Плакала Алла. Сборник рассказов

– Ну, что накаркал!.. – Упрекнул я себя и встал с кровати.

Я подошел к Даше и, погладив ее по волосам, сказал:

– Иди спать, а мы с ним сейчас по-мужски потолкуем…

Ребенок продолжал плакать, а я, взяв его на руки, спросил:

– Ты чего хандришь? Сухой, накормленный, что еще надо?

Даниил ничего не ответил, а только громко выпустил пузыри воздуха и смешно скривил рот. Я улыбнулся его гримасе, а он заплакал.

– Обожди, Даня. – Остановил я его. – Давай разберемся. Тебе сон плохой приснился, и ты испугался? Тебе страшно? Так ты скажи.

Сын открыл глаза и, освободив свою руку, протянул ее мне.

– Вот и тебе моя рука. – Сказал я и дал ему свой палец.

Он зажал его в своем кулачке, а я продолжал разговор.

– Ты не бойся, все будет хорошо! – Заверял я сына. – В жизни так бывает, по началу боязно, потом привыкаешь. Ты думаешь, что я не боялся? Боялся – еще, как боялся. И темноты боялся, и без мамы оставаться боялся, и волков тоже боялся. А сейчас ничего, наладилось…

Сын потихоньку засыпал у меня на руках, а я продолжал тему:

– Ты, Даня, стоишь на пороге жизни, а я на ее краю. И поверь, мне тоже страшно. Это нормальное явление, сынок. Страх – это не трусость и стыдиться здесь нечего. Страх – как огонь, будешь держать его под контролем – он тебя согреет, выпустишь – он тебя сожжет! Я скажу тебе больше. Страх – это друг эксклюзивных людей, – философски заключил я и спросил. – Знаешь почему? Потому что еще Аристотель говорил: «Для того чтобы испытать страх, человек должен испытывать некоторую надежду на спасение того, за что он тревожится; доказательством тому служит то, что страх заставляет людей размышлять, между тем как о безнадежном никто и никогда не размышляет».

– Ты все понял, сынок? – Спросил я, а на кровати захныкала жена:

– Витя, мне страшный сон приснился, иди ко мне.

Через полчаса все уже сладко спали, а я, прислушиваясь к шуму дождя, все еще философствовал о немаловажных качествах человека.

– Нет, я не обманул сына, – когда говорил, что трусость и страх – это две большие разницы. И если страху можно было подобрать синонимы, как – опаска или тревога, то с трусостью этого проделать не получалось. Даже сам Христос говорил: «Что трусость – большой грех».

Я вспомнил, как в детстве проверял себя на трусость, придумывая себе страшные испытания. Это были и ночные походы на кладбище, и прыжки в воду с высокой скалы, и лазанье через трубу, и подъем по пожарной лестнице на крышу многоэтажного дома.

– Да-а! – Ухмыльнулся я своим приключениям и вдруг вспомнил еще один немаловажный случай из своего далекого детства.

Когда-то давно, когда я был подростком, я решил перепрыгнуть с крыши одного дома на другую. Здания стояли рядом, и расстояние казалось мне небольшим. Но пятнадцать метров для прыжка мальчишки было все-таки многовато. Я не оставлял своей задумки и часто, сидя во дворе, посматривал на крыши этих двух домов, пытаясь рассчитать траекторию полета. Один из них был пятиэтажный, другой на этаж меньше и парабола прыжка соответствовала удачному завершению.

Навязчивая идея не давала мне покоя, и я решился на прыжок.

Рано утром, когда мои родители ушли на работу, я был готов осуществить задуманное. Я надел спортивную обувь, легкое трико, и через пять минут стоял на крыше пятиэтажки. Страха не было, как не было уверенности на успешный перелет. Зачем я рисковал своей жизнью, решившись на прыжок? Тогда я не думал. Об этом я вспомнил тогда, когда заметил, что не долетаю до крыши и падаю в бездну…

Мной охватил ужас и передо мной в одно мгновение пролетела вся картина моей недолгой жизни, финалом которой становился этот глупый и никому не нужный прыжок. Я видел себя со стороны, я замечал какими ошибочными были мои расчеты. И наконец я видел, что погибаю, став заложником своей навязчивой идеи…

Не долетев до крыши полметра, я заметил, как вдруг невидимая сила, нарушая все законы физики, подтолкнула меня к верху, и я уцепился за край ее кровли. Я наблюдал со стороны, как трудно было мне подняться на нее, как бесполезно я махал ногами, ища опоры, как скользили мои руки по ее гладкой поверхности. Мне не хватало духа, и я метнулся себе на помощь. Вместе мы справились с препятствием, и я уже скоро лежал на крыше и благодарил Небо. Этот случай я запомнил на всю жизнь. И если бы это случилось не со мной, я никогда бы не поверил в такое. Теперь, спустя время, я мог дать объяснения этому чуду. Все в нашей жизни далеко неслучайно и тому подтверждением стал мой случай. От страха неминуемой смерти моя душа выскочила из тела, чтобы зафиксировать всемогущество Бога, который не позволил случиться тому, чему еще не пришел срок…

– Так, что задумайтесь, люди, когда вас спасает счастливый случай, а случай ли это? – Вслух заключил я, а жена во сне прошептала:

– Это просто чудо!..

Лунная дорожка

(рассказ)

Моя теща умерла утром, когда лучи солнца заглянули в ее маленькую спальню. Умерла тихо, будто уснула. Вместо прощания она тяжело вздохнула и, закрыв глаза, оставила наш бренный мир.

Я приехал домой, когда ее тело грузили в спецмашину, чтобы отвезти в морг. Я виновато вздохнул, а меня встретила заплаканная жена и потерянный взгляд тестя. И хотя мы все знали исход болезни Анны Ивановны, для нас все равно это стало неожиданным ударом.

Теща долго болела, а после второго инсульта два года лежала в постели парализованной. Помимо неизлечимого недуга у нее приключилась еще и гангрена, которая приносила ей невыносимые страдания.

– Невыносимые – это про нас смертных, – ухмыльнулся я, – а для нее, это было очередной болевой точкой в арсенале ее заболеваний.

Мне частенько приходилось быть с ней рядом.

Я, то делал ей укол, то массировал ее мертвое тело, а больше я слушал истории из ее непростой и тяжелой жизни. Я проникся большим уважением к этой мужественной и сильной женщине. В своей жизни мне приходилось видеть, как молодые мужики плакали от боли. Здесь же, Анна Ивановна не то что заплакать, она даже боялась простонать, когда ее строгий супруг ложился отдыхать после обеда.

Но больше всего меня поражало в ней то, что, будучи безнадежно больным человеком, она мечтала. В своих мечтах она не видела себя здоровой и красивой женщиной. Она мечтала, что когда-нибудь сможет прогуляться босой по утренней росе и встретить рассвет.

Кто-то, наверное, ухмыльнется ее желаниям, а кто-то осудит.

«В твоем ли положении мечтать об этом?» – Подумает первый.

«Нереально в твоем случаи!» – Жестоко подметит второй.

Я же не мог с ними согласиться, потому что считал, что мечта должна быть непременно такой большой, чтобы казалась не реальной. А маленькая и вполне реальная – это просто планы на будущее…

Через три дня мы похоронили Анну Ивановну, а через девять дней она появилась у нас дома. Это случилось ночью, когда мы с женой легли спать. За окном светила луна и ее свет, минуя легкую занавеску, хорошо освещал нашу спальню. Тень от ветки сирени гуляла по стене, а потом вдруг ее сменила фигура человека и в окно постучали.

Мы вздрогнули и переглянулись. Стук повторился, а тень вдруг исчезла со стены. Я соскочил с кровати и выглянул в окно. Яркая луна освещала округу и дорогу у нашего дома. Никого я не обнаружил под окном и никого не заметил на улице. Было тихо, а я удивился необычному свету луны, который спускался с небес, обходя круглые облака.

– Надо же как дорога, – удивился я. – Ну, прямо лунная дорожка.

Я лег в кровать, а на чердаке дома, послышались чьи-то шаги. Жена испуганно посмотрела на меня, а я, прижимая палец к ее губам, призывал к тишине. Мы молчали и поглядывали друг на друга, а наверху кто-то переставлял коробки и гремел старой посудой.

– Он что-то ищет, – тихо сказала жена.

– А может это она?

Вскоре шум прекратился, и мы услышали, как кто-то проследовал к выходу. Потом скрипнула дверь чердака, и во дворе завыла собака. В стекло ударила ветка, а на стене появилась тень человека.

Я вздрогнул, а жена испуганно прошептала:

– Это мама!..

Я посмотрел за окно и успел заметить, как женщина в светлом плаще, покидала палисадник. Мы прильнули к окну и увидели, как Анна Ивановна быстро прошла по тротуару и вышла на большую дорогу. На повороте, где кончалось электрическое освещение, лунный свет перехватил эстафету, и она на ходу помахала нам рукой.

Мы смотрели на нее, как завороженные, а за окном вдруг подул ветер и закачал ветки сирени. Тучи на небе оживились и перекрывая полное свечения луны, образовали узкую серебристую дорожку. Под напором ветра она прогибалась, но изгибаясь, как лента, обходила все неровности на своем пути и уходила дальше за облака.