Плакала Алла. Сборник рассказов

Не получив ответа, я впадал в размышления, которые мне предавали силы, чтобы справляться с невыносимыми страданиями. Меня мучило удушье, болели суставы, у меня разрывалась душа и болело сердце. Но я не сетовал на судьбу, и любую новую боль, которая появлялась каждую минуту, принимал как должное.

Здесь Митяй замолчал, а я, сгорая от любопытства, спросил:

– А что было дальше? Как ты выбрался из своего заточения?

Отхлебнув с миски воды, он продолжил:

– Не знаю сколько я просидел в своей темнице, но я уже не просил смерти и не просил пощады. Меня уже не беспокоила боль, не мешала теснота и я ждал развязки, мысленно разговаривая с Богом.

– Но вот однажды, – продолжал Митяй, – я услышал голоса людей и возню за стенкой колокола. Кто-то царапался и стучал снаружи. Я не придал этому значения, но вскоре заметил, как у кромки колокола стал пробиваться свет. Кто-то шел мне на помощь, делая подкоп. Я не дернулся и не отозвался, когда голос спасателя прозвучал совсем рядом. Отверстие у основания колокола увеличилось, а голоса людей становились громче и разборчивее. Когда свежий воздух ворвался в мою тюрьму, голова моя закружилась, а я потерял сознание.

Очнулся я в небольшой избе на кровати.

Солнечный свет слепил мне глаза, и я не сразу разглядел лицо женщины, сидевшей у моего изголовья. Сиделкой оказалась девочка лет пятнадцати. Звали ее Анной, и она была рада моему пробуждению. На мой вопрос где я нахожусь? Она ответила длинным рассказом обо мне и моей печальной истории. Мы подружились и вскоре свободно разговаривали на все интересующие нас темы. Она догадывалась кто я, но не хотела затевать эту тему, уходя от моих вопросов.

И вот однажды, когда я стал самостоятельно передвигаться по избе, к нам пришли местные мужики. Один из них признал во мне разбойника, который убил его брата. Они, недолго думая, приговорили меня к смерти. Кто-то советовал заколоть меня вилами, кто-то зарубить топором, а кто-то предлагал отвести меня к воеводе на суд. Пошумев, они ушли, пообещав мне скорую расправу. Я не испугался, а подошел к окошку и увидел огромное небо с белыми облаками. Они походили на больших птиц, проплывающих по голубой глади неба.

– Какое голубое! – Подметил я.

Я вдруг заметил, что под окном росла белая береза, а по соседству расположился большой куст боярышника. Он тянулся к дереву, касаясь его листвы своими красными плодами. Где-то совсем рядом просвистел клест, а на верхушке березы запел свою песню скворец.

– Как же я раньше этого не замечал? – Ухмыльнулся я.

Я прислушался к пению птиц, а услышал громкое всхлипывание.

У икон плакала Аннушка. Я подошел к ней и положил свою здоровую руку ей на плечо. Она вздрогнула, и, перекрестившись, продолжала усердно молиться. Я взглянул на образа и заметил, как несколько пар глаз посмотрели на меня. Среди ликов святых я увидел Бога. Он смотрел на меня своими голубыми глазами, и я невольно произнес:

– Надо же, голубые как небо!..

– Они тебя убьют, я их знаю. – Услышал я голос Аннушки.

– На все Божья воля. – Ответил я и трижды перекрестился.

Я вдруг вспомнил слова старого китайца: «Господь тебе оставил правую руку для крестного знамения, а не для того, чтобы ты, размахивая саблей лишал людей жизни!» Я посмотрел на свою правую руку и вспомнил лицо доброго китайца. Узкие глаза, смешная бородка и тихая размеренная речь с голосом ребенка. Я стал вспоминать притчу Иисуса Христа о заблудшей овце, рассказанной мне Дзинем, но мои размышления прервал встревоженный голос Аннушки.

– Сегодня ночью я тебя выведу из крепости. Я не оставлю тебя!

Сколько добра и сострадания было в этом маленьком человеке…

Митяй встал на ноги и стал оправдываться:

– Совсем ноги затекли, я сейчас продолжу.

Он потоптался на месте и облокотившись на клюку, продолжил:

– Аннушка, как и обещала, вывела меня из крепости и проводила до самого леса. Утром мы уже были в безопасности, и я узнал, что она покинула свой дом, чтобы уйти монастырь. Я пошел с ней, не желая больше возвращаться к ненавистному прошлому.

* * *

Мы шли долго и, хотя путь был нелегким, нам было хорошо вдвоем. За все это время, проведенное с Аннушкой, я сильно привязался к ней. Я замечал, что мои отношения к ней были чем-то большим, чем привязанность, уж очень трепетно и нежно я думал о ней. Я восхищался, и с таким умилением смотрел на нее, что на глазах наворачивались слезы. Рядом с ней мне было так хорошо, что я забывал о всех своих жизненных передрягах. Мне хотелось жить и радоваться каждому дню, проведенному рядом с ней. Иногда я даже пугался своих чувств и тайно благодарил Бога за подаренное мне чудо.

Но вдруг все закончилось и рухнуло в один миг. Аннушка умерла.

– Как умерла? – Воскликнула Даша.

Митяй не ответил, и мы заметили, как его глаза заблестели от слез.

– Накануне, – продолжил Митяй, – когда мы переходили безобидное болотце, я провалился в яму. Освободиться самому не удавалось и на помощь пришла Анна. Битых два часа мы барахтались в этом болоте, прежде чем выбрались на сушу. Только к вечеру мы развели костер и только к ночи мы смогли обсохнуть и согреться у огня.

Утром у меня начался жар. Все мое тело ломало и горело огнем. Аннушка крепилась и, скрывая свое недомогание помогала мне. Ночью у меня началась агония, и я просил смерти. Напуганная девочка, перенося свою боль, продолжала меня лечить. Она прикладывала мне примочки, читала молитвы и все время просила меня не умирать.

– Как же я без тебя? Я не хочу без тебя! – Причитала она.

Митяй замолчал, но вскоре, проглотив слезу, продолжил:

– Утром я проснулся от яркого света. Солнечные лучи слепили мне глаза, а на моей груди лежала головушка Анны. Я осторожно вытащил свою занемевшую руку и прикоснулся к ее щеке. Она была холодная как лед. Я испугался и стал целовать ее холодные губы. Я прижимал ее к себе, но ничто не могло вернуть ее к жизни. Она умерла.

Здесь Митяй не выдержал и зарыдал. Слезы крупными каплями вытекали из его глаз. Он всхлипывал и неуклюже смахивал их своей единственной рукой. У меня тоже к горлу подкатил комок, а Даша заплакала. Наступила большая пауза. Каждый из нас думал о своем. Я, тронутый рассказом Митяя растревожился о Даше, а она в свою очередь, испуганно смотрела на меня своими влажными глазами.

Луна была высоко, и освещала наше скромное пристанище. Где-то недалеко прокричал филин, а в костре громко затрещали дрова.

Нарушив молчание, Митяй заговорил:

– Три дня я пролежал рядом с ней. Я не мог понять, почему не я – убогий калека и большой грешник, а эта безгрешная девочка, так рано покинула этот мир? Почему так распорядился Бог? Ответ не заставил себя долго ждать, и я понял. Смерть забрала у меня самое дорогое, что было у меня в этой жизни, забрала то единственное ради чего мы все живем. Что бы я на себе испытал утрату. Она забрала у меня любовь и надежду. Не спросив меня, она в одно мгновение лишила меня всего!..

Митяй ухмыльнулся и с непонятной улыбкой добавил:

– Только она косой, а я шашкой!..

Мы переглянулись, а он, тяжело вздохнув, продолжил:

– Я не похоронил Аннушку в лесу. Я не мог бросить ее одну в тайге и отдать ее юное тело земле без ритуала. Я решил выполнить ее последнее желание и, соорудив носилки, доставил в монастырь.

Строгая игуменья Серафима, выслушав меня, забрала Аннушку и сестры, соблюдая обряд погребения, похоронили ее на монастырском кладбище. Сорок дней я пробыл в монастыре. Я работал на скотном дворе, косил сено и делал всю работу, которая была мне под силу.

Там я познакомился со старцем Алексием. Он был слепым и уже не вставал с кровати. Монашки досматривали немощного и полуживого старца, отдавая ему дань своего уважения.

– Он был мучеником и пострадал за веру, – рассказывала мне игуменья Серафима. – Всю свою жизнь, он проповедовал православие и Бога нашего Иисуса Христа. Прославляя веру, он ходил по деревням и селам, минуя сотни верст. Он заходил в города и воеводства, но однажды в лесу он наткнулся на стан разбойников. Его приняли как блаженного и приютили у себя в лагере. Алексий не испугался и начал свою проповедь, призывая людей к миру и любви. Уже очень скоро многие из разбойников, слушая старца, стали задумываться о своей грешной жизни. Многие из них, осознав свое падение, стали уходить из шайки. Разбойникам это очень не понравилось, и они жестоко расправились с Алексием. Они избили старика, засыпали ему глаза известью, вырезали язык и, покалеченного, бросили умирать в болото.

Как старец выжил никто не знал. В монастырь Алексия привез мужик с обозом, подобравший его на тракте. Игуменья Серафима приняла старца, узнав в нем проповедника Алексия. Так он и остался в монастыре под покровительством игуменьи и добрых сестер. К нему и отвела меня Серафима, чтобы я поведал ему свою историю.

Целый день я провел со старцем, рассказывая ему свою жизнь. Алексий молчал и только изредка вздыхая, открывал рот, пытаясь что-то сказать. Уже к вечеру, когда колокол стать созывать на вечернюю службу, он положил мне на колено свою худощавую руку и открыл больные глаза. Его пальцы скрестились в двуперстие, а ладонь трижды дернулась у меня на коленях. Я понял, что лишенный сил Алексий, таким образом благословил меня на дальнейшую жизнь.

Свой разговор я пересказал игуменье и она, желая мне помочь, предложила идти к преподобному старцу Варлааму, в леса под Тобольском. Она уверяла меня, что именно там, рядом с ним, я смогу обрести покой и утешение. Так я и сделал, и отправился в дорогу. Но путь оказался для меня слишком тяжелым и поэтому я застрял здесь, на полпути до заданной цели. Старые раны мешали мне продвигаться, но я мысленно уже беседовал со старцем Варлаамом…

На следующий день мы расстались с Митяем и продолжили путь к племени хантов. Каждый из нас истолковывал историю Митяя по-своему, и каждый находил в его рассказе главное для всех нас…

Красавица и чудовище