Жизнь и судьба прапорщика русской армии

Сухомлинов заверил царя и Государственную Думу, что к летней кампании 1915 года все это будет. Отгрузка должна была начаться в марте 1915 года.

Но… на самом деле наша страна не получила ничего! Англия забрала этот заказ для нужд собственной армии. …Россию грубо и подло подставили!» (Шамборов В. Е. Пятая колонна Российской империи: от масонов до революционеров. М.: Алгоритм, 2016).

Подобные скандалы подрывали авторитет высшего руководства Военного министерства не только в глазах воюющих солдат и офицеров, а и среди граждан, обывателей, сотрясая общественное мнение и вызывая резко негативное отношение к власти вообще.

Но вернемся к событиям на Русско-Германском фронте.

Под деревней Горлицы, на участке прорыва немцы сосредоточили артиллерию, численно превосходившую русскую в шесть раз, а по тяжелым орудиям в сорок раз!!!

Положение русских армий усугубилось не только отсутствием снарядов, но и неправильной тактикой командования, которое вместо быстрого отвода частей на новые рубежи бросало их в безрезультатные и кровопролитные бои с превосходящими силами противника.

В результате немцы прорвали фронт, и русские войска были оттеснены на восток. Германцы отбили обратно Перемышль, а 22 июня 1915 года – Львов. Одновременно немцы перешли в наступление на Северном крыле Русского фронта, заняв морскую крепость Либаву.

На хуторе Базилевщина в это время шла страдная пора уборки сена и урожая хлебов. Работы было много, работа вся спешная. Большая семья, от мала до велика, трудилась очень тяжело и напряженно, от зари до позднего вечера. Уставали ужасно…

Как вспоминал позже Карп Игнатьевич: «Отец будил очень рано, когда было еще темно, и крайне тяжело было подниматься с постели: я не мог проснуться ото сна, а проснувшись, чувствовал во всем теле разбитость, усталость, боль в мышцах. Но, умывшись, поразмявшись, вдохнув свежий, бодрящий воздух, чувствовал живительную, приятную бодрость, силы восстанавливались, и я принимался за работу.

Работа до зари большей частью выражалась в том, что надо было накормить пораньше лошадей и волов для предстоящей их работы. До рассвета выводил их со двора, на лужок возле ставка, на хороший травостой. За какие-нибудь полтора-два часа лошади и волы наполняли свои желудки сочной, зеленой травой и к шести часам утра были уже готовы для работы.

Наставал день и начиналась работа: то возили и скирдовали сено, то косили жаткой рожь, озимую пшеницу и другие зерновые культуры, то пололи пропашные огородные культуры: картошку, свеклу, бахчу и прочее, пахали черные пары. Все нужно было выполнить в срок. Все спешно».

Старший брат Николай первый брался за работу, первый подставлял плечо младшему брату Карпу, когда тот очень уставал.

С раннего возраста Николай пас гусей, а став постарше – свиней. Николаше не хотелось их пасти, поэтому выгнав свиней в поле, он недолго их пас, а старался всякими способами припугнуть свиней, чтобы они бежали домой. Заканчивалось это тем, что мать выбегала из хаты, помогала Коленьке загнать свиней в хлев и говорила: «Пусть стервы стоят, коли не хотят пастись». Цель достигалась, Коленька был свободен.

Хуже было с рогатой скотиной, когда став старше, Николай пас скотину. Приходилось пасти сколько положено. Лишь в исключительные дни, когда стояла сильная жара, духота, можно было добиться того, чтобы коровы шли домой в хлев.

Но были дни, когда Николай Лоза с большой охотой шел пасти скотину. Это было после снятия сенокосов и уборки хлебов. На пастбище было настоящее раздолье.

Николай выводил волов и лошадей в поле еще затемно. Тихо в степи, тепло, все окутано мраком, звезды таинственно мигают с высоты. Но вот воздух свежел, начинал бледнеть на востоке горизонт, свод неба незаметно светлел, гасли звезды. Наступал рассвет. Занималась заря… Легкий утренний ветерок шелестел над степью.

С рассветом, все соседские пастухи собирались вместе, было много разговоров – Николаю страшно интересно было их слушать.

Живя на хуторе, работая от зари до зари на земле, Николай Лоза вплотную соприкасался с природой, с ее красотами и дарами.

Прохладное утро, жаркий, знойный полдень, благотворные вечера и чарующие ночи воспринимались Николаем с восхищением и радостью. Душа его наполнялась то утренней свежестью, то жаром солнца, звуками, запахами и каким-то острым, ощутимым упоением. Крепкому жилистому Николаю выполнявшаяся в поле работа не казалась утомительной. Легко было вязать снопы, а потом носить их в копны. Даже приятно было нести тугой, словно живой, сноп, шелестящий колосьями и потряхивающий ими.

В работе промелькнул июль…

…Как часто бывает, во второй половине летнего дня, незаметно с юга поднимались к небу облачка, с начала одно, потом другие, и как-то внезапно появлялось их целое стадо. Николаю и младшему брату Карпуше нравилось наблюдать эти бесконечно меняющиеся причудливые очертания облаков, тем более что с их появлением начинал навевать прохладный ветерок.

Николай Лоза в полной мере познал на себе изнурительный, тяжкий крестьянский труд, труд неблагодарный: во-первых, зависимый от капризов природы, во-вторых, продукция их крестьянского труда ценилась мало, ибо реализовав ее, семье едва хватало оплатить долги за землю и кое-что купить из обуви и одежды.

Действительно, если на рынке в Петербурге перед войной цена говядины составляла 58 копеек за килограмм, свинины – 51 копейку, десяток куриных яиц – 30 копеек, а буханка ржаного хлеба (800 грамм) стоила 6 копеек, то цены, по которым все это закупалось у крестьян, были существенно меньше. Поэтому о каких либо излишествах в семье Лозы и говорить не приходилось. Все время недостатки, нужда… Отсюда и пища в их семье была простая, однообразная, та которую можно быстро приготовить на целый день. Хлеб белый пшеничный ели только по воскресеньям и праздникам… Зато работы было в достатке: с досвита и до позднего вечера. Но как бы ни было тяжело, отец – Игнатий Лоза дал сыновьям городское образование, и старшему Николаю, и младшему Карпу.

В тяжелой работе быстро пролетал знойный день и наступал вечер…

Летние вечера особенно нравились Николаю Лозе. Теплые, тихие… Заходящее солнце освещало горизонт огненно-красным цветом. Розовые отсветы ложились на постройки усадьбы, верхушки деревьев и поля…

Николай любил наблюдать, как день таял в вечерних сумерках, а на востоке из-за деревьев показывалась луна – молчаливая, величавая. Словно от ее дыхания в воздухе начинало тянуть прохладой. Эта прохлада несла с собой волну теплого запаха трав и цветов… Голова Николая начинала кружиться от этих вечерних запахов…

Он часто спал во дворе на возу с сеном. Ему нравилось спать на открытом воздухе, в душистом сене, наслаждаясь ночной прохладой и чистым степным воздухом. Частенько он брал с собой и младшего Карпушу. Иногда они ночевали на сеновале.

Порой приходилось всю короткую ночь пасти лошадей. Лошади размеренно щипали траву, изредка пофыркивая, и по этим звукам Николай знал, где они находятся, а сам он любил лежать на пригорке, облокотившись головой на подставленную руку, и любоваться звездами, прислушиваясь к шорохам чудной, чарующей летней ночи…

Ночь окутывала степные просторы безмолвием, и словно большой черный полог нависал над полями, лугами, старыми вербами… Тишина…

Луна, постепенно светлея, поднималась все выше и выше, обливая землю серебристо-матовым светом. Николай и Карп во все глаза смотрели на небо, на Млечный Путь – «Казацкий шлях», как называли его в народе, но постепенно их глаза слипались, и они засыпали…

Коротка летняя ночь…

Вскоре становилось свежее, начинал тянуть ветерок и рассветало.

С рассветом, если не было росы, наступала пора косить жаткой самоскидкой рожь. Николаю нравилась эта работа. Солнце поднималось все выше. Неподвижное в безветрии, высокое, густое ржаное поле расстилалось перед ним, с поникшими от тяжести налитой ржи, колосьями. Приступали к работе. Ряд за рядом падали желтые, тяжелые стебли ржи, подталкиваемые крыльями жатки, а четвертое крыло, пригнувшись к площадке жатки, сбрасывало тучные снопы… Николай наблюдал, как младший брат Карпуша и сестры вязали эти снопы, откидывали их от поля ржи, освобождая место для прохождения жатки.

Но бывало налетал ветер, надвигалась туча… Начинали волноваться, шуметь колосья ржи, прижимаясь к земле. Николай понимал – будет гроза…

– Быстрее складывайте снопы в копны, – кричал он брату и сестрам.

Те бросались сносить и складывать в копны снопы ржи, чтобы их не промочил дождь. Работали спешно, бегом, чтобы успеть все скошенное сложить в копны.

Темная грозовая туча низко нависала над землей. Неожиданный порыв ветра поднимал пыль на дороге. Всем становилось очевидно – гроза не пройдет мимо!

Туча все ближе, ближе. Вот сверкнула молния, прогремел гром, и упали первые крупные капли, но Николай был доволен:

– Молодцы, успели уложить до дождя последние снопы!

Все, чертовски уставшие, бросались под копны, скрываясь от дождя. Шелестели по колосьям ржи капли, и шел дождь крапистый, редкий, потом все сгущеннее, и вот уж потоком полил ливень…

Николай крепко обнимал испуганного, вздрагивающего при сверкании молний и раскатах грома, брата Карпушу – сидя под копной ржи и любуясь сплошной стеной дождя.

…Гроза проходила. Радостно выглядывало солнце, небо вновь сияло синевой, воздух наполнялся запахом жнивы, земли и травы. Николай Лоза вдыхал его и не мог надышаться:

– Господи! Как хорошо жить!

Жатва прекращалась – мокро. Все шли домой. Дома тоже работы хватало каждому до позднего вечера. Перед вечером приходилось работать еще яростнее, стараясь успеть закончить порученное дело.

Не менее тяжелой и изнуряющей, чем работа в поле, была работа на ветряной мельнице. Тяжеленые мешки с мукой Николаю приходилось таскать на плечах и грузить на подводы. От такой работы жилы на его руках набухали, рубаха на груди и спине становилась мокрая. Пот, стекавший со лба, Николай стряхивал тыльной стороной ладони и продолжал работать. От напряжения на шее вздувалась и пульсировала синяя жилка…

Усталый, разбитый, после долгого трудового дня, шел Николай в хату. Но умывшись, вздохнув полной грудью благоухание свежей зелени и цветов, особенно ощутимые в вечерние часы, чувствовал себя легче и бодрее, и проделанная за день работа уже не казалась такой тяжкой.

В середине июля 1915 года наше командование приняло решение вывести армии из-под германского удара и войска отошли, оставив Польшу. Общий отход русской армии сопровождался исходом огромных масс населения – беженцев. Соратник Столыпина А. В. Кривошеин писал: «Из всех испытаний войны исход беженцев – самое серьезное и трудно лечимое. Болезни, печаль и нищета движутся вместе с беженцами на Россию. Они создают панику и уничтожают все, что осталось от порыва первых дней войны».

5 августа 1915 года на Восточном фронте германские войска взяли Варшаву. 26 августа оккупировали Брест-Литовск.

В этих ожесточенных боях особенно героическое сопротивление немцам оказали защитники маленькой крепости Осовец. Прикрывая проход из Прибалтики в Польшу, на стыке рек Нарев и Бобр, крепость Осовец не давала немцам начать окружение русских армий стягивавшихся к Висле.

Враг обрушил на крепость более 200 тысяч снарядов, в том числе и из гигантской пушки «Большая Берта».