузнеца, решительно сказал Лука и взял дрожавшую Лялю за руку.

Тем временем дождь прекратился, а над городком сгустилась такая тьма, что человек, шедший по одной стороне улицы, не смог бы узнать проходивших по другой стороне.

Старая Мариула жила в домике рядом с крепостью. Лука, Ляля и Архип остановились у ворот, и кузнец решительно постучал кулаком в калитку. Их встретил внук Мариулы и провел к крыльцу.

– Бабушка ждет вас еще с вечера, – сказал он, – даже в церковь нынче не ходила.

Гости удивленно переглянулись и вошли в дом. В передней комнате, пол которой был устлан мягкими ковриками, стоял большой дубовый стол. На него была наброшена красивая скатерть; на разных подносах лежали свежие булки, витушки, шаньги, стояли вазочки с медом и мелко наколотыми кусочками сахара. Тут же стоял самовар.

В углу висела полочка с иконами, а чуть ниже – еще одна, на которой теснились книги в красных и коричневых переплетах. На книгах лежала Библия в матерчатом футляре.

За столом сидела старуха с цветным платком на голове.

Взгляд Мариулы был печальным. Явные следы тревоги мешали ей хранить на лице ясный, приличествующий ее возрасту покой.