Темный лик двойника

– Не преувеличивайте. Однако пройдет не так много времени, и автомобили действительно будут мчаться со скоростью молнии.

– Но мы же?.. Перед глазами все слилось.

– Понятно, – сказал Вернер. – Я расскажу, как все случилось. Вы были близки к обмороку, думаю, из-за жары. Я оказался рядом, хотел отвезти вас в больницу, но вы настойчиво просились домой. Назвали адрес. По дороге потеряли сознание. К счастью, у меня имеются некоторые познания в области медицины. Я решил остаться, дождаться, когда вам полегчает. Теперь первая часть моей миссии выполнена.

– Спасибо… – и тут хозяин подумал об окончании фразы удивительного немца. У его миссии есть и вторая часть?

– Хотел предложить кое-что…

Наш Герой сразу напрягся. «Кое-что» от иностранца… Это чревато. Следует сразу отказаться, даже не слушать! «Так и скажу: извините, но…». Однако Вернер опередил:

– Читал некоторые ваши вещицы. Изумительно!

Подобные слова – бальзам на душу любого писателя, лучшая награда за творческие муки и бдения по ночам; пусть даже они льстивы, но все равно жадно слушаешь, забывая о многом… Вот и Наш Герой позабыл, что собирался сказать Вернеру. Вздохнув, он произнес совсем другое:

– К сожалению, далеко не все разделяют вашу точку зрения. Недавно тут…

– Читал, дорогой, эту гневную рецензию. Не принимайте ее так близко к сердцу. Скажу более, – тут гость вдруг прервался и рассмеялся уже знакомым глухим смехом. – Настанет время, и за такие рецензии авторы будут сами платить.

– Шутите! Платить за то, что тебя обвиняют в «буржуйстве»?

– О, буржуйство – ерунда. Вот когда тебя опускают в чан с дерьмом, когда в тебя заставляют плевать всех и каждого, – тогда ты превращаешься в кумира, ненавидимого завистливой властью. О тебе говорят! Ты на виду! И критика очень быстро превращается в свою противоположность. Ты уже национальное достояние, лучший из лучших. Разворот на сто восемьдесят градусов произойдет так быстро, что и опомниться не успеешь.

«Когда это будет?! Когда случится поворот в моей судьбе?», – вздохнул про себя Наш Герой, а Вернер продолжал:

– Предрекаю вам великое будущее. И поверьте, я редко ошибаюсь.

– Какое будущее! – махнул хозяин рукой. – Еще немного – и мне сорок. Опоздал я думать о карьере.

– Протестую! – горячо воскликнул Вернер, – разве Достоевский куда-нибудь опоздал?

«Любопытная фраза, – подумал Наш Герой, – я ее обязательно вставлю в какой-нибудь следующий свой роман. Может, немного изменю…».

Вернер вдруг очень серьезно посмотрел на собеседника и задал неожиданный вопрос:

– Знаете, в чем ваша ошибка? Вы хотите пожизненной славы, а она мимолетна. Гремящие при жизни быстро забываются. Вспомните, любезный, что сказал про каждого из них ваш любимый Гоголь: «Он окурил упоительным куревом людские очи».

«Откуда ему известно о моем отношении к Гоголю?».

– …Надеюсь, не ошибся? Вы любите Гоголя?

– Конечно!

– Я так и думал. Он невероятно близок русской душе. Особенно такой, как ваша. Но к делу!

«Да, да, скорее бы он перешел к делу».

– Итак, у меня к вам интересное предложение.

– Предложение? – Наш Герой снова внутренне сгруппировался. Преамбула закончилась, иностранец ловко влез в его душу, а что последует дальше?.. Невдалеке невольно замаячили тени сотрудников ОГПУ.

– Если примите его, вам никто не будет страшен, вы станете недостигаемым для любой власти, любого правителя.

– Смеетесь! У нас сейчас каждый под прицелом, многие из тех, кто еще недавно мнил себя новым фараоном, попрятались по квартирам и дрожат. Человек смертен…

– Правильно, – перебил его навязчивый немец, – но это еще полбеды. Плохо то, что он иногда внезапно смертен… Только вас это пусть не тревожит. Я предлагаю бессмертие.

«Он сумасшедший?».

– Не подумайте, будто я рехнулся или говорю о бессмертии физическом. Вот этого не смогу, увы и ах! А вот духовное бессмертие писателя, коего вы достойны… Над ним не властны ни время, ни политические бури. Для времени, породившего бессмертного, безразличны степень его общественного признания, которая при его жизни может быть очень невысокой, или ее вообще нет. Пройдут года, десятилетия, иногда столетия, и над всем будут поставлены нужные точки. Против бессмертного можно сплести заговор, убить его тело, но никогда не уничтожить его дух. Так было, например, с Пушкиным.

– Против Пушкина существовал заговор? – спросил хозяин.

– У вас есть сомнения?

– Его убил царь?

– Помилуйте! Зачем царю убивать человека, которого он крепко поддерживал? Берите выше!

– Они?..

– Точно! – подмигнул немецкий гость.

– Я так и думал. Жаль, что нет доказательств. У вас, наверное, тоже.

– Есть доказательства. Если обещаете хранить тайну… – тут Вернер оглянулся по сторонам, точно комната прослушивалась и просматривалась не одним десятком глаз. – Дело в том, что я лично был там. И слышал, как строился этот заговор.

«Да он сумасшедший! И, скорее всего, никакой не иностранец».

Первое настораживало, второе успокаивало. А Вернер, как ни в чем не бывало, продолжал:

– В тот день я спрятался в маленькой потайной комнате и видел всех их… На диване развалился… Впрочем, извините, я обещал некоторым людям не выдавать имен.

– Ваши сведения чрезвычайно интересны. Однако у меня есть кое-какие дела, так что…

– Бросьте! Нет на сегодня у вас никаких дел. Вы сдали статью и получили два дня отгула. «Кто ему рассказал?!»

– Никто мне не рассказывал. Я вообще терпеть не могу получать информацию через других. Ведь пересказывая историю, человек обязательно добавит что-то свое. Так уж он устроен. Поэтому – только сам! Своими ушами!

И он так едко ухмыльнулся, что Нашему Герою сделалось жутко до одурения. Возникло новое предположение по поводу того, кто в реальности его неожиданный гость, предположение настолько невероятное, что хозяин вторично чуть не лишился чувств. Глаза Ральфа Вернера – черный и зеленый – вдруг зажглись ярко-красными огоньками, ужалившими собеседника, так больно, что тот вскрикнул. Вернер изобразил на лице удивление, потом не без ехидства заметил:

– Вы чего-то или кого-то опасаетесь, дорогой друг? Неужели тех, кому уже давно служите?

– Кому я служу? – Наш Герой был так подавлен страхом, что не мог адекватно воспринимать слова гостя. Тот пояснил:

– Я имею в виду редакцию, начальство и прочее. Они вводят вас в определенные рамки и никогда не позволят выйти за них. А вы достойны колоссальных перспектив, ваш талант поднимается над всей этой нелепой людской суетой, обывательщиной. Короче, я хотел бы подкинуть вам идею удивительного романа. Необыкновенного романа, аналога которому в мировой истории, пожалуй, еще и не было.

– Благодарю, но… Нет, нет, простите.